Ах, вчера вечером, на прощание, Вадим поцеловал ей руку!
Теплые губы его чуть подрагивали, длинный хвостик свесился с шеи и пощекотал запястье…
Сегодня кусочек этого торта растает во рту Вадима Арнольдовича.
Вы пара… Может быть, ошибся дух?
Но – нет же, нет! Про начало войны он все правильно сказал!
Софья Тихоновна подошла к кухонному окну и, стискивая кулачки возле груди, посмотрела на улицу.
Четыре грандиозных клена расправили аккуратные подолы крон, береза немного намусорила возле скамейки…
Вы пара… А вдруг – вы пара старых идиотов?! Дрогнули руки, отпустили блюдце и не закончил классик обидную фразу?
Нет, нет! Мы – пара!
Теперь точно понятно – пара!
Ах… торт забыла обмазать…
В прихожей хлопнула входная дверь, Софья Тихоновна выпорхнула из рукава длинного коридора, приготовила улыбку…
В квартиру зашла Надежда Прохоровна Губкина. С двумя сумками – дорожной и дамской, в старом пальто и новой кепке. Лицо подружки было несколько бледнее обычного, в глазах стоял мучительный, просящийся наружу вопрос.
Но Софья Тихоновна ничего не заметила. Вернее, заметила, конечно, но посчитала это странное, нетипичное для боевитой подруги выражение признаком усталости.
Надежда Прохоровна кивнула на «здравствуй», носком об пятку стащила новые(!) ботинки и прямо в пальто и с сумками потопала в комнату.
– А я торт пеку! – немного обескураженно крикнула вдогонку Софья Тихоновна.
– Для Насти? – раздался из-за неплотно прикрытой двери глухой вопрос.
– Нет! Настя уехала!
– Как уехала?! – Надежда Прохоровна высунулась в прихожую. На одном ее плече висело недоснятое пальто. – Куда?!
– В Пермь.
Баба Надя автоматически натянула пальто на второе плечо.
– Когда?
– Вчера вечером.
– Поездом?
– Да… Наверное…
– А почему? Зачем?
– Ей позвонили, – слегка удивляясь не столько расспросам, сколько странному выражению лица соседки, отвечала Софья Тихоновна. – С работы. Попросили еще на одну смену выйти, у них там кто-то заболел…
– А-а-а, – протянула Надежда Прохоровна, потом мотнула головой: – Ладно, – и скрылась в комнате.
– Наденька! Я торт пеку! Ему еще пропитаться надо, но часа через четыре уже можно по кусочку попробовать! – Софья Тихоновна топталась перед полуприкрытой дверью и не решалась войти в комнату, где переодевалась уставшая с дороги подружка.
Хотелось порадовать. Поделиться брызжущим во все стороны счастьем и рассказать о многом. Хотелось посмеяться и попросить совета. «Вы пара»!
Случается же такая белиберда?!
– А Вадим Арнольдович вчера…
Дверь внезапно распахнулась во всю ширь, и Надежда Прохоровна, обойдя соседку, как фонарный столб, прошлепала спадающими шлепанцами до входной двери. Прошлепала молча, сосредоточенно и целеустремленно, невзирая на явный беспорядок в одежде – ворот домашнего фланелевого халата одним концом торчал вверх, вторым уехал под планку на груди. Открыла дверь. Прислушалась. И вдруг, сделав два больших скользящих шага, склонилась у двери в сорок первую квартиру и… стала нюхать замок!
Софья Тихоновна, вытянув шею, застыла в прихожей, прижимая к горлу стиснутое в кулаке кухонное полотенце.
Полотенце несвеже попахивало прогорклым жиром, хотя кипятила его Софья Тихоновна совсем недавно…
– Наденька, что с тобой?!
Бабушка Губкина молча мотнула головой, призывая подругу подойти.
Софья Тихоновна на цыпочках, продолжая удивляться, подкралась ближе.
– Понюхай, – предложила Надежда Прохоровна. – Чем пахнет?
Софья Тихоновна покорно и оторопело склонилась к щели дверного замка.
– Ну?
– Луком пахнет. Подгоревшим.
– И все?!
Софья Тихоновна повторила попытку.
– Луком. И может быть, морковкой.
– А дымом?!
– Каким?
– Сигаретным! – прошипела Надежда Прохоровна. Глаза ее безумно выпучились, и Софа, не решаясь спорить, еще раз втянула ноздрями запах горелой сковородки.
– Только луком, – произнесла плаксиво и разогнулась. – Сигаретами не пахнет.
Надежда Прохоровна как-то обмякла, посмотрела на Софьюшку слепо-слепо и, подволакивая шлепанец, вернулась в квартиру.
– Что-то случилось? – едва не плача, причитала Софья Тихоновна, запирая дверь. – Наденька, что происходит?!
Соседка остановилась на пороге своей комнаты, по-прежнему незряче поглядела на Софу и тихо ответила:
– Ничего.
– А…
Дверь в комнату подруги медленно закрылась перед самым носом Софьи Тихоновны.
Боже, сумасшедший дом!
Примерно через полчаса Софья Тихоновна получила подтверждение последнему предположению. Ее подруга, никогда ранее не бывавшая замеченной в необъяснимой эксцентричности, продолжила чудачить: проходя из кухни к себе, Софья Тихоновна застала Надин у входной двери. Приникнув к ней всем телом, Надежда Прохоровна смотрела в дверной глазок с таким усердием, что не услышала шаги по коридору.
– Там – что? – встав ей за спину, шепнула Софа.
– Ничего, – четко ответила подруга и продолжила странное занятие.
– Ты ждешь кого-то? – Роман, получивший, казалось бы, развитие вчера, позволил Софе предположить невероятное – Надежда Прохоровна влюбилась (тоже) и ждет аманта в гости.
«Но почему в халате?! В носках и войлочных шлепанцах?!»
Надежда Прохоровна отлепилась наконец от дверного глазка, подтянула к косяку обувную табуреточку и села на нее, скрестив на груди руки, с видом Наполеона, поджидающего прибытия войск неприятеля.
Софью Тихоновну раздирали натрое противоречивые желания. Во-первых, Вадим Арнольдович. О нем хотелось поговорить хотя бы с кем-то. Во-вторых, сам факт столоверчения. Забавное приключение…
Но в-третьих, с подругой явно что-то происходило, а в отличие от самой Софьи Тихоновны, Надежда Прохоровна никогда ничьих советов не просила и на всяческие рекомендации свысока поплевывала. (Много лет назад так же смело она наплевала на надежды заводского парторга, собравшегося дать ей рекомендацию в члены КПСС.) Лезть Надежде Прохоровне в душу – все равно что посылать домовую мышь добыть кусочек сахару из мышеловки. Клацнет челюстями так, что пальцы оторвет…
Зубы подруги и так уже были крепко стиснуты.
На лице сидело выражение, коим обычно оформляют трансформаторные будки: «Не влезай, убьет!» Череп со скрещенными внизу костями, а не выражение лица получалось.
Так что же делать? Попробовать отвлечь?
– Наденька, а мы вчера с Вадимом Арнольдовичем духов вызывали…
Надежда Прохоровна согнула шею, словно к удару приготовилась, посмотрела на подругу снизу вверх, и просвистел вопрос:
– Так это – вы?!
– Что – мы? – уточнила Софья Тихоновна.
– Вы духа из могилы вытащили?!
– Куда?
– Сюда!!!
– Надь, ты хорошо себя чувствуешь? Мы занимались спиритизмом и вызывали дух Александра Сергеевича Пушкина.
Надежда Прохоровна расставила руки, оперлась о дверную ручку и косяк и медленно приподнялась с табурета.
– Вы вызывали духа? – повторила вроде бы тупо, но чуть-чуть более осмысленно.
– Да, – кивнула Софья Тихоновна и добавила еще раз для конкретики: – Александра Сергеевича Пушкина.
– И как? Что он сказал?!
– Что Вторая мировая война началась в 1939 году.
– И все?
– Нет. – И Софья Тихоновна прижала обе руки к груди: – Ой, Наденька, такое было!
Никогда ранее не выслушивала Надежда Прохоровна Губкина всякие глупости с таким неподдельным интересом.
Ее удалось не только отвлечь от караульного поста возле двери, но даже увести в комнату Вадима Арнольдовича – сосед, наверное, простит, что две растревоженные дамы навестили его скромное жилище в отсутствие хозяина, – и показать все еще расстеленный на столе бумажный круг, потухшую свечу и слегка подкопченное блюдце.
– Наденька, Вадим Арнольдович такой меди ум! Ты не представляешь!
Мадам Губкина обошла стол, потрогала блюдце и со странным, пугающе сосредоточенным выражением лица спросила:
– А сегодня он сможет духа вызвать?
Софья Тихоновна, услышав следующие слова подруги, поняла, похолодев, что с той творится что-то совершенно необъяснимое.
– Пожалуй, – пробормотала она.
– Я хочу вызвать дух покойного Нурали Алиева.
– Зачем?!
Надежда Прохоровна совершенно серьезно посмотрела на Софу и выдала:
– А вдруг – не умер?
Вадим Арнольдович вернулся домой довольно поздно, в половине десятого, и тортика скушал самую капельку, оправдавшись, что успел поужинать у приятеля в гостях.
Но капельку эту похвалил, и Софья Тихоновна запылала маковым цветом.
– А Наденька, Вадим Арнольдович, попросила вас сегодня еще один спиритический сеанс провести.
– Надежда Прохоровна? Сегодня? – поднял брови ученый.
– Да.
– Сама просила? – продолжил поражаться сосед, поскольку никак не мог заподозрить в суровой крановщице тяги к эзотерическому.
Как, впрочем, и пустого любопытства к таким безделицам, как круг из ватмана.
– Сама, сама. И очень просила!
– Что ж, – пробормотал Вадим Арнольдович, – тогда милости прошу. Только, пожалуйста, захватите еще один стул, на кресле будет неудобно и низко.
Стул в соседскую комнату лично внесла Надежда Прохоровна – Софа суетливо придерживала дверь, стараясь не наступить на хвост путающемуся под ногами Марку, – поставила его напротив хозяйского через стол и села, глубоко сосредоточенная и непривычно молчаливая.
Сложила руки перед собой, как примерная школьница, Вадим Арнольдович мысленно усмехнулся и подпалил свечу длинной каминной спичкой, завалявшейся после какого-то походного мероприятия, словно нарочно для подобного случая. Для создания антуража, соответствующей атмосферы, добавляя необычности ситуации.
Надежда Прохоровна завороженно следила за манипуляциями соседа. Софья Тихоновна перебрасывала между ними тревожный взгляд и теребила ушко взобравшегося на колени котенка.
– Нуте-с. Кого мы будем вызывать?
– Алиева Нурали Нурмухаммедовича, – монотонно произнесла мадам Губкина.