Дичембре метнулась в сторону, колени дрожали.
– Я правда не знаю, о чём ты.
– Мехи, – прозвучал голос Корвина откуда-то издалека. – Где мехи?
Лампы гасли одна за другой: чёрное пятно, сжимаясь, перепрыгивало из плафона в плафон, отскакивало от потухшего фитиля и неслось дальше. Огонь в печи всё ещё горел, но воздух снова стал ледяным.
– Перестань! – взмолилась Дичембре. – Ты меня пугаешь!
– Мехи, – повторило пятно, подлетев к ней. Подскочило, вытянулось, закружило вокруг всё быстрее и быстрее, посыпая пол пеплом, дёргая Дичембре то за волосы, то за юбку, оплетая руки и ноги.
– Умоляю, перестань! – завизжала Дичембре. Горло забило сажей, дышать было нечем.
Вихрь разомкнулся, взлетел выше, потом снова опустился и обхватил её, как скорлупа орех.
– Они в шкафу, в сундуке! – крикнула Дичембре и, раздвигая дым руками, в слезах бросилась прочь из комнаты, вниз по лестнице, к выходу.
Свежий вечерний воздух не смог её успокоить. Тело била дрожь, сердце так и выскакивало из груди.
– Добрый вечер, мисс Дичембре! – раздался голос за спиной. – Вы что, уже покидаете нас? Так быстро?
В трубке
Мистер Лунро сидел на деревянной скамейке в центре террасы. Его вытянутая фигура сливалась с оплетавшими фасад виноградными лозами. Засохшие листья покрывали стены и окна дома, хотя к этому времени года ветер давно должен был сорвать их с ветвей, разметать по двору и покрыть инеем.
– Ой, мистер Лунро, вы меня напугали!
– Странно. Я не собирался никого пугать.
Мистер Лунро жевал погасшую трубку и смотрел, как солнце садится за горизонт. В закатном свете ели за кованой решёткой забора горели как факелы.
Дичембре вздрогнула. Она снова вспомнила огонь в печи, дым от брюк Корвина, испаряющуюся кудрявую шевелюру.
– Ваш сын исчез, – проговорила она. Сердце бешено колотилось.
Мистер Лунро спокойно перевёл взгляд на Дичембре:
– Уверен, он где-то в доме, поищите получше. В чайнике смотрели?
– В чайнике?
– Ну да. Или в кастрюле: он обожает тушёного кролика.
Дичембре было не до шуток. Она всё ещё ощущала едкий запах дыма, слышала шипение гаснущих свечей и пронзительное эхо голоса Корвина, звеневшее в абажуре.
– Он исчез, – повторила она, – рассеялся, испарился. Превратился в дым и скрылся в печи.
Мистер Лунро вынул трубку изо рта, выпустил облачко дыма. Дичембре готова была поклясться, что ещё мгновение назад трубка не горела.
– Я понял, спасибо, что предупредили. А теперь можете вернуться наверх.
– Н-но…
– Можете вернуться и собрать свои вещи. Вы уволены, мисс Дичембре.
Уволена? Неужели опять?
– Я не понимаю, – произнесла Дичембре, опершись на старые облупившиеся перила. Лепестки краски осыпа́лись с них, как пепел.
– Вы потеряли из виду моего сына. Вы оставили его одного в печи. «Никогда не терять ребёнка из виду» – вот первое правило няни.
Мистер Лунро достал из кармана пиджака часы на цепочке, открыл крышку, постучал пальцем по круглому циферблату.
– Вот и новый рекорд для вашего резюме. Тридцать семь минут – няня сына Чёрного Человека.
Дичембре замерла, точнее, попыталась замереть. Ноги подкашивались: казалось, терраса качается под ними, как плот на волнах.
– Что вы сказали?
Мистер Лунро снова вынул трубку изо рта, выпустил ещё одно облачко дыма. Дичембре по-прежнему не видела красного сияния в трубке. Сомнений не было: трубка действительно не горела.
– Объявление в «Вечернем Кошмаре» было яснее ясного, ни единого туманного или дымного слова, – искренне рассмеялся мистер Лунро.
Мисс Дичембре всё ещё было совсем не до смеха. Она торопливо рылась в карманах юбки в поисках обрывка газеты.
– Не может быть! – бормотала она, пока вытаскивала и аккуратно разворачивала листок.
«Требуется няня для сына Ч».
Палочка у «Ч» была оторвана – не буква, а чернильный крючок, подцепивший кусок грязи.
Она сняла этот клочок газеты с подошвы клиента несколько дней назад, когда ещё чистила обувь на перекрёстке Фоскор-стрит и бульвара Бора – несуществующей улицы, которая на самом деле была лишь изображением на стене дома. В тот же день Дичембре уволили, и она решила, что это судьба и ей наконец улыбнулась удача. Теперь она не была в этом уверена, мысленно дополняя текст недостающими словами: «Требуется няня для сына Чёрного Человека».
Тем временем сам Чёрный Человек, мистер Лунро, сидел на фоне вьющегося винограда и с любопытством смотрел на неё. Дичембре не могла пошевелиться, каблук одного ботинка указывал на ворота, мысок другого замер между досок настила террасы.
Мужчина махнул рукой – и его пальцы превратились в дым. Они потянулись к деревянным перилам, обволокли резной рисунок на колоннах и выхватили клочок бумаги, который Дичембре только что крепко сжимала пальцами.
– А-а-а-а! – Дичембре вздрогнула, отскочила к лестнице, начала спускаться, но на нижней ступеньке споткнулась, запуталась в юбке и развязанных шнурках ботинок и упала на спину.
Девушка поползла к воротам, цепляясь руками за рыхлую, поросшую дикой травой землю и изо всех сил отталкиваясь ногами, в ужасе, которого не испытывала никогда в жизни. Не считая недавнего момента, когда рассеявшийся Корвин кричал на неё из чёрного вихря пепла.
– Да полно вам, мисс Дичембре! – Мистер Лунро пролетел через террасу, лужайку и изящно приземлился прямо перед ней. – Не бойтесь, я же не на работе.
– Чёрный Человек, – пробормотала Дичембре, обхватила голову руками и свернулась калачиком в траве.
– Поверьте, мисс, я не злодей. И мне совсем не нравится то, что я делаю.
После этих слов Дичембре слегка приоткрыла лицо.
– Так зачем же тогда делаете? – спросила она чуть слышно.
– Затем, что это моя работа, – вздохнул мистер Лунро, – другой я не обучен.
Мужчина протянул ей руку, чтобы помочь подняться. Дичембре внимательно осмотрела её: жёсткая, погрубевшая от возраста кожа была покрыта мягкими седыми волосками, топорщившимися на костяшках. Рука была тёплая, но не раскалённая. Дичембре ухватилась за неё и встала.
– Так вот в чём дело… Значит, произошло недоразумение, – заключил мистер Лунро и вернул Дичембре смятый обрывок «Вечернего Кошмара».
Теперь они оба сидели на деревянной скамейке в середине террасы. Дичембре примостилась на краю, подальше от мистера Лунро. Она смотрела вниз, крепко сжатые кулаки лежали на коленях.
– Надеюсь, вы хотя бы успели попробовать фирменные корзиночки Нидии, ну то есть мисс Малхони. Они восхитительны! – сказал мистер Лунро, поглаживая усы.
Дичембре вздохнула: нет, она не успела откусить ни кусочка. Надо бы радоваться, что она покинет имение Лунро в целости и сохранности, но из головы никак не выходило, что на дворе зима, а у неё ни работы, ни жилья. Как же ей хотелось хоть одну ночь поспать на той мягкой кровати!
– Моя работа ничем не отличается от других! – воскликнул мистер Лунро, оторвав Дичембре от её мыслей. Он не смотрел на неё, снова вглядываясь в горящие деревья на горизонте. – Это ремесло передаётся в нашей семье из поколения в поколение. «В жизни каждого должен быть огромный страх, страх, по сравнению с которым все другие страхи кажутся пустяком», – говорил мне мой отец. А ему – его отец.
Мистер Лунро замолчал ненадолго, пожевал свою трубку, выпустил облачко дыма и продолжил:
– Я никому не причиняю вреда. Это как в цирке, вы должны понять. Я просто устраиваю представление: хлопаю дверями, пускаю тени по стенам. Только в цирке дети аплодируют, а на моих представлениях кричат. Некоторые прячутся под одеяло, некоторые убегают в постель к родителям или старшим братьям и сёстрам. Некоторые дети зажигают свечи, другие поют, чтобы заглушить страх, третьи бормочут: «Это всего лишь сон», «Сейчас всё пройдёт» или – моё любимое – «Чёрного Человека не существует».
Ещё одна пауза, ещё одно облачко дыма.
– Главное – они что-то да делают и сами или с небольшой помощью преодолевают страх. А тот, кто в детстве победит страх перед Чёрным Человеком, одолеет и все другие страхи, когда вырастет. Ну что, по-прежнему считаете меня монстром?
Дичембре потрясённо помотала головой. Она слышала страшилки о Чёрном Человеке, но это были… всего лишь страшилки. А теперь она не могла не верить в то, что увидела и испытала в этот день, забыть, как дыхание перехватило от золы, и то ощущение, будто она тонет в мутном озере. Она привыкла к всевозможным трюкам и фокусам, но превращение Корвина – это было совсем другое.
– Мне… мне жаль, я не должна была так реагировать.
– Не волнуйтесь! Это обычное дело, – успокоил её мистер Лунро. – Няни, которых присылает агентство, знают, куда идут, и всё равно, когда Корвин превращается, с визгом убегают без оглядки и потом даже за вещами не возвращаются.
Так вот откуда в комнате столько женской одежды, шляп и косметики. Осталась только одна загадка: почему на сундуке с печными приспособлениями было выгравировано имя Дичембре.
– А к-как моё имя оказалось на сундуке? – отважилась она.
Мистер Лунро поднял бровь.
– Ну, вы были единственной, кто откликнулся на объявление в газете. Думаю, остальные решили, что это шутка.
Ответ немного разочаровал мисс Дичембре.
– Понятно. Значит, поэтому вы меня и взяли на работу.
– Не совсем. – Мистер Лунро обхватил колено, скрестил пальцы рук, наклонил голову набок и улыбнулся. – Я взял вас, потому что вы меня удивили, – произнёс он, и его улыбка превратилась в смех, а смех – в глубокое многоголосое эхо. – Видите ли, мисс Дичембре, мой ребёнок необычный, и он нуждается в необычном уходе. Кажется, только вчера я баюкал его в чаше этой трубки…
Вместо того чтобы умилиться, Дичембре содрогнулась. Она представила белое, с крошечными красными глазками личико малыша Корвина, усыпанное пеплом, как сыр чёрным перцем.
– Корвин развит не по годам. В его возрасте мне с трудом удавалось рассеять руку и заставить дымиться кончики волос. – С этими словами мистер Лунро потрепал пальцами свою уже седую шевелюру. – Но он пока не владеет своей силой. Я боюсь, что если он превратится слишком надолго, задержится где-нибудь в печи или зажжённом камине, то уже не сможет вернуть свой нормальный облик.