Он наполнил бокал и протянул ей.
– Итак, просто для сведения: я вовсе не собираюсь тебя насиловать.
Лиза все выпила залпом и, нырнув в бассейн, стала уплывать от него к дальнему бортику. Аркадий допил свой и нырнул следом за ней, правда подняв куда больше брызг. Несмотря на свою полноту, плавал он хорошо и догнал беглянку в два счета. Некоторое время он просто плыл рядом, а потом решительно сгреб ее в охапку и поцеловал, исследуя языком ее рот, а пальцем осторожно провел по соску. И вдруг от этого все скрутило внизу живота. И да, Лиза уже хотела его. Как? Почему? Думать она была сейчас неспособна. Теперь Аркадий казался загадочным и таинственным. Странно притягательным в своем уродстве. Ну неужели это шампанское так действует? От него пахло дорогим дезодорантом, большими деньгами и властью. А запах власти всегда сводил Лизу с ума.
Шумилов понял все мгновенно и тут же продолжил, умело действуя губами и языком, стремясь во что бы то ни стало закрепить успех. Лиза исподтишка наблюдала за ним сквозь опущенные ресницы. Страшный, невероятно толстый, как борец суммо. И вместе с тем он нравился ей, и больше не имело смысла это скрывать. Вот как… как он это делает? Все-таки в этой сказке про красавицу и чудовище определенно что-то есть…
У Аркадия были удивительно нежные пальцы, Лиза извивалась и дергалась, постанывая от удовольствия в его руках. И вот он оказался сверху, прижимая ее мягким животом к бортику бассейна, и Лиза ощутила всю силу его желания. О… Вот этого момента она и боялась, мысленно представляя себе близость с Аркадием, – казалось, что огромный Шумилов просто раздавит ее. Несмотря на внешнюю неуклюжесть, его движения были легки и непринужденны, он владел своим телом полностью.
Аркадий и не подумал потушить свет – он хотел, чтобы Лиза видела и принимала его таким, каков он есть. И в свою очередь изучал языком и губами каждый миллиметр ее тела.
– А это что? – вдруг спросил Шумилов, заметив шрам у нее на лобке, под треугольником темно-рыжих кудрявых причин. Шрам. Шрам, оставшийся с той ночи, когда граф Николя вставил внутрь нее бутылку и разбил. Большинство царапин прошли, а одна оказалась слишком глубокой, чтобы зажить без следа.
– Я не хочу сейчас об этом говорить. Был один человек, он… любил жесткий секс.
– Но… я надеюсь, это было по взаимному согласию?
У Аркадия был такой вид, будто, скажи она правду, он немедленно бросится во Францию наказывать обидчика. Вот только… виноватых тут нет. Она заключила тогда с графом сделку – осознанно и добровольно. Наказывать Николя просто не за что – можно сказать, он купил себе спортивную машину. Ну да, обращался с ней не слишком хорошо, сразу побил и помял. Ну, так на то он и хозяин. А потом просто продал и забыл. Ну так и в чем он виноват?
Лиза могла винить только себя – в то время она плохо представляла оборотную сторону эскорта, была полна иллюзий, что красивый и богатый английский аристократ как рыцарь в сияющих доспехах вдруг влюбится в нее и увезет в счастливое будущее. Граф же ни о чем таком не помышлял изначально. Ему нужен был только секс. Жесткий секс и ничего больше.
Она вдруг представила себе Николя – обнаженного, в белом кожаном кресле, с бокалом виски в холеной аристократической руке, возбужденного, наблюдающего, как Лизу насилуют двое его приятелей.
Она зажмурилась, стремясь прогнать этот образ. Лиза не любила вспоминать о графе. И тем более – говорить о нем.
– Да, конечно, конечно добровольно. Мы… давно мирно расстались. Не стоит это ворошить.
– Похоже, у тебя немало секретов, моя малышка… – задумчиво проговорил Шумилов и вновь поцеловал Лизу, проникая языком сквозь ее зубы, давая понять, что разговоры окончены.
Экстаз, будто электрический ток, пронзил его тело, отдаваясь в паху и пробуждая жгучее желание.
Потом она снова пила шампанское, сидя у бассейна. Лиза чувствовала, что между ними возникла какая-то странная сила притяжения. Аркадий старательно вытирал ее белым махровым полотенцем. Так бережно и нежно, будто она была новорожденным ребенком.
– Ты думаешь, что из-за моей комплекции нам придется все время заниматься этим в воде? – он провел пальцем по ее скуле, взял за подбородок и приподнял его вверх, чтобы заглянуть в глаза. Лиза поняла, что этот вопрос куда глубже и значительней, чем кажется. Ему было действительно важно, что она испытывает. Прежних ее любовников это не особенно волновало.
Точно вдруг испугавшись ответа, он впился ей в губы, и от этого поцелуя свело все внутри.
– Я думаю, что у меня давно уже не было такого хорошего секса, – сказала Лиза и ничуть не лукавила.
Он подхватил ее на руки и понес по коридору в ту самую белоснежную комнату, в которой она проснулась неделю назад.
Утром они пили кофе втроем и много смеялись. Выяснилось, что трезвый Константинов мало чем отличается от пьяного. Он был чудаком, совершенно непредсказуемым в общении, рассказывал, что много жил в Тибете и учился у местных монахов. И что сейчас встречается с пожилой балериной, которая на тридцать лет его старше, да к тому же замужем. Что из этого правда, а что – плод его воображения, разобраться сразу было невозможно.
Лиза слушала вполуха. Она во все глаза смотрела на Аркадия. Смотрела так, будто видела впервые. Его чуть всклокоченные волосы, покрывшееся легкой щетиной лицо, большие сильные руки. Странно, но сейчас Шумилов казался ей почти красивым. И все, чего она хотела в этот момент, – чтобы Аркадий сгреб ее в охапку и унес за закрытые двери своей спальни, где она снова оказалась бы в его власти, чувствуя прерывистое дыхание и изнывая от желания от прикосновения его обнаженного тела к своему.
– Я вижу ваше будущее, – внезапно заявил Григорий, и на фоне всего рассказанного им ранее, это Лизу уже не удивило.
– Интересно! – хмыкнул Аркадий. – Мое или Лизы?
– Ваше будущее, – повторил Константинов. – Вижу полноценную семью. У вас трое детей будет.
И хоть это заявление вряд ли можно было считать серьезным пророчеством, Лиза отметила, что Аркадий не рассмеялся, а стал слегка задумчивым.
Неужели ей, наконец, повезло?
– Аркадий Львович, водитель интересуется, во сколько вы будете выезжать, – сообщила Галина.
– Передай, что ему сказочно повезло, – заговорщицки улыбнулся Шумилов. – У него сегодня выходной. Нас Лиза в Москву отвезет.
Горничная кивнула и удалилась.
В машине он сел рядом, а Григорий продолжал балагурить на заднем сиденье. Несмотря на очевидную сумасшедшинку, с ним было весело.
По просьбе Аркадия она сначала завезла Константинова. Он жил на Ленинском проспекте, в старом сталинском доме. Шумилов сказал, что квартира его родителей была в соседнем подъезде.
Как только они остались в машине вдвоем, Аркадий поцеловал ее. Потом Лиза довезла его до офиса.
– Слушай, а если ты отпустил водителя, как вернешься домой? На такси, что ли поедешь?
– Ты меня заберешь. В шесть тридцать, ладно? И купи по дороге баночку икры. Очень хочется.
Прежде чем Лиза успела опомниться, он выпрыгнул из машины и скрылся за стеклянными дверями одного из небоскребов «Москва-сити».
Несколько минут она сидела неподвижно и смотрела на руль.
В голове крутился один и тот же вопрос: «Если у него отдельная горничная занимается глажкой белья, неужели некому съездить в магазин за икрой?»
Но, конечно, Лиза прекрасно все поняла.
Глава 20
С тех пор они проводили вместе каждую ночь. Лиза продолжала снимать квартиру, но заезжала туда только для того, чтобы взять необходимые вещи, покормить Степу, убрать за ним и немного поболтать. Пес, конечно же, страшно скучал.
Однажды Шумилов увидел, как она пьет противозачаточные таблетки.
– Это что еще такое! Немедленно их выброси!
– Но если я забеременею…
– Если забеременеешь, значит, у нас будет ребенок, Лиза. Неужели ты не хочешь ребенка? Маленького мальчика или девочку – все равно кого.
У Лизы на глазах выступили слезы. Она вспомнила, как Николя отправил ее на аборт. Это был самый ужасный день в жизни, который теперь было страшно и стыдно вспоминать. В горле стоял ком. Она так опешила, что не могла говорить, давно с ней такого не случалось, точнее, она не помнила, случалось ли вообще с ней подобное когда-нибудь прежде.
– Я… Очень хочу ребенка.
– Ну так переезжай уже и займемся этим всерьез. Перевози вещи. Только не обижайся, но… этот твой пес… м-м-м… Ты можешь его куда-нибудь деть?
– В смысле? – насторожилась Лиза. – Отдать?!
– Ну да… Какой-нибудь элитный приют. Я сразу оплачу пожизненное содержание и еще сверху дам.
Шумилов смеялся. Он не видел в этой ситуации ничего трагического.
– Ты хочешь сказать, что мой Степа недостаточно для тебя хорош? Потому что он дворняга? Или потому что инвалид? – она не хотела реветь, но ревела. И вдруг, неожиданно для самой себя осознала, что без Степы не переедет. Со стороны Аркадия это было даже большей подлостью, чем попросить ампутировать руку или ногу, дабы вписаться в роскошный интерьер.
– Ну успокойся, ну… Ты из-за собаки плачешь? Правда, из-за этого? Или из-за того, что на самом деле переезжать не хочешь?
– Из-за Сте-пы… – прорыдала Лиза. – Если хочешь знать, он мой единственный друг. С тех пор как Катя… как мы… в общем, не важно. У меня только Степа и есть. А у него только я… И я его не брошу.
– Не реви, – примирительным тоном сказал Аркадий и притянул Лизу к себе. – Я понял, что он для тебя. Пусть переезжает. Просто не держал я собак никогда. Ну, буду привыкать к твоему дворняге. Ну все, успокойся. А глаза у тебя ведьмины. Особенно когда плачешь. Ты это знаешь, реветь завязывай. А то так меня на что угодно уговоришь…
Аркадий привыкал к Степе медленно. В первые недели Шумилов наблюдал. Он отнесся к псу серьезно, будто тот был взрослым мужчиной, его сотрудником, а не маленьким искалеченным щенком. Он оценил его стойкость и выдержку. То, как пес активно ползал без коляски, как пытался вставать на слабые лапы, как падал и снова вставал, просто не могло не вдохновлять. Степа был ненавязчив – он не попадался на глаза хозяину, когда тот приезжал из банка уставший и злой, но всегда моментально являлся на зов.