– Мне кажется, это не рекомендуется принимать, если есть подозрение на сотрясение мозга, – заметила миссис Энтуисл.
– Лишь совсем недавно Брауну удалось популяризировать Жусье в Англии, – заметил мистер Олдридж. – К сожалению, мы здесь варимся в собственном соку. Следует ездить за границу и прислушиваться к другим мнениям – капитана Хьюза например.
– Ты что-то сказал о капитане Хьюзе, папа? Я не успеваю следить за ходом твоих мыслей, – спросила Мирабель.
Он посмотрел не на дочь, а словно сквозь нее – этот его отстраненный взгляд она очень хорошо знала.
– Соки, извлеченные из семенной коробочки мака, обладают замечательными целебными свойствами, – сообщил мистер Олдридж. – Об этих свойствах говорилось еще во времена Гиппократа. Уверен, египтяне тоже о них знали. Когда-нибудь эти секреты будут разгаданы. Это будет настоящий кладезь знаний! Я охотно познакомился бы с его кузиной.
Мирабель с недоумением взглянула на миссис Энтуисл, которая, судя по выражению ее лица, тоже ничего не поняла.
Тогда Мирабель перевела взгляд на отца. Тряхнув головой, он вернулся в реальность, подошел к книжным полкам и взял большой фолиант.
– Папа?
– Да, моя дорогая.
– Минуту назад ты упомянул капитана Хьюза.
– Совершенно верно, – кивнул мистер Олдридж, направляясь к выходу.
– Ты сделал это с какой-то конкретной целью?
– Ах да, сотрясение мозга… Он считает, что только этим нельзя объяснить все. Что же, ему виднее.
Великий ботаник вышел из комнаты, оставив всех, как обычно, теряться в догадках.
Письма из Олдридж-холла, написанные мисс Олдридж и подписанные ее отцом, достигли мест своего назначения в Лондоне после полуночи. То, что корреспонденция экспресс-почтой доставлялась в самое необычное время суток, было довольно привычным делом в резиденции лорда Харгейта. Не будучи членом кабинета министров, он вел активную закулисную деятельность и отправлял и получал не меньше срочной корреспонденции, чем Ливерпуль, первый лорд казначейства, поэтому в доме Харгейтов письмо не вызвало паники. После обычного спокойного воскресного дня граф и его супруга находились дома, в будуаре хозяина дома. Когда слуга принес письмо, они оживленно обсуждали семейные дела своего старшего отпрыска.
Увидев обратный адрес, лорд Харгейт всего лишь приподнял брови и передал письмо супруге, чтобы та прочла его вслух, а когда она закончила, пожал плечами и вновь наполнил бокал вином.
– Всего лишь растянул лодыжку. Лежит в Олдридж-холле. Могло быть и хуже.
– А, по-моему, лучше и быть не могло, – заметила супруга.
Послание из Олдридж-холла вызвало значительно больший испуг у лорда Гордмора благодаря его сестре.
Леди Уоллентри предпочла провести воскресный вечер в компании своего выздоравливающего брата, с которым было куда веселее, чем с ее мужем. Она уже собралась приказать подать свой экипаж, чтобы вернуться домой, когда в гостиную вошел слуга с письмом.
Поскольку экспресс-почта была дорогам удовольствием, ею, не считая военных и политических кругов, пользовались не часто, и она редко приносила хорошие новости, поэтому в домах не такой государственной важности, как резиденции премьер-министра и графа Харгейта, письма, отправленные экспресс-почтой, вызывали некоторую тревогу.
Леди Уоллентри не сгорала от любопытства. Семья ее к этому времени уже спала. Бодрствовать в ожидании ее приезда будут только несколько слуг, но ради них она не собиралась терпеть неудобства.
Право брата на личную жизнь она уважала не более, чем спокойствие слуг или членов семьи, поэтому через несколько секунд выхватила у него письмо.
Он со вздохом откинулся в шезлонге, мысленно посетовав на то, что из двух человек, которые не боятся заразиться гриппом, один находится в ста пятидесяти милях отсюда, в Дербишире, а другой – его сестра.
– Может, все-таки ознакомишь меня с его содержанием, Генриетта? – попросил лорд Гордмор.
Леди Уоллентри прочла письмо вслух. Он все еще пытался переварить новость и решить, как к ней отнестись, когда сестра заметила:
– Я очень рада, что Карсингтон не получил серьезных увечий, но хотела бы, исходя из твоих интересов, чтобы он оказался в любом другом доме, а не в Олдридж-холле. Хоть письмо и подписал мистер Олдридж, почерк явно женский.
– Ничего не могу сказать по этому поводу. Я едва успел взглянуть на письмо, как ты выхватила его у меня из рук.
– У меня сильное подозрение, что письмо писала дочь Олдриджа, – заметила Генриетта. – Та самая, которая дала отставку Уильяму Пойнтону, после чего он сделал из нее посмешище. Ты в то время еще учился в школе. Ей должно быть сейчас за тридцать, а такая красота, как у нее, быстро вянет. Да и раньше она не была красавицей. Эти волосы абрикосового цвета и своеобразные манеры… Но у нее было огромное состояние. Именно поэтому половина именитых, но небогатых семейств пытались подсунуть ей своих сыновей. Понимаю, Даглас: ты сейчас скажешь, что у твоего друга безупречный вкус и что он неподкупен, как и остальные члены его семьи, – но не забудь, что даже если Олдридж женится во второй раз…
– Генриетта, что ты имеешь в виду? – перебил ее лорд Гордмор. – Прошу тебя, не говори загадками, излагай все по порядку. Не забудь, что я только выздоравливаю и до сих пор плохо соображаю.
Она вернула ему письмо:
– Короче говоря, как только ты достаточно окрепнешь, чтобы пуститься в путь, тебе придется отправиться в Дербишир. Мне не хотелось бы пугать тебя, но я сильно подозреваю, что и твоему другу, мистеру Карсингтону, и твоему каналу угрожает опасность.
Глава 9
Мирабель, как и накануне, проснулась в два часа ночи и, не в силах больше заснуть, зажгла свечу, накинула халат, надела шлепанцы и прошлась по спальне. Не помогло. Тогда, прихватив свечу, она вышла из спальни и направилась в гостевое крыло.
Дверь в комнату мистера Карсингтона была открыта на тот случай, если потребуется срочно позвать на помощь Кру, который сидел сейчас, похрапывая, в кресле у двери.
Мирабель прокралась мимо него в спальню, где горела единственная свеча, но, когда вошла, Кру мигом вскочил и вошел следом. Она поставила свечу на каминную полку, а камердинер тихо доложил:
– С ним все в порядке, мисс.
– А вот с вами, похоже, нет, – так же тихо заметила Мирабель.
Даже при слабом свете свечи было видно, как осунулось от тревоги и усталости лицо преданного слуги. Наверное, немало ночей после Ватерлоо пришлось ему бодрствовать у постели своего хозяина.
– Уверена, что вы устали до смерти от забот о нем. Наверное, у вас не было ни минуты покоя с тех пор, как случилось несчастье.
Кру замотал головой, категорически отрицая все, что она сказала.
– Едва ли мистеру Карсингтону будет польза от слуги, который валится с ног. Часок-другой отдыха – и будете как новенький. А я тем временем подежурю.
Слуга запротестовал: никакие разумные доводы на него не действовали, – но когда Мирабель поклялась, что не убьет его хозяина во сне, Кру, совершенно ошеломленный, стал оправдываться: ему, мол, такое и в голову не приходило, но все же смиренно удалился в смежную комнату, хотя дверь туда оставил открытой.
Мирабель села в кресло возле кровати и окинула Алистера внимательным взглядом.
Пока она разговаривала с его камердинером, он успел перевернуться в постели и теперь лежал почти на животе. Судя по очертаниям его фигуры под одеялом, поврежденная нога соскользнула с горы подушек. Она подумала, что надо бы разбудить Кру, чтобы помог водворить больного на место, но тут вспомнила, как ее отец говорил об успокоительном, египтянах и капитане Хьюзе.
Что за странная цепочка мыслей!
Отец сказал, что у мистера Карсингтона беспокойный сон.
Мирабель встала и подошла поближе. Лицо его сейчас выглядело довольно спокойным и на удивление молодым, оттого что пряди упали на лоб. Не трудно было представить себе, как он выглядел, когда был мальчишкой. Его тихое похрапывание напоминало мурлыканье льва, но было неровным.
Она заложила руки за спину и сцепила пальцы, чтобы не поддаться соблазну убрать с его лица волосы, как будто это маленький мальчик, которого надо успокоить.
Мирабель все-таки не удержалась: осторожно убрала с его лица волосы и погладила щеку. Похрапывание прекратилось, и он вздрогнул, потом заерзал и что-то пробормотал. Сначала она улавливала лишь бессвязные звуки, наконец услышала хриплый шепот:
– Зора. Мы должны ее найти.
Он снова забормотал, и постепенно Мирабель стала различать отдельные фразы.
– Убирайтесь… нет, не могу это видеть… стервятники… – Алистер начал метаться в постели. – Я его знал. Только не говори, что не видел. Я был привязан к ней. Хорошая шутка. Мы с ней хорошо ладили. Найди ее, Горди. Простая царапина. Зора. Она сказала. Вытащи меня отсюда. Не позволяй им…
Голос его был по-прежнему слаб, но он продолжал метаться. Надо его успокоить, иначе, не дай бог, упадет с кровати или еще как-нибудь причинит себе увечье.
Она прикоснулась к его плечу и шепотом попросила:
– Мистер Карсингтон, проснитесь.
Он рванулся в сторону и сбросил одеяло.
– Не могу дышать. Уберите их. Помоги нам Господь.
Он оказался на самом краю кровати, и Мирабель бросилась ему на грудь, чтобы не упал. Он вздрогнул, потом затих, а она не знала, что делать. То ли она действительно успокоила его, то ли это было всего лишь временное затишье? Что лучше: позволить ему спать или разбудить? Если он будет спать, кошмар может вернуться.
Она прислушалась к его дыханию. Отец сказал, что мистер Карсингтон наверняка получил при Ватерлоо травму головы. Мирабель вспомнила, что писали о его подвигах на поле боя и о том, что ему пришлось выстрадать впоследствии. Его считали погибшим, но он остался жив, его друг лорд Гордмор всю ночь разыскивал его на поле боя и нашел среди гор трупов. Может, прославленного героя мучили кошмары?
Он не хотел ни говорить, ни слышать об этом сражении, и она хорошо понимала почему: не желал, чтобы ему напоминали о самом ужасном испытании в его жизни.