— Твоя… — соглашаюсь без малейшего сомнения, цепляясь за него еще крепче, прижимаясь сильнее, хотя куда уж. — Хочу быть твоей. Хочу тебя!
— Ну так я же у тебя есть, глупенькая. Я тоже твой весь!
Меня будто подкинуло, вышвыривая из мира грез, которым не бывать… никогда. Зыркнула на Саважа, невозмутимо крутившего баранку и смотревшего только на дорогу, и торопливо отвернулась к окну. Я же не стонала во сне, нет? И не болтала чего не надо? Слюни хоть не пускала?
Незаметно провела по губам и щекам ладонью. Вроде нет никакого криминала. Да и мистер Злое хамло не упустил бы возможности по мне пройтись, сделай я что-то эдакое. По гроб жизни бы стебался надо мной.
Как меня угораздило уснуть рядом с ним? Кто так делает? Берет и отрубается рядом с врагом. С врагом, который к тому же в этот момент отвечает за то, чтобы нас обоих не угробить на этой заснеженной дороге при видимости, стремящейся чуть ли не к нулю. Спать можно только рядом с тем, кому доверяешь. Предположительно. До этого единственные существа противоположного пола, с которыми я дрыхла в одном помещении, были мои младшие братья. И, на минуточку, тогда они только перестали носить подгузники.
— Кончай сопеть на весь салон, — буркнул мистер Понятия-не-имею-что-такое-дружелюбность.
Эх, а во сне твой голос мне куда как больше нравился. Ты мне весь во сне нравился, но реальность сурова ко мне.
— Я не соплю. Никогда.
— Я еще пока что не оглох.
— Лучше бы ты онемел, — прошептала еле слышно себе под нос. Наяву особенно.
— А, то есть голос мой тебя тоже не устраивает? — зарычала «зверюга дикая, обыкновенная», резко свернув с трассы к забегаловке с заправкой. — Интересно, во мне хоть что-то есть хорошее, по-твоему, или все исключительно Дизелю перепало?
Есть, конечно, но только в пространстве моих фантазий, никакой почвы под собой в действительности не имеющих.
— И при чем тут опять Рон?
— Не при чем! Вылезай давай, надо поесть и заправиться. Дальше черт-те сколько впереди ни заправок, ни кафешек.
Распахнув дверь в машине, я тут же получила целой охапкой снега в лицо от резкого ветра и не сдержала раздраженный выдох, потому как выпрыгивать мне предлагалось прямиком в сугроб. Полные угги снега обеспечены.
— Я не проголодалась, — буркнула, усаживаясь обратно.
Саваж зыркнул на меня злобно и шарахнул своей дверью, оставляя меня в одиночестве, но только для того, чтобы через пару секунд распахнуть мою.
— Ты чег… — только и успела я спросить, перед тем как испуганно взвизгнуть, потому как этот беспардонный нахал сдернул меня с сиденья и, как куль с мукой, закинул на плечо. Опять!
Саваж зашагал к закусочной, бормоча что-то про «твою мать» и «на мою голову».
— Мистер Доэрти, мы, кажется, уже обсуждали вопрос с тасканием своего директора! Или у вас проблемы с памятью?
— Нет у меня никаких проблем. И вы, мисс Дюпре, являетесь в данный момент моим ассистентом, если вы об этом помните. А про таскание ассистентов в нашем договоре, которому все равно конец по вашей же вине, ни хрена не упоминалось.
Он поставил меня на ноги, без всяких церемоний развернул ко входу и впихнул внутрь.
— И в чем же конкретно состоит моя вина в уничтожении псевдоперемирия, которого, на мой взгляд, никогда и не бывало, мистер Доэрти? — плюхнувшись на стул за крайним столиком, уточнила я.
— Вот! В том и состоит! — поднял он вверх указательный палец, усаживая свою явно переоцененную задницу напротив.
Ладно, задница что надо, выше всяких похвал, но вот беда — приделана она к на редкость рафинированному засранцу. Не повезло же нам с ней.
— А более внятно? — язвительно процедила я.
— Привет, ребятки! — над нашим столом остановилась полная, но очень миловидная официантка средних лет. — Проголодались? Заказывать что будете?
— Да! Блинчики! — вышло у нас с Саважем хором, и женщина с надписью на бейдже «Симона» понимающе прищурилась и закивала.
— Молодожены, небось? Сейчас я вам кофейку плесну, и мигом вас накормим.
Она ушла, а Саваж подался вперед, явно собираясь продолжить с того же места.
— Мы договорились вести себя как профи, а ты только тем и занималась, что доставала меня!
— Да-а-а? — саркастично протянула я. — И чем же это, позвольте полюбопытствовать, мистер Доэрти?
— Да вот этим вот самым, к примеру «ми-и-истер До-о-оэрти», — пискляво передразнил он, зло сверкая глазами. — Рик у тебя, значит, Рик, Рауль — Рауль, Дизель — Ронан или тот же Дизель, Ронни — тоже Ронни. И только я, видишь ли, ми-и-истер До-о-оэрти.
Э-э-э, это что сейчас такое я слышу?
— То есть называй я тебя Саваж или Кевин, этой претензии не было бы? — сощурилась я.
— Этой не было бы! — буркнул он, почему-то пряча глаза.
— А какие были бы? — деловито уточнила я и даже похлопала рукой по карманам куртки в надежде отыскать там ручку.
— Ну вот, голубки, ваш кофеек. — Симона аккуратно поставила перед нами две огромные кружки и ловко налила темную бурду из кофейника. — А блинчики скоро будут. Вы пока грейтесь. Жуть, что творится на улице, холодрыга-то какая! Давненько мы такого снега тут не видели. Ну все, все, мешать не буду. Вижу же, что вам не терпится помиловаться, — лукаво подмигнула она, разворачиваясь в сторону барной стойки.
— Симона, подождите секундочку. Простите, у вас тут ручки или карандаша какого-нибудь нет случайно? — торопливо спросила я ее.
— Да нате, вот. А писать на чем надо? — Увидев мой кивок, она оторвала пару листиков из блокнота, в который записывала заказы, и, плавно покачивая шикарными бедрами, ушла на кухню.
— Зачем тебе бумага и ручка? — недоверчиво спросил собеседник, пригубив черный как деготь напиток. И закашлялся.
Постучать его по спинке? Или сразу по голове?
— Ну и крепкое же пойло они тут варят, — отдышавшись, уважительно заметил Саваж. — Так что, что писать-то вздумала?
— Да вот, хочу записать перечень твоих претензий и потребовать твою подпись под ними. Чтобы, когда ты начнешь придираться в следующий раз, было чем помахать у тебя перед носом, — ответила я, расправляя листок. — Итак, требование первое: не называть тебя мистером Доэрти и использовать имя Кевин и кличку Саваж. Что еще?
— Можешь называть меня повелителем и господином.
Что? Это что такое мне сейчас послышалось? Я даже пальцем в ухе покрутила.
— А рожа не треснет, ми… Кевин, по кличке Саваж? — прошипела я, наклонившись над столом.
— Вот об этом я и говорю, — невозмутимо прихлебнул кофе повелитель железок и господин проводочков.
— О чем?
— О том, что от меня ты даже невинную шутку воспринимаешь как оскорбление и нападки на тебя.
— Да я с тобой серьезно пытаюсь поговорить, а ты только и делаешь, что выводишь меня из себя. Ты выводишь меня! А не я тебя!
— Чем же это? Хвалю задницу Алеены в твоем присутствии? Обсуждаю ее, как что-то само собой разумеющееся, с Ронни? Или воркую с кем-то из обслуживающего персонала? Может, подкатываю к твоим подружкам и сестрам?
— Да что ты все выдумываешь? — Я даже прихлопнула ладошками по столу от злости.
— Вот ваши блинчики, голубочки. И сиропик кленовый. Свеженький, этого года. Сами делаем. Попробуйте! С нашими блинчиками, да наш сироп — просто объедение. Сладкий, как сама любовь! Кушайте, птички мои, — Симона, поставив на стол две огромные порции блинчиков и стеклянный графин с прозрачным, как янтарь, ароматным кленовым сиропом, одарила нас широкой дружелюбной улыбкой. — Вы бы, может, остались переночевать тут? У нас не мотель, конечно, но такой милой парочке молодоженов, попавших в снежную метель, я местечко найду. Там даже кровать широкая — поместитесь. Подумайте. Я недорого возьму.
— Нет, спасибо.
— Ни в коем случае!
— Ну смотрите, как знаете. И ведь сразу видно, что молодожены. Даже говорите одно и то же хором, — снова хохотнула официантка и почему-то погрозила нам пальцем. — Ну все, все, ухожу. Милуйтесь дальше.
Еще несколько секунд Кевин сверлил меня взглядом, но затем его ноздри дрогнули и он опустил глаза на стоящую перед ним тарелку, исходящую сытным духом свежепожаренных блинчиков.
— Ешь давай, потом договорим, — и первым вонзил вилку в блинчик, не забыв перед этим обильно полить его сиропом.
Глядя на стремительно пустеющий графин, я в очередной раз мысленно фыркнула. Не, ну такой взрослый детина, а сладкое любит, как ребенок. Мои братцы тоже вечно перетягивали банку с кленовым сиропом, пока однажды не разбили ее. А после, размазывая слезы и сопли, оттирали от сладких следов кухню. И с тех пор я завела привычку наливать им сироп прямо на блинчики, а банку прятать в самый высокий шкаф.
— Ничего не слипнется? — ехидно спросила я, заметив руку Саважа на графинчике.
— Тебе жалко? — он дернул бровью.
— Сиропа мне не жалко. А вот толстеть тебе никак нельзя, пока рекламу не отработаешь.
— А может, я хочу немного поправиться, — вдруг выдал он.
— Зачем это? — Я так удивилась, что даже не донесла вилку до рта.
— Ну как-же, чтобы моя задница, наконец, стала похожа на задницу Дизеля. Она ведь тебе нравится больше моей?
Круглыми глазами я уставилась на жующего Кевина. А при чем тут я? О чем и не преминула тут же спросить:
— А тебе прямо так важно именно мое мнение?
— А как же? Если такому строгому ценителю красоты мужских задниц, как ты, с учетом твоей длительной практики художественного агента Алеены, больше нравится толстая жопа Дизеля, значит, мне надо соответствовать, — криво ухмыльнулся будущая звезда глянцевых журналов.
— Нормальная у тебя задница, не хуже, чем у Дизеля, — покраснев и смутившись, я напихала полный рот блинчиков, чтобы хоть на какое-то время быть свободной от необходимости продолжать этот дурацкий разговор, давно уже вышедший за рамки дипломатичной беседы ни о чем за обеденным столом.
— Не хуже?
Похоже, и этот мой ответ не устроил мистера Я-никогда-не-бываю-доволен, и он, злобно зыркнув на меня, принялся уничтожать свою порцию, как будто несчастные блинчики были его личными врагами. А я, как последняя дура, боролась с тем, что мои глаза так и прилипали к его подбородку и кистям, отслеживая каждое движение.