— Мари, детка, ты в порядке?
От низкого баса тоненько зазвенели выставленные бокалы для воды, а я опрометью кинулась через всю кухню в теплые, уютные и такие надежные объятия Антуана Дюпре, моего обожаемого папули.
— Пап, у нас тут имбирные печеньки. Целых два противня. Доставай дробовик и зови дядюшку Жака. Нам скоро предстоить кого-то убивать, — оптимистично влез Николя.
— Дураки какие-то! Я вас порадовать хотела, — всхлипнула я откуда-то из папиной подмышки.
— Мы тоже рады видеть тебя, сестренка, — кивнул Поль и сложил на груди могучие ручищи. — Но имбирные печеньки, да еще и в таком количестве — это прям беда-беда. Ну, и как зовут будущего покойника?
Глава 22
— Мистер Доэрти? Прекрасно! Наконец-то! Вы-то мне и нужны.
Я в первый момент не узнал вышедшего мне навстречу смутно знакомого мужчину: строгий деловой костюм темно-синего цвета со значком Лиги Плюща на лацкане[12], узкий черный траурный галстук, стильные очки в тонкой золотой оправе, пачка документов в руках, суровое выражение лица… Ронни?
— Ронни, дружище, тебя не узнать!
Сказать, что я был удивлен, — не сказать вообще ничего. Видеть в этом образе нашего вечно улыбающегося и будто немного под кайфом продюсера, обожающего эпатаж и карнавальные яркие тряпки в качестве повседневной одежды, было не только удивительно, но и даже немного тревожно. Будто за время нашего отсутствия произошло нечто невероятно плохое, то, с чем даже умеющий находить позитив в любой дурацкой ситуации Ронни не смог справиться.
Внутри все свернулось тугим узлом, а к горлу подступила легкая тошнота.
— С этого дня для вас мистер Лоуренс, — жестко отрезал этот незнакомец с лицом и голосом нашего улыбчивого добряка. — Прошу вас пройти в кабинет. — И он повелительным жестом ткнул на дверь каморки Мари.
— Эм-м-м… мистер Лоуренс, могу я попросить буквально пять минут перед встречей? — глядя в его непривычно суровые, сжатые в щелочки глаза, с запинкой попросил я. — Может, даже меньше. Мне буквально пару слов надо сказать мисс Дюпре.
Херня, конечно. Парой минут мы вряд ли обойдемся, но мне лишь успеть о главном сказать. «Прости, я тупой мудила, ты мне нужна» — много времени не займет.
— Оу, вам тоже хотелось бы сказать пару слов нашему директору? — Тон почти незнакомца стал холодно-язвительным. — Удивительное дело: именно о ней я и хотел с вами побеседовать. Но, увы, ее нет на месте. И именно в связи с ее отсутствием на работе я и требую пройти в кабинет для объяснений. Сейчас же!
То, что только что перекручивало внутренности от некоего дурного предчувствия, мгновенно рвануло, разлившись едкой желчью, которая, казалось, вот-вот хлынет обильным холодным липким потом по всему телу. И я покорно побрел за Ронни, попутно вдруг замечая неодобрительные косые взгляды сотрудников. В поисках хоть малейшей подсказки я принялся обшаривать глазами помещение гаража, в надежде увидеть хоть кого-то из братьев, с которыми не успел даже словом перекинуться после возвращения. Но единственный, кто попал в поле моего зрения, — Дизель. И мне поплохело окончательно. Потому что такого осуждения пополам с презрением в его глазах я не видел ни разу в жизни.
— Как нет? — сипло спросил я, едва за нами закрылась дверь в кабинетик Мари. — Она же должна была вернуться первой! Еще вчера вечером!
Она же цела? Ничего не слу… Нет! Нет-нет-нет, я себе даже в эту сторону думать запрещаю!
— Но не вернулась. И я хочу узнать причину ее настойчивого желания не просто уволиться, а сделать это немедленно, без объяснений и даже не попрощавшись с командой.
— Это невозможно, она не может бросить… — Я споткнулся, лихорадочно перебирая в голове причины, по которым драконяша не может вот так взять и забыть всех людей, которыми она так дорожила.
— Я тоже так думал, — кивнул мистер Лоуренс, умащиваясь в ее кресло и даже не предлагая мне присесть. — Однако мисс Дюпре позвонила мне вчера, в районе пяти вечера, и потребовала дать ей расчет, объяснив это обстоятельствами неодолимой силы. То есть форс-мажором. И поэтому я требую у вас, мистер Доэрти, как у человека, которому я великодушно разрешил взять в простейшую командировку своего самого ценного сотрудника, понадеявшись, что за это время вы найдете силы держать себя в руках и ничего не испортить, детально отчитаться в форс-мажорности случившегося. Итак? Что! Блядь! На хуй! Случилось?! — громоподобно рявкнул Ронни и так грохнул кулаком по столу, что стоявший на нем монитор подпрыгнул, а пара бумажек слетела со стола и медленно спланировала прямо мне под ноги.
Эх, Ронни. Да что случилось. Я случился. Я и стал тем самым форс-мажором и обстоятельством неодолимой силы для Мари. Я и есть тот говнюк, из-за которого она теперь не хочет видеть никого. А раз так…
— Мистер Лоуренс, законодательство нашей страны гарантирует неприкосновенность моей частной жизни. А посему я не обязан отчитываться вам о наших личных взаимоотношениях с мисс Дюпре. И никому не обязан. Единственный человек, который может это потребовать у меня, — сама мисс Дюпре либо, возможно, но не уверен, ее законный представитель, коим вы, уважаемый мистер Лоуренс, ни в коей мере не являетесь, даже имея в виду ваши с ней взаимные обязательства в рамках трудового контракта. Исходя из всего вышеизложенного, считаю на этом наш разговор законченным и уведомляю вас о том, что с этого момента я более не работаю с вами.
Чертовски длинная для меня речь, учитывая, что на самом деле мне хотелось коротко и четко послать и его, и любого, кто встанет на пути, на хер и уже умчаться в поисках своей женщины. Но я же теперь не дикарь и хам чистой воды? Ладно, ладно, я собираюсь перестать им быть, как только верну Мари.
— Ну что ж, многоуважаемый мистер Доэрти, в таком случае я рассчитываю на то, что в соответствии с подписанным вами контрактом вы готовы в течение недели выплатить мне неустойку в размере двухсот пятидесяти тысяч долларов и обязуетесь за это же время найти себе замену в этом проекте, который я не имею ни малейшего желания сворачивать. И сразу хочу сказать, что ни один из ваших братьев на данную должность не подойдет, как не имеющий соответствующего образования. К тому же кандидатуру, предложенную вами, я еще должен буду одобрить. А мне угодить очень трудно, — последние слова он то ли выплюнул, то ли прошипел.
Ого, Ронни-милаха, оказывается, тот еще зубастый хрен. А я и не верил ни Алеене, ни Мари, когда они говорили, что этому псевдоклоуну лучше не попадаться под горячую руку.
Блядь!
Я запустил руку в слегка отросшие волосы и яростно поскреб затылок, желая на самом деле изо всех сил побиться своей дурной башкой о стенку. Или спустить пар каким-нибудь другим способом, к примеру, получив пару мощных оплеух от одной бешеной гавкучки. Согласен даже на большее — хоть ногами по морде, от нее все стерплю, потому что заслужил.
Но только от нее. Только от Мари.
Нам не нужны посторонние, чтобы разобраться в том, что происходит с нами. И да, я, блядь, уже понял, что накосячил. Не просто накосячил, а накосорылил так, что теперь это дерьмо впору лопатой разгребать. Только делать я это буду сам. Без всяких там заступников и защитников с ее стороны. Они ей не нужны. У нее теперь есть я. И я смогу защитить и уберечь ее от всего. Включая собственное стародревнее дерьмо, за которое я как дурак продолжаю цепляться, хотя по-хорошему пора бы уже вырасти из этих коротких штанишек юношеского максимализма. И если надо будет, то я сам уволюсь, чтобы Мари осталась работать в команде, и с неустойкой разберусь, и кандидата найду.
Но сперва я найду Мари. Найду и улажу все с ней. Встану на колени, если надо. Вымолю прощение. Поклянусь, что никогда в жизни больше не усомнюсь в ней, что бы ни произошло. Что никогда в жизни больше не позволю себе обидеть ее ни словом, ни делом, ни неверием. Потому что она и есть моя жизнь. Моя Мари.
— Я вас услышал, мистер Лоуренс, — кивнул я и собрался уйти. — Могу я узнать, где найти мисс Дюпре?
— Можете, конечно, ничего нет в мире невозможного, — процедил он насмешливо. — Идите и узнавайте.
Ясно, помогать мне с этим он не намерен. Обойдусь.
Покинув каморку Мари, я сразу заметил Дизеля, который стоял в конце коридора, глядя пристально в мою сторону. Поймав мой взгляд, он сжал челюсти, так что желваки выперли, и, резко развернувшись, потопал в сторону необжитой пока части гаража со всяким хламом. Абсолютно понятный «пойдем-ка выйдем» пацанский знак.
— Что ты сделал, мудила? — буквально кинулся он на меня, едва мы остались вне зоны видимости камер и чужих глаз.
— Что и всегда! — огрызнулся я.
— То есть все испортил!
Испортил. А теперь собираюсь сам же и исправить. Но отчитываться и трепаться об этом не намерен.
— Так и есть. И если хочешь мне что-то сказать по этому поводу — не заморачивайся, я и так в курсе.
— Я тебе втащить от души хочу, а не сказать, Саваж! — рыкнул братишка, сжимая кулаки. — Ты такой придурок! И знаешь что? С этого момента я себя освобождаю от этого «не-перехожу-дорогу-брату» дерьма, ясно? Если ты такой дебил и не видишь, что получил от судьбы, то я таким слепым быть не собираюсь.
Я и сам не понял, как кинулся на Дизеля и, схватив за грудки, впечатал лопатками в стену.
— Ты мне брат, но прежде чем еще хоть слово скажешь, хорошенько подумай, — оскалился ему в лицо.
— А ты меня не пугай! — толкнул меня он в грудь. — Не можешь перестать тащить на себе старое эмоциональное барахло и отравлять все вокруг его вонью — отвали с дороги!
— Для тебя, мистер Трахаю-все-у-чего-есть-дырка, эта дорога навсегда закрыта, понял? Для всех закрыта! Навечно, блядь! — оттолкнув его, я пошел на выход.
— Посмотрим.
— Смотрелки как бы не потерял. Свое найди и смотри там!
Поднявшись к жилым комнатам, я постучал в дверь Мангуста и Алеены.
— Привет, мне нужна твоя же… — только и успел сказать, прежде чем словил хороший такой удар в челюсть от хозяина комнаты.