Мирабель уехала, но направилась вовсе не домой, как предполагал Нанкарроу.
Алистер возвратился с ежедневной прогулки по тщательно ухоженному парку капитана как раз в тот момент, когда двуколка завернула за дом.
Апартаменты, которые занимал Алистер, располагались на втором этаже в задней части здания, и его очень удивило, когда в окно спальни полетели мелкие камешки.
Выглянув в окно, он увидел внизу посреди клумбы мисс Олдридж. Мрачное настроение вмиг улетучилось, он открыл окно и позвал было:
– Мисс…
– Тсс!
Она указала куда-то в сторону. Алистер проследил за ее взглядом и увидел у стены дома приставную лестницу. Мирабель, к его ужасу, схватила ее и придвинула к открытому окну.
– Мисс Олдридж! – воскликнул он в ужасе.
Она бросила на него укоризненный взгляд, приложила палец к губам и начала подниматься вверх.
Алистер подумал, что ему это снится. Сон был приятный, хоть и страшный, и он решил досмотреть его до конца.
Вскоре на уровне его подоконника показалось донышко ее безобразной шляпки, а мгновение спустя он уже смотрел в ее голубые, как сумерки, глаза, лихорадочно соображая, не слишком ли опасно снять ее с рахитичной лестницы на высоте двух этажей и заключить в объятия.
– Мистер Карсингтон, – сказала она с улыбкой.
– Мисс Олдридж… – выдавил он, едва шевеля побелевшими от страха губами.
– Я пришла просить вас об одолжении.
От ее улыбки он совсем перестал соображать, но все же сказал:
– Просите что угодно.
– Я подумала, что вы захотите узнать… – Поморщившись, она бросила взгляд через плечо, и улыбка ее погасла.
Алистер ухватился за лестницу.
– Не делайте этого! Вы с ума сошли!
– Вы нездоровы… Неудивительно, что Нанкарроу проявил такое упорство. Мне самой следовало сообразить.
Она шагнула на ступеньку ниже, но он возразил:
– Я не болен.
Она остановилась:
– Но выглядите вы ужасно, и наверняка вам нельзя стоять у открытого окна.
– Мисс Олдридж, если вы сейчас же не скажете, о чем речь, я спущусь вниз, без пальто и шляпы, – пригрозил он.
Она поднялась на ступеньку:
– Вы не сделаете ничего подобного! Я пришла по делу, но не подумала о том, что это может повредить вашему мозгу.
– По какому делу? Вы сказали, что собрались просить об одолжении.
– В некотором смысле. – Она уставилась на лестницу, за которую держалась. – Но я не продумала все до конца: не учла, что вы в долгу перед лордом Гордмором и вам придется делать выбор… Это непросто, а вы больны.
– Да кто вам это сказал? Я здоров!
Она подняла на него глаза:
– Но с вами что-то не так…
– Да, и это вы и то, что нас разделяет. – Он жестом указал на расстояние между ними.
Она взглянула вниз, на землю, и руки ее, затянутые в перчатки, крепче уцепились за перекладину.
– Уж лучше бы вы этого не говорили!
– Я не хотел, но вы…
Он не договорил, глядя, как она, преодолев несколько ступенек, начала перелезать на подоконник.
– Господь милосердный!
С гулко бьющимся сердцем он схватил ее и втащил внутрь. Ему хотелось как следует встряхнуть ее, но она вырвалась и отошла на безопасное расстояние.
– Вы же могли разбиться…
– Лишь в том случае, если бы вы меня не удержали. – Голос ее дрогнул. – Не надо было меня хватать: я знала, что делаю.
– Неужели?
– Я не ваша лондонская леди, ко всему привыкла. – Она поправила шляпку.
– Что правда то, правда. Вы другая… особенная.
Ее голубые глаза взглянули в его карие, и на него нахлынули воспоминания: каждый взгляд, каждое прикосновение, шепот, улыбки, податливое тело. Он лишился дара речи и не смог произнести ни слова, когда она бросилась к нему и прижалась к груди.
Затаив дыхание, Алистер заключил ее в объятия и, уткнувшись в ее шляпку, с трудом выдавил:
– Вам не следовало… но я рад, что вы здесь.
– Я должна была держаться от вас подальше, но не смогла.
– Я очень скучал.
– Это хорошо, потому что и я чувствовала себя без вас бесконечно несчастной. – Запрокинув голову, она взглянула ему в лицо. – С тех самых пор, как вы ушли, я жалела о том, что мы не закончили то, что начали. Мне хотелось, чтобы вы не останавливались: чтобы расстегнули все мои пуговки, развязали все тесемочки и не беспокоились о последствиях.
– Вы сами не знаете, что говорите! – воскликнул Алистер и тут же пожалел: ведь он не железный.
– Я говорю правду. Зачем мне притворяться? Мне все время приходится искать какие-то оправдания, обманывать и себя, и вас, чтобы защитить… – У нее дрогнул голос. – Я и сама не знаю, что я пытаюсь защитить. Самолюбие? А может, гордость?
– Свою честь, – подсказал Алистер.
– Я должна ее защищать? Мне уйти? Почему вы не прогнали меня до того, как я начала говорить?
– Дорогая моя…
Все, он погиб! Уж лучше бы она вонзила кинжал ему в сердце.
– Ваша! – Мирабель хохотнула и вытерла глаза. – Ох, не смотрите вы на меня так… не стану я плакать. Я презираю женщин, которые с помощью слез добиваются чего хотят. Вы просто на мгновение вывели меня из себя. – Последовала продолжительная напряженная пауза, потом она спросила: – Лучше бы я не была благовоспитанной девицей, да? И незамужней леди тоже. Что тогда? – Она сняла перчатки, бросила на пол и стала развязывать ленты шляпки. – Что тогда? Что, если бы я не была леди?
Алистер смотрел на валявшиеся на полу перчатки и на ее руки.
– Вы не можете быть… – Он не договорил, борясь с искушением воспользоваться этой невероятной возможностью.
Она сняла шляпку и бросила на кресло.
– Нет!
Она принялась расстегивать накидку.
– Мне тридцать один год, и очень хочется, чтобы кто-то сорвал мою розочку до того, как она начнет ронять лепестки.
Глава 12
Выражение его патрицианского лица было сейчас настолько забавным, что Мирабель рассмеялась бы, если бы не нервничала так сильно. Но она тряслась от страха.
– С этим не шутят, – попытался воззвать к ее здравому смыслу Алистер.
– А мне не до шуток, я серьезна как никогда.
Она так давно не испытывала желания, так давно мужчина не отвечал ей взаимностью. Она вела себя сдержанно с Уильямом и сохраняла свою добродетель, а уйти ему позволила, хоть и любила, из чувства долга. На этот раз она не станет думать ни о чести, ни о долге, а поступит так, как велит сердце.
Они сейчас вдвоем, не под крышей дома ее отца или гостиницы. Никто не видел, как она входила в его спальню, и никто не увидит, как отсюда выйдет. Такой шанс упускать нельзя.
Она не хотела умирать девственницей. Хотела познать страсть с мужчиной, к которому ее влечет, заняться с ним любовью.
Алистер шагнул к ней, и она попятилась.
– Вам следует застегнуть пуговицы, – заявил он жестко, – или это сделаю я.
Он опять шагнул к ней, но она отступила.
Комната была несколько меньше, чем его спальня в Олдридж-холле. Мебель и его вещи загромождали путь, почти не оставляя ему места для маневра. Мирабель понимала, что он опасается опрокинуть стул или стол или уронить какую-нибудь бьющуюся вещь, которых в комнате великое множество, ведь на шум сбегутся слуги.
Он осторожно хромал за ней следом, а она отступала, продолжая расстегивать дрожащими пальцами пуговицы накидки.
– Мисс Олдридж, вы затеяли очень опасную игру: нас могут услышать.
– В таком случае говорите тише, – ответила она шепотом, вдруг вскочила на кровать и, торопливо стряхнув с плеч накидку, бросила в него.
Он на мгновение задержал ее у лица, потом прижал к груди и хрипло пробормотал:
– Вы не должны… Жестоко так поступать со мной. Она хранит… – Он судорожно сглотнул. – Она хранит ваше тепло и запах.
У нее неистово заколотилось сердце.
– Это неправильно, неразумно… И несправедливо.
– Вы не оставляете мне выбора! Будьте вы прокляты со своей честью, черт бы ее побрал!
– Вы не должны! Это недопустимо! – изо всех сил пытался ее остановить Алистер.
– Другого шанса у нас никогда не будет, – с мольбой в голосе проговорила Мирабель.
Алистер сам себя убеждал, что это не имеет значения. Он не мог обесчестить ее здесь, как и в доме ее отца.
Она продолжала сражаться с застежками своего платья на спине. Он мог бы без труда расстегнуть их, но, сжав кулаки, стоял не двигаясь.
Без его помощи она не сможет снять платье, а он не должен ей помогать.
– Я всю жизнь выполняла свой долг, – продолжала Мирабель, пытаясь повернуть платье задом наперед, чтобы добраться до пуговиц и тесемок. – И не жалею об этом, – ну… не то чтобы очень, – но я знаю, что буду сожалеть о вас.
– Моя дорогая!
– Не говорите так!
– Но вы действительно мне дороги. Если бы не… но мы не можем. Нам надо поговорить. Умоляю вас, не раздевайтесь: вы лишаете меня рассудка.
– Я всю жизнь поступала только так, как надо. Почему бы мне хоть раз не нарушить это правило?
– Ради бога, но в другой раз, не сейчас.
– Вы сказали, что скучали по мне, что без меня чувствовали себя несчастным, – напомнила Мирабель. – Когда вы вернетесь в Лондон, там будут другие женщины, и вы забудете обо мне. А у меня не будет никого. Я не хочу всю оставшуюся жизнь сожалеть о том, что упустила этот шанс. Разве вам не понятно? Мое время истекает.
Она перестала возиться с застежками и, ухватившись за столбик кровати, подняла правую ногу, расстегнула сапожок и, едва не потеряв равновесие, сняла его.
Он шагнул к кровати, намереваясь остановить ее, но она предупредила:
– Даже не думайте: я так нервничаю, что могу закричать.
Алистер отступил на шаг. Она нервничает. Похоже, от ее храбрости скоро не останется и следа, подумал он, моля Бога, чтобы это произошло раньше, чем исчезнет его решимость, до того, как он забудет о чести. Он должен притвориться. Это он умеет.
Он отошел, смахнул с кресла ее шляпку, сел и, сложив руки на коленях, заявил:
– Ладно. Раздевайтесь и лежите на постели голая, если желаете. Все это я видел раньше, и не раз. Как вы изволили заметить, в моей жизни были и будут другие женщины. Я меняю их как перчатки.