Глава 39
У Рут был прекрасный день, правда подпорченный нервным срывом Этель, но исправленный впоследствии разговорами с мисс Моул о путешествиях, которые им предстояло совершить, а назавтра Уилфрид приготовил для младшей кузины сюрприз. Ханне он сообщил об этом заранее в расплывчатой формулировке, призванной защитить экономку в случае неприятностей, и за обедом небрежно упомянул, что они с Рут сегодня днем отправятся на небольшую экскурсию. На возможные вопросы Уилфрид подготовил ответ, что они хотят осмотреть некоторые общественные здания Рэдстоу, но в отсутствие Говарда отец семейства имел обыкновение пропускать мимо ушей замечания племянника, если не было повода к ним придраться, поэтому ничего не сказал, а озабоченность Этель собственными проблемами сделала ее равнодушной к чужим делам.
Изменчивый характер взглядов Роберта Кордера делал подобные меры предосторожности необходимыми. За всю свою жизнь преподобный ни разу не был в театре. Он был приучен не доверять всему, связанному со сценой, и хотя со временем (во многом благодаря мнениям видных коллег-священнослужителей) его взгляды стали шире, он оставался в стороне от подобных развлечений. Таким образом мистер Кордер избегал неловкого момента выбора, не представляя, какие пьесы подойдут ему для просмотра, а заодно и не рисковал совершить досадную ошибку. Этель также держалась подальше от театра ради своих девочек из клуба, которые легко могли сбиться с пути в сомнительных вертепах, поэтому, кроме пасторалей в Зоологическом саду, других постановок сестры не видели. Спенсер-Смиты всегда ходили на пантомимы в городском театре, и если бы они пригласили Рут, отец, конечно же, ее отпустил бы, но совсем другое дело, когда свою юную кузину в театр повел Уилфрид, и девочка волновалась не только в предвкушении долгожданного события, но и потому, что ради Уилфрида и бельэтажа собиралась надеть новое плисовое платье, и теперь гадала, как бы ей незаметно проскочить в прихожую и успеть накинуть пальто, пока Этель не заметила ее наряд.
Все это благополучно удалось провернуть, пока старшая сестра, закрывшись у себя в спальне, гремела ящиками и дверцами шкафа – но на этот раз потому, как надеялась Ханна, что сама собиралась на свидание. У мисс Моул больше не было сил выносить сводящие с ума допросы, в ходе которых с обвиняемым советовались по поводу обвинения. Ее разум притупился от усталости, требующей уединения, и когда Этель заглянула сообщить, что уходит и к чаю ее не будет, Ханна сказала Дорис, что у нее разболелась голова, и попросила не беспокоить, а сама медленно пошла наверх, чувствуя себя старой и всеми покинутой, хотя сбылось ее желание побыть в одиночестве.
Однако мисс Моул не собиралась потворствовать редкому приступу жалости к себе. Она провалилась в дневной сон, который у измученного человека бывает глубже ночного; ее утянуло в забвение, как каплю в воронку воды, и это погружение обещало покой, который наступил прежде, чем она извелась ожиданием.
От непривычного ощущения безвременья и полного отсутствия забот Ханна пробудилась с глухо колотящимся сердцем, и ей пришлось совершить почти физическое усилие, чтобы вспомнить, где она находится. Темнота наполняла спальню, а шум, который на грани сна и яви показался экономке топотом конских копыт на лестнице, превратился в тяжелые торопливые шаги. Дверь распахнулась, и раздался голос Этель, зовущей мисс Моул. Пожар в доме или в театре, Рут сбила машина, несчастный случай с мистером Кордером или мистером Пилгримом – все эти возможности мгновенно пронеслись в голове Ханны, когда она спускала ноги на пол, чувствуя в темноте присутствие Этель. И не успела экономка зажечь газ, как девушка сообщила задыхающимся голосом, возвещающим катастрофу:
– Я была у миссис Спенсер-Смит!
Спичечный коробок выскользнул из пальцев Ханны, и пока она нащупывала его в темноте, у нее резко заныли от испуга ноги, и она сердито пробормотала:
– Я уж думала, кто‐то умер.
– Хуже! – пронзительно вскрикнула Этель.
Ханна зажгла свет и, глядя на девушку, подумала, что, наверное, то же выражение видел у нее самой мистер Бленкинсоп десять дней назад, потому что у сильных эмоций есть собственное лицо, и чувства, овладевшие Этель, стерли индивидуальность ее черт; сейчас ее с равным успехом можно было бы принять как за Ханну Моул (или любую другую женщину, пребывающую в остром душевном расстройстве), так и за Этель Кордер, компетентную руководительницу клуба для девушек. Неудивительно, что мистер Бленкинсоп метался взад-вперед по улице, вспоминая лицо спутницы; неудивительно, что он не рискнул продолжить дальнейшее общение с женщиной, которая могла так выглядеть; но, в отличие от Сэмюэла, у которого не было никаких обязанностей по отношению к ней, у Ханны по отношению к Этель они были, а поскольку экономка временно утратила дар речи, слова Этель, ощутившей поддержку, полились неудержимым потоком.
Она посетила миссис Спенсер-Смит в поисках утешения и совета. К кому еще она могла обратиться? Матери у нее нет, отец злится, а мисс Моул, которой она рассказала эту историю, и была причиной доброй половины неприятностей девушки, но миссис Спенсер-Смит, которая должна была по-матерински утешить бедняжку, разрушила остатки ее счастья.
– Она была так жестока со мной, мисс Моул, – жаловалась Этель со слезами на глазах, – так холодна и надменна. Она сказала, что отец совершенно прав, что ей самой не нравится мистер Пилгрим. Она сказала… но это не может быть правдой! Если это правда, я умру!
– Ну, не умрешь, конечно, – успокоила ее Ханна.
– Но захочу умереть!
– Боюсь, в практическом смысле нет никакой разницы. Люди умирают и становятся добычей червей, но не от любви.
– Ох, мисс Моул, что вы можете об этом знать? – Этель зарыдала с новой силой. – И я бы умерла не от любви! А от стыда. За то, что любила такого человека.
– И даже от этого ты не умрешь, – еле слышно сказала мисс Моул.
– Меня не волнует, что́ он сделал. Я могла бы простить что угодно, но только не ложь, не ложь! Я не могу любить того, кто мне лжет.
– Тогда у тебя будет крайне ограниченный выбор женихов, – сухо заметила Ханна. – Но мне кажется, главный вопрос в том, любит ли он тебя.
– Конечно, любит! – Прервавшийся было поток слез Этель возобновился.
– Он так и сказал? Этими самыми словами? Он сделал тебе предложение? Никакой ошибки нет?
– Да, – призналась Этель, опустив голову, – вчера. Но я знала и раньше.
– Тогда какого черта ты рыдала вечером, когда мы с Рут вернулась с прогулки? Ты должна была прыгать от радости, девочка!
– Но пришел отец и наговорил о мистере Пилгриме ужасных вещей, и миссис Спенсер-Смит уверяет, что он нехороший человек. По ее словам, он распространяет о вас небылицы, поскольку боится, что вы сами расскажете о нем. Что вы что‐то о нем знаете. Но вы ведь не знаете, правда, мисс Моул? Вы говорили, что никогда не видели его до вечеринки у Спенсер-Смитов, – это он мне так сказал, но кому мне верить?
Ханна сидела на кровати, глядя на свои сложенные руки, и несколько минут ее больше занимали мысли о Лилии, чем об Этель или о себе.
– Значит, ты рассказала миссис Спенсер-Смит все, что обо мне слышала?
– Да. Я не хотела, но так вышло.
– Еще бы! – кивнула Ханна и улыбнулась, представив себе ужас Лилии: та наверняка немедленно поверила в виновность кузины и так же мгновенно среагировала, чтобы защитить собственную репутацию при помощи намеков на маленькие тайны мистера Пилгрима.
– Только, мисс Моул, не лгите, чтобы меня утешить, – взмолилась Этель.
Ханна уже приняла решение, и эти смелые слова облагородили задачу, которую она перед собой поставила. И хотя мисс Моул сомневалась, что мистер Пилгрим достоин девушки, которая их произнесла, она не собиралась поддаваться сомнениям.
– Ты можешь продолжать любить его, – сказала она. – Он не солгал тебе – во всяком случае, в том, что касается меня, – и вряд ли хоть раз совершал то, что назвал бы грехом. Вот что случилось на самом деле. Видишь ли, мистер Пилгрим затаил на меня обиду. Однажды я захлопнула дверь у него перед носом (и сделала бы это снова); хуже того: я над ним посмеялась. Он не может мне этого простить, но если он тебя любит, то в его интересах позаботиться о тебе и избавиться от меня. Он не хочет, чтобы я причинила тебе вред, и я его не виню. Я никого не виню. Какая в этом польза?
– Значит, не было никакой кузины Хильды? – робко спросила Этель, желая удостовериться в совершенстве мистера Пилгрима, прежде чем уступить своей радости.
– Не во плоти, – пояснила Ханна, – хотя во всех остальных смыслах она существовала. Но теперь она исчезла, и ее дела последуют за ней. Зло, которое творят мужчины… – Она замолчала и через мгновение тихо добавила для себя одной: – Впрочем, это не было злом.
Мисс Моул не смотрела на Этель, но чувствовала на себе ее завороженный взгляд, как на новый вид человека: женщину, которая казалась хорошей, всегда приходила на помощь, когда в ней нуждались, и тем не менее призналась в бесчестии без извинений и оправданий.
– Я должна сказать отцу, – с трудом выдавила Этель.
Ханна резко подняла голову.
– Не вижу в этом необходимости, – возразила она, подумав о Рут, которая сейчас смеялась над пантомимой и гордилась обществом Уилфрида.
– Но разве вы не понимаете, я должна. Это только справедливо по отношению к мистеру Пилгриму и ко мне. Миссис Спенсер-Смит будет говорить о нем всякое. Это может его погубить!
– Тогда скажи, – устало предложила Ханна.
– Мне очень жаль, мисс Моул, правда. Понимаю, это кажется подлым, и вы всегда мне нравились, но вы же видите, вы видите?
Наиболее отчетливо Ханна видела себя – бездомной и в обносках, и ее поразило, что Этель не различает эту жалкую потрепанную фигуру так же ясно, как сама экономка, но она сказала:
– Да, вижу. Не говори ему, пока Рут не отправится спать. И сестре ничего не говори. Я уложу ее пораньше, а сама уйду на время. Тебе, наверное, будет неудобно знать, что я нахожусь в соседней комнате, не так ли? – настаивала она.