Зрачки Алессандро потемнели, как будто ему в глаза капнули черной туши.
— Я предупреждал ее, что он тяжело переживет ее отъезд, — чуть слышно выговорил он. — Но она думала только о себе.
— А ты не пытался ее отговорить?
— У нас возникли сложности в отношениях. Я много работал. У меня появились клиенты за рубежом. Она жаловалась, что меня подолгу не бывает дома.
— Она могла бы найти себе занятие в какой-нибудь благотворительной организации, — ляпнула Саманта и прикусила язык. Именно такой совет мисс Свити обычно давала читательницам, не знающим, куда себя девать от безделья.
— Я ей предлагал. Но она не пожелала. У Лиз нет такого образования, как у тебя, зато претензий хоть отбавляй. Она мнит себя интеллектуалкой. Устраивать вещевые лотереи или посещать больных — нет, это не для нее.
Саманте в его словах послышалась горечь, но она не стала ее анализировать.
— Честно говоря, больше всего меня удивляет, что она уехала без Флавио.
— Я считаю, что Флавио должен поступить в Оксфорд. Как когда-то я сам.
— Понятно. Конечно, образование — это очень важно.
— Так или иначе, но ведь это она уехала. Не в ее положении выдвигать какие бы то ни было требования. Ты будешь десерт?
От десерта она отказалась. Он заказал кофе и подал хозяину знак, чтобы несли счет. Его нога под столом прижалась к ее ноге. Саманта почуяла неотвратимое приближение четвертой стадии и делано закашлялась. Быстро стрельнув глазами в сторону, она убедилась, что Питер ничего не заметил, — он сосредоточенно заполнял чек. Интересно, мелькнуло у нее, он пригласил друга на ужин или они платят каждый сам за себя?
Дождавшись, пока Алессандро допьет кофе, она снова свернула разговор на тему Лиз:
— Флавио — очень славный мальчуган. Не представляю, как его мать могла решиться уехать в другую страну и не забрать его с собой.
Алессандро с тихим стуком поставил чашку на стол и рассмеялся:
— Напрасно ты думаешь, что она не пыталась. Пыталась, да еще как. Но не забывай, что я адвокат. Меня на кривой не объедешь.
Он снова взял ее за руку, на сей раз крепко сжав запястье. Она беспомощно оглянулась. Стол Питера опустел. Официант уже убирал с него грязную посуду.
Где же Питер? А главное, где его накачанный друг?
12
Среда, 19 сентября 2001 года
Почтовый ящик блестел на солнце. Агата надраила его, чтобы хоть как-то успокоить нервы. Ей до сих пор не давала покоя нотация, прочитанная инспектором Морсеном — дурно воспитанным толстяком, наверняка склонным к гипертонии. За всю свою долгую жизнь она ни разу не испытывала подобного унижения, не считая того раза, когда упрашивала своего второго мужа приютить мать и сестру. Как показало будущее, с ее стороны это был крайне опрометчивый поступок.
Саманта оценила бабушкины труды, когда спустилась за почтой. Эту ночь она провела в одиночестве. Алессандро привез ее домой около одиннадцати вечера. Она не пригласила его зайти. Возможно, из-за Питера, который, сидя за широкой спиной друга-мотоциклиста, честно следовал за машиной адвоката от ресторана до самого дома. А возможно, из-за того, что ее немного напугал тон, в каком Алессандро отзывался о своей жене.
Он заметно огорчился, и она чуть было не уступила. Устоять ей помогло второе железное правило мисс Свити: пусть помучается. Вернувшись к себе, она перечитала письмо Лиз Лукарелли, в котором та сравнивала мужа с домашним тираном.
Hey diddle diddle,
The cat and the fiddle…
Примерно полчаса она твердила про себя две эти жалкие строчки, пока наконец не заснула. Но и во сне ее преследовал взгляд Алессандро Лукарелли. Он опять заговорил о своей жене, и его глаза превратились в две узкие косые щелочки.
— Странно, — вслух удивилась она. — Из редакции ничего не прислали.
Такое случалось не впервые. Читательская почта отличалась таким же непостоянством, как и лондонская погода. Накануне Дня святого Валентина письма лились бурным потоком, и большая их часть, отправленная одиночками, содержала вопрос о смысле жизни. Еще одна небольшая эпистолярная лавина сходила на нее сразу после новогодних праздников — никто не работал, и люди заполняли досуг выяснением семейных отношений. В июле наступала горячая пора курортных романов, и Саманта тоже не сидела без дела. Напротив, сентябрь относился к числу более или менее пустых месяцев.
Ей пришлось наклониться, чтобы извлечь со дна почтового ящика три брошенных почтальоном конверта.
На одном из них значились ее имя и фамилия. Она почувствовала, как учащенно забилось сердце. Вскрыла конверт и вынула из него сложенный вчетверо листок бумаги формата А4. Внутри лежала прядь вьющихся волос. Вскрикнув, она развернула листок.
Вам очень идет новая прическа.
Буквы расплывались у нее перед глазами, но смысл послания она уловила.
Прядь волос принадлежала ей — это было ясно без всякого анализа ДНК.
Адам Смит не любил свое имя, считая его банальным. Поэтому свой парикмахерский салон он назвал «У Альфонса», хотя к французам относился скорее прохладно, не разделяя их противоестественной страсти к жаренным на сковороде лягушкам.
Когда Саманта не вошла, а ворвалась в парикмахерскую, он от неожиданности чуть не подпрыгнул. Его губы сами собой сложились в горькую складку: от сделанной накануне прекрасной укладки осталось одно воспоминание. Клиентка даже не дала себе труда расчесать волосы, совершенно не думая о том, что создает ему плохую рекламу. Нет, он предпочитал работать с пожилыми леди, которые, собственно, и составляли ядро его клиентуры, — пунктуальными и уделяющими должное внимание своему внешнему виду. Единственным исключением из этого правила была миссис Берден. Мало того что ее волосы вообще не желали укладываться, так она еще вечно ворчала, что он все делает не так. И тем не менее каждый месяц послушно являлась к нему краситься.
— Куда вы деваете обрезанные волосы? — не дав ему опомниться, приступила к допросу Саманта.
Она примчалась в парикмахерскую сразу, едва обнаружила в почте новое послание.
Парикмахер издал стон. Нет, эта современная молодежь его доконает. Девушки бегут к нему стричься, потому что у них, видите ли, появилась новая работа или новый жених. А назавтра уже жалеют о старом…
— А ведь я вас несколько раз спросил, хорошо ли вы подумали прежде, чем расставаться с такими изумительными волосами. И вы даже отказались взять себе прядь волос на память, — проворчал он.
— Я передумала.
— Боюсь, уже немного поздно. Если только попробовать парик…
— Нет, насчет пряди. Я как раз очень хочу сохранить одну на память. Куда вы деваете обрезанные волосы?
Он даже растерялся. И мысленно посочувствовал Агате Саммер — одной из лучших своих клиенток. Ее сестра Маргарет была определенно с приветом. А уж внучка… Законченная психопатка. Наверное, это у них наследственное.
— Я выбрасываю их на помойку, — ответил он, отступая к кассе, в ящике которой на всякий случай держал остро отточенные ножницы.
— Где эта помойка?
— На улице, за домом. С минуты на минуту ее заберут мусорщики. Но я не позволю вам…
Он не успел закончить фразу. Саманта уже пулей выскочила из салона.
В помойке явно кто-то рылся. Саманта увидела, что на улицу сворачивает мусоровоз, и предпочла убраться подальше. Кто был в курсе, что она обрезала волосы? Обе бабушки, Дебби, соседи, Алессандро… Постепенно она перешла на бег и вскоре, запыхавшись, уже взлетела на крыльцо дома, перемахивая через две ступеньки. У себя в квартире она не задержалась, быстро схватила сумку и выскочила вон. На ходу она набирала номер вызова такси. Надо отсюда убираться. Ей уже в собственном квартале оставаться небезопасно.
Если Брайан Смит и удивился, когда она явилась к нему без предупреждения, то не подал и виду. Одетый, как и в прошлый раз, в голубую рубашку и заправленные в сапоги джинсы, он пересаживал в оранжерее примулы. Завидев ее на пороге, он выпрямился и разгладил свои черные с проседью усы.
Внимательно посмотрел на нее своими серыми глазами, приветливо улыбнулся и поинтересовался, не желает ли она выпить чашечку чаю.
— Можно мне немножко побыть здесь? — попросила она тоненьким голоском.
— Если я вам понадоблюсь, найдете меня на кухне.
И он пошел к выходу, унося с собой лопату, в его огромных ручищах казавшуюся игрушечной.
— Если вам надо подумать, советую пойти по левому проходу. Anemone nemorosa[14] хорошо успокаивают нервы, а Festuca valesiaca[15] способствуют медитации.
Она послушалась его совета и присела среди цветочных горшков. Замурлыкала было любимую песенку — две строчки, которые помнила, — но через пару минут замолчала. Странное дело, соседство молодых побегов действовало на нее умиротворяюще. Они не были такими агрессивными, как пышно распустившиеся цветы. И в них таилось обещание будущего цветения.
Начал накрапывать дождик. Она слушала, как он барабанит по крыше оранжереи. К ней вернулась способность здраво рассуждать, и она принялась мысленно составлять список тех, кому могло взбрести на ум прислать ей по почте прядь волос. От этого занятия ее оторвал звонок мобильника. Она узнала номер и ответила:
— Да, Беверли.
— Ну наконец-то я до тебя дозвонилась! Я тебе оставила два сообщения на домашнем автоответчике!
— Извини, я тут немного забегалась.
— Ну еще бы! Отхватить мужика — полдела. Главное его удержать!
По тону ее голоса Саманта поняла, что Беверли не в самом лучшем расположении духа.
— Слушай, Сэм, твой последний материал — это что-то из чего-то. Бред сивой кобылы. Какая еще любовь после семидесяти? Ты что, забыла, что наша целевая аудитория — домохозяйки в возрасте до пятидесяти?
— Ну, извини.