– Сапоги. Конечно. Я сделаю это сам.
– Вы совсем окоченели, – возразила Мирабель, – и руки плохо двигаются. Прошу вас, будьте благоразумны, позвольте это сделать Джозефу.
Мистер Карсингтон взглянул на свои дрожащие руки.
– Не надо Джозефа. Сделайте это сами, вашими прохладными твердыми руками. Разрежьте их оба, как считаете нужным. Я имею в виду сапоги. И не обращайте внимания, если я буду всхлипывать. Эти сапоги мне очень дороги. – Он бросил на нее озорной мальчишеский взгляд. – Я пошутил, чтобы заставить вас улыбнуться. Вы цените шутки, я знаю.
Мирабель, несмотря на тревогу, действительно улыбалась. Взяв из рук Томаса нож, она опустилась на колени и принялась за дело.
Как только сапоги сняли, все остальное пошло как по маслу. После ванны мистер Карсингтон согрелся, и его уложили в постель, подсунув под больную ногу подушки и приложив к лодыжке мешок со льдом. Зайдя к нему некоторое время спустя, Мирабель увидела, что он задремал.
Проспал он недолго, а очнувшись, забеспокоился и стал что-то бормотать, как это было в речке, когда она пыталась его осмотреть. Она попыталась его успокоить, но он еще сильнее заволновался.
– Я не могу здесь лежать! – заявил он, приподнимаясь с подушек. Вырез его ночной сорочки распахнулся, обнажив часть груди, покрытую курчавыми темно-золотистыми волосами, еще влажными, как и край ворота. На шее билась жилка. – Где моя одежда?
Мирабель напомнила ему, что его одежда промокла и что слуги приводят ее в порядок.
– Ах да… – Он снова откинулся на подушки, а она поднялась с кресла и повыше подтянула одеяло.
– Вы утомлены, подвернули лодыжку и, мне кажется, простудились. Отдохните.
– Черт возьми, я совсем запутался. Я что, ударился головой?
Он закрыл глаза, а она принялась шагать из угла в угол, надеясь, что доктор не заставит себя слишком долго ждать.
Не прошло и получаса, как мистер Карсингтон сбросил одеяло – очевидно, не сознавая, что обнажает свои длинные мускулистые ноги в ее присутствии, – и позвал своего слугу.
Джозеф, которому было приказано прислуживать пострадавшему, поспешил к нему, но Карсингтон оттолкнул его, вскочил с постели и, выругавшись, ухватился, чтобы удержаться на ногах, за спинку кресла, с которого только что встала Мирабель.
– Нога должна ходить! – заорал он в ярости. – Что, черт возьми, с ней такое?
– Сэр! – послышался решительный голос. – Возьмите себя в руки!
Мистер Карсингтон застыл на месте, уставившись на фигуру в дверном проеме.
– Что означает весь это шум, сэр?
Алистер опустился на кресло и тряхнул головой, словно пытался что-то вспомнить.
– Мистер Карсингтон немного не в себе, – сказала Мирабель спокойным тоном, хотя сердце у нее бешено колотилось. – Он подвернул лодыжку, и… возможно, у него сотрясение мозга, а также простуда: точно сказать не могу, но ему плохо.
– Я слышал о несчастном случае, – кивнул капитан. – Возвращаясь из Матлока, повстречал парнишку, которого вы послали за доктором Вудфри. Боюсь, доктор немного задержится. У него масса неотложных случаев.
– Я никогда не болею, – заявил Алистер, сидя на кресле боком и обхватив рукой спинку. – Никогда. Но все же не следовало бы оставлять здесь эту огромную вонючую кучу. Я не неженка, но даже меня тошнит. А они так спешили. Ну, вы знаете, как это бывает. – Он обращался к капитану Хьюзу, который, как и Мирабель, не имел ни малейшего понятия, что он имеет в виду.
Однако капитан кивнул:
– Разумеется, знаю.
– А может, и не знаете. Я, кажется, болтаю всякий вздор. Я ударился головой, не так ли? Ну конечно. Только сотрясения мозга мне и не хватало.
Глава 7
Как ни призывал себя Алистер быть мужчиной, ничего не получалось: стоило двинуться, к горлу подкатывал ком и едва не начинался приступ рвоты. Он не понимал, что там с ногой, и приказал себе думать о чем-нибудь другом – все равно о чем.
Кру. И его предчувствие. Ну не смешно ли? Ведь это война. А на войне ранят, калечат, убивают. И все же Алистер не был готов к такой бойне. Целые акры земли, покрытые телами, а среди них множество его друзей: мертвых и умирающих, упавших в грязь, чтобы никогда больше не подняться.
Где-то поблизости послышался женский голос. И мужской. Но он принадлежал не Горди. Тогда кому же?
– Думаю, ему все это мерещится, – сказал мужчина.
– Это не совсем так, – возразил Алистер.
– Вы сказали, что вам плохо, – продолжал мужчина. – Что-то вызывает у вас тошноту. Помните? Вроде бы какая-то вонючая куча.
Неужели он разговаривал вслух? Ведь это были всего лишь мысли. К тому же ему это пригрезилось. Этого не могло быть на самом деле. Он практически не знал чувства страха. И никогда бы не осрамился, словно барышня при виде чего-то неприятного. Если бы об этом узнал его отец, то сгорел бы от стыда, но он не узнает, потому что этого не было, не могло быть на самом деле.
– Я так сказал? – удивился Алистер. – Странно. Что-то не припомню. С ногой они уже закончили возиться? Ее отрезали и выбросили в кучу вместе с другими конечностями?
– Вы знаете, где находитесь, сэр? – снова послышался голос, в котором звучали властные нотки. Этот человек, судя по всему, привык командовать. Офицер, наверное. – Узнаете ли меня?
Алистер открыл глаза. Мир вокруг него сначала закружился, потом постепенно замедлил ход и, наконец, остановился. Он понял, что находится в комнате, а не в полевом лазарете. Мужчина, который стоит перед ним, ему знаком.
– Капитан Хьюз, – сказал он, сдерживая дрожь в голосе и пытаясь отделить кошмар от реальности.
– Вы упали, – продолжил капитан. – Растянули лодыжку и, судя по всему, ударились головой. Со мной однажды было подобное: на меня упал грузовой подъемник и сбил с ног, но все обошлось. Со временем и в вашей черепной коробке все встанет на свои места.
Алистер потер лоб. Голова болела, но это пустяк по сравнению с мучительной болью в левой стороне тела.
Упал. Да, конечно. И, несомненно, ударился головой. Временное помешательство. Этим все объясняется.
Потом он вспомнил, как вскочил с постели полуголый, вспомнил бледное испуганное лицо, округлившиеся от тревоги голубые глаза.
Окинув взглядом комнату, он увидел ее: сложив руки на груди, она стояла у камина.
Восхитительно! Он вел себя в ее присутствии как полный идиот.
– Мисс Олдридж?
– Вы меня узнали, – сказала она вроде бы с облегчением.
– Сейчас узнал. Кажется, я выставил себя на посмешище.
– Ничего ужасного не случилось, – возразила она. – Вы не совершали таких бессмысленных поступков, какие порой совершает мой отец. Тем не менее нам всем будет спокойнее, если вы вернетесь в постель.
Тут Алистер вспомнил, что все еще полуодет и что на нем только сорочка, и та чужая, из грубой ткани, зато она была такая огромная, что прикрывала безобразные шрамы на бедре.
Отмахнувшись от предложенной капитаном помощи, он двинулся к кровати, до которой нужно было сделать всего несколько шагов.
Мисс Олдридж подошла к окну, чтобы не смущать его.
Тишину нарушал лишь шум дождя, барабанившего в окна. От постельного белья исходил слабый аромат лаванды. Все вокруг было безупречно чистым, здесь царил покой.
С трудом верилось, что он мог спутать эту комнату с миром, относящимся к ночным кошмарам.
– Вы уже выглядите гораздо лучше, – заметил капитан Хьюз. – Совсем не похожи на того, с безумными глазами, которого я увидел, когда так бесцеремонно ворвался сюда. – Потом он переключил внимание на женщину у окна. – Надеюсь, вы простите мою бестактность, мисс Олдридж. Я находился внизу, в холле, и ждал, не дадите ли вы мне каких-нибудь поручений, когда услышал весь этот шум на верхней палубе.
– Вам не за что извиняться, – улыбнулась Мирабель. – Вы вполне могли подумать, что мой отец опять устроил пожар в комнате.
Алистер размышлял о возможном сотрясении мозга, потому что иного объяснения своему возмутительному поведению у него не было. Ее слова вывели его из задумчивости, и он сел в постели. Левая сторона искалеченного тела отреагировала на это движение острой болью.
– Опять? И часто мистер Олдридж устраивает поджоги?
– Это произошло всего раз, лет девять-десять назад, – ответила мисс Олдридж. – Когда он увидел письмо от тетушки Клотильды, на него внезапно снизошло прозрение относительно египетских финиковых пальм. Связанная с ними проблема беспокоит его время от времени по причинам, понятным разве что нескольким ботаникам. Это был как раз один из таких моментов. Он вскочил, уронив свечу, но был слишком возбужден, чтобы заметить это.
Она отошла от окна.
– К счастью, вскоре после того, как он выбежал из кабинета, пламя заметил слуга. Пострадал лишь письменный стол, немного обгорел ковер у камина, и еще долго в доме стоял запах дыма.
– Вы меня успокоили, – произнес Алистер. – Я по крайней мере не сжег дом.
Она подошла к кровати и окинула его критическим взглядом.
– Цвет лица у вас стал получше, не такой лихорадочный, как прежде. И все же надо снова приложить лед к вашей лодыжке, а заодно и к голове.
Алистер почти забыл о головной боли: пульсирующая боль в левой стороне тела была такой сильной, что заглушила ее.
– Пожалуй. Вы очень любезны, что подумали об этом. Я, со своей стороны, обещаю спокойно дожидаться доктора.
Она улыбнулась, и в комнате, кажется, стало светлее, хотя в потемневшие стекла продолжал барабанить дождь.
– Рада это слышать.
Доктор Вудфри приехал только в конце дня. Это был молодой – не более тридцати лет от роду – невысокий мужчина, жилистый и энергичный, который привык посещать пациентов в любую погоду, но разразившаяся буря не только увеличила количество несчастных случаев, но и сделала практически непроезжими дороги.
Несмотря на все это, доктор Вудфри был бодр, как всегда. Перекинувшись несколькими словами с Мирабель и капитаном Хьюзом, которые удалились в библиотеку ждать медицинского заключения, он направился прямиком к мистеру Карсингтону.