— Рон, и вовсе ничего не удушающий, — вступилась я, спиной почувствовав, как закаменели мыщцы готового кинуться в драку Кевина. — И вообще, вы что, все вместе приехали? — наконец выразила я вслух свое недоумение. Господи, действительно все, даже Ронни возле стойки, вон, машет мне своим розовым зонтиком.
— Драконяша, без тебя проект застопорился совсем, — хмыкнул Ноа, а Фино согласно качнул головой. — Вернее, без тебя застопорился Кев, а уже без него весь проект.
— Мари, карамелька, непослушная девчонка. Я же велел тебе свалить на острова. Какого черта тебя опять в снега понесло? — капризно заныл Ронни. — Я тут мерзну.
— Дома сидел бы, — неприветливо буркнул Саваж. И вдруг подхватил меня на руки и буквально перекинул через плечо. — Вот как можно разговаривать в эдаком бедламе?
— Эй, ты не оборзел ли? — вскочил Николя со стула и тут же скривился и ойкнул.
— Сидеть! — приказала я, что наверняка выглядело как минимум комично, учитывая позу и положение в пространстве. — Все нормально! Я не против, только «за»!
— Утекает мое солнечное счастье сквозь пальцы! — крикнул нам в спину Дизель, театрально-трагично заломив руки, но при этом заговорщицки подмигнув мне с залихватской улыбкой. — Вот что за судьба у меня горемычная! Только захочешь тихого семейного уюта с потрясающей женщиной, так ее тут же из-под носа умыкнут. И кто?! Очередной брат! Куда катится мир?!
От спектакля одного актера меня отрезала захлопнувшаяся дверь, когда Кевин внес меня в номер, практически пролетев вверх по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Торопливо поставив меня на пол, Саваж встал передо мной, уставившись в глаза пристально, словно стараясь что-то высмотреть. Нахмурил лоб, шумно сглотнул и кивнул будто каким-то своим мыслям.
— Значит так… — начал он серьезно. — Я сейчас скажу тебе… Да, бля! — рвано выдохнув, Кевин стремительно подался ко мне, с силой столкнул наши губы, неловкий в своем жадном нетерпении. — Скажу… — пробормотал, целуя часто-часто, выбивая у меня почву из-под ног, обхватил лицо ладонями, удерживая, словно я могла захотеть отстраниться. — Один разочек… секундочку… и все скажу…
Да не нужно мне ничего говорить!
Целуй!
Я мигом впилась пальцами в его затылок. Только попробуй отстраниться! Господи, неужели я помыслить могла больше никогда не испытать ласку этих губ и рук? Вот ведь дурочка Мари! Гордая, ага. Глупая! Не отпускать Кевина тогда надо было, толкнув прочувствованную речь, а догонять, треснуть по затылку и зацеловать. И мозги у обоих в один момент на место бы встали.
— Стоп… — задыхаясь, прошептал Саваж, себе, мне — не понятно, потому как ни одного это не остановило. Краткие касания его рта так и сыпались на меня благословенным изобилием, все больше кружа мне голову, но и утянуть себя в полноценный контакт он мне не позволял. — Дай скажу, детка… Я быстро… Богом клянусь… Сил нет ведь уже…
— Говори, — велела я, спихнув с его плеч куртку и укусив за колючий подбородок в наказание за мучение промедлением, и коварно сунула ладонь между нами, обхватывая через джинсу увесистую твердость. — Если сможешь.
— Да твою ж-ж-ж! — захлебнулся Саваж вдохом, толкнувшись в мою руку, и тут уж пришло время шипеть мне. Мышцы в низу живота как кто в кулаке стиснул от воспоминания, каково это — ощущать его мощные толчки в себе. — Да сжалься же ты, женщина!
Схватив меня за запястье и словив вторую мою руку, что уже дергала его ремень, Кевин поднял их обе, фиксируя над головой. Тяжело дыша, он уперся своим лбом в мой, нарочно сохраняя между телами мучительную дистанцию.
— Кевин! — возмущенно топнула я ногой. — Ну какого черта?!
— Тш-ш-ш! Кудряшка моя, сам подыхаю, но дай мне сказать. Я тебе это должен.
— Прощаю тебе все долги. Аллилуйя, пошли в постель!
— Добьешь меня, Мари! Я приехал просить принять меня, дурака такого и хама беспросветного, назад. Возьми меня себе насовсем, детка!
— А похоже, что бы я была против?
Повиснув на его удерживающих меня на месте руках как на опоре, я оттолкнулась от пола и обвила его бедра своими ногами, с торжеством поймав мужской страдальческий стон.
— Мучительница ты моя лучистая, я ведь не только секс имею в виду. Я твоим хочу быть для всего. Возьмешь со всеми потрохами и дерьмом старым? Вот такого гадкого, мрачного, долбанутого на всю голову временами. Пожалуйста, Мари. Возьми и не бросай, даже если опять чего выкину или испорчу. Мне же без тебя… никак уже.
Дыхание у меня перехватило аж до мелькания черных мушек, в груди так тесно стало, впору ребрам треснуть. В голове жарко, пусто, тело как исчезло — под кожей только тепло и невесомость. И счастье. Во мне, вокруг меня. Счастье, что берет исток в серых глазах напротив, взирающих с надеждой и искренней мольбой.
— Да мне без тебя с самого начала никак, — голос не слушался, ломался. — Я же лю…
— Стоп! — освободив наконец мои конечности, Кевин порывисто накрыл мои губы ладонью, а я внезапно ощутила влагу на своих щеках. — Я мужчина и скажу это первым. А то все у нас не как у людей. Я люблю тебя, Мари Дюпре. Люблю так, что хоть ложись и помирай без тебя. И вот теперь пошли уже, ради бога, в постель!
Глава 26
Постель?
Постель, черт возьми?
Ты когда брился последний раз, скотина? Ты же с нее сейчас ее кожу шелковую, нежную снимешь, как рубанком. Помойся сперва да побрейся!
— Эм-м-м, детка, — прохрипел я, закашлявшись от пронзившей меня мысли о собственном засранстве. Ну да, не до бритья мне было какое-то время, но сейчас-то надо! Но и бросить ее вот так, а самому залезть по-быстрому в душ… Черт! Как выкручиваться теперь, а?
— Ну что опять? — не на шутку сердито рявкнула моя рыжая злюка. — Что за отмазка на сей раз?
— Малыш, прости, но признаюсь честно, мне нужно в душ сперва, я черт знает сколько времени в дороге, а потом… вот… — я провел по отросшей почти бороде. — Я же исцарапаю тебя всю.
— М-м-м? А может, я хочу, чтобы ты меня немного исцарапал… кое-где, — почти промурлыкала эта дикая кошка.
— Спалишь ты меня нахрен. Ко всем чертям собачьим, — сипло выдохнул я прямо в розовые губы.
Но я кто? Правильно! Я кремень. И чуть-чуть засранец.
— Я оставлю немного, чтобы поцарапать как надо. Кое-где. Но без душа я к тебе в постель не полезу. — Я даже глаза зажмурил, чтобы не видеть предположительно летящий в морду кулак.
А что?
Поменяй нас местами, я бы так и сделал — зарядил бы слева мудаку, который смеет отказывать в самом насущном самой любимой женщине.
— Ну что ж, большой грязный мальчик. Душ — так душ, — неожиданно легко согласилась мучительница. — Но тогда я первая.
Я распахнул глаза, неверяще глядя на Мари. Однако эта чертовка знала, что делает. Медленно и невыносимо чувственно она принялась расстегивать свои джинсы. Прикусив нижнюю пухлую губку, просунула пальчики под пояс и, виляя аппетитной задницей, начала стаскивать брюки вниз, «случайно» прихватив и кружевные белые трусики.
Проклятье! Мой член, и так свирепо дергавший ширинку изнутри, будто с цепи сорвался, принявшись долбиться с обратной стороны, как дикий зверь в клетке.
— Поможешь? — лукаво спросила дразнилка, присаживаясь на край постели, и приподняла сразу обе ноги со сбившимися вокруг изящных лодыжек джинсами.
И кто бы устоял на ногах перед такой крышесносной картиной?
Вот и я не смог. Меня будто дубиной под колени кто-то жахнул, и я рухнул перед ней в коленопреклоненной позе. Да, собственно, именно в той позе, какую заслуживает эта женщина — женщина-огонь, женщина-страсть, женщина-чудо, женщина… МОЯ женщина!
Одной рукой поднял обе спутанные тканью ноги, окинул жадным взором блеснувшие темной медью короткие завитки, втянул жадно воздух, как зверюга, учуявший самую лакомую добычу. Склонил голову и прошелся тягучим движением по раскрывшимся для моего вожделеющего рта складочкам, прихватил губами горошину, запульсировавшую прямо на языке. Этот аромат, этот мускусный вкус, эти нежные стоны и острые коготки на моем затылке — все это мое, мое, МОЕ! Отныне и навсегда. Запру ее в своей комнате и не выпущу следующие полгода минимум. Исцелую всю, залижу, закусаю, затрахаю до беспамятства, чтобы ни ходить, ни говорить не могла — только лежать вот так, открытой для меня одного, и выстанывать мое имя.
— Ке-е-ев, сними эти чертовы штаны! — И она заерзала под моим ртом, насаживаясь на язык.
— Блядь, детка, я тебя сейчас свяжу, — прорычал я ей прямо в лобок. — Только руки помою. И все остальное.
И ломанулся от нее, сам себя проклиная за такой жесткий облом, стягивая на ходу ботинки и слыша за спиной тихий заливистый смех.
Заскочил в душ, начал срывать с себя свитер и майку, затем рванул молнию, чуть не зашипев от облегчения. Но тут мой взгляд упал на раковину.
Твою мать!
Станка нет! Чем бриться?
Кое-как заправив возмущенного приятеля обратно в ширинку, натянул футболку, вроде наизнанку, но плевать. Никто и не заметит. Я просто вытрясу этот дурацкий станок у одного из братанов, и дело с концом.
Я успел заметить изумленно распахнутые глаза Мари, когда пулей вылетел из душа и пронесся босиком до порога.
— Ща! Пять сек! Никуда не уходи!
Как я не скатился кубарем вниз по лестнице — ума не приложу. Но не скатился. Вылетел в барный зал, сграбастал ничего не понимающего Ноа и, рявкнув ему на ухо: «Срочно давай свой станок», потащил наверх.
Дорогу нам перегородил розовый кружевной зонтик.
— Мистер Доэрти, на пару слов. — Ронни нарочито смотрел куда-то в сторону, неодобрительно поджав губы.
Бля! Ну что опять-то?
Я отпустил Ноа и пнул его напоследок в зад — чисто для ускорения. Тот понимающе ухмыльнулся и потрусил в сторону своего номера за требуемым.
— Судя по сияющим глазам моего директора, самые острые углы вам удастся сгладить. Ладно. Принимаю. Но позвольте спросить, как вы собираетесь делать ей предложение без кольца? Скрутите из подручных материалов? — презрительно дернул бровью вернувший привычный, хотя бы глазу, облик продюсер.