другими пациентами. Зато меня знает весь этаж кардиологии. Мне расскажут больше, чем тебе.
Саманта рассыпалась в благодарностях. Подспудно ей не давал покоя вопрос: с какой стати Морин так обеспокоена здоровьем ее бабушки.
— Понимаю, мы с тобой не такие уж закадычные подруги, — вдруг сказала Морин, словно прочитав ее мысли. — Но ты мне очень нравишься, Сэм. Поэтому воспринимай мое появление здесь просто как знак дружеского расположения.
Она встала и немного смущенно отряхнула воротник своего приталенного пиджака.
— Я бы не прочь познакомиться с твоим соседом. Он уже пять минут читает инструкцию по пожарной безопасности. Как ты думаешь, он учит ее наизусть?
Саманта улыбнулась и пошла за Питером. Зардевшись как мак, тот пробормотал, что очень рад знакомству с Морин. Но тут же бежал под предлогом срочного звонка.
— Прелесть что за парень, — одобрила Морин. — Такой же скромный, как и ты. Спорю, что при встрече на лестничной площадке вы соревнуетесь в конкурсе «Кто быстрее покраснеет».
— В этой игре у меня всегда фора, — хмыкнула Саманта.
— Эрейтофобия — такая же болезнь, как и любая другая. И она поддается лечению. Чаще всего — консервативным путем, но в особо тяжелых случаях и хирургическим.
Саманта недоверчиво смотрела на нее:
— Так, значит, ты тоже…
— А ты думаешь, я стала суперуспешной Морин по мановению волшебной палочки? Мне, знаешь ли, пришлось за это побороться.
Стремительно распрямив свое гибкое тело, она встала и отправилась за чаем.
— Когда я была студенткой, — продолжила она, вернувшись, — денег у меня почти не было. Я снимала крохотную комнатушку. Правда, мне платили стипендию, но все равно приходилось подрабатывать. Перед каждым экзаменом на меня нападала такая трясучка, что я тоннами пожирала чипсы. Можешь себе представить, какая у меня была талия.
Она легонько сжала пальцами стаканчик с чаем.
— Чтобы стать такой, я пахала как каторжная.
Она провела свободной рукой по своим стройным бедрам, размахнулась и точным движением отправила смятый стаканчик в мусорную корзину. Бросок чемпионки.
— Ладно, пойду узнаю новости. Этот сопляк Маршалл — ординатор Томаса. Вернусь, все доложу.
Она наклонилась ниже, и Саманта ощутила свежий аромат ее духов.
— То, что я тебе рассказала о своем прошлом, — тайна. Ее никто не знает. Особенно это тайна для Беверли, которая подбирает себе подруг по родословной.
В дверях она столкнулась с Питером.
— По-моему, Саманте невероятно повезло с соседями, — улыбнувшись, сказала она ему.
Стрелки часов перевалили за десять вечера. Саманта в третий раз перечитывала брошюру о вреде алкоголя — больше в приемной ничего из печатной продукции не нашлось, — но не понимала ни строчки. От долгого сидения на жесткой банкетке у нее уже ныла спина. Маргарет, оккупировавшая единственное кресло, сладко посапывала. Ее ритмичный храп сливался с монотонным гудением кофемашины.
— Может быть, еще чаю? — предложил Питер.
— Нет, спасибо. Я уже пять стаканчиков выпила.
— Да вы не волнуйтесь. Ваша подруга все нам объяснила. Вас не пускают к бабушке не потому, что ей стало хуже, а потому что у них на обследование большая очередь.
Морин довольно быстро возвратилась с добрыми вестями. Агата чувствует себя хорошо, но, учитывая возраст, ей назначили некоторые дополнительные обследования. Саманта горячо поблагодарила ее и наотрез отвергла предложение подруги остаться еще. Дома Морин ждали дети, да и утром ей на работу. В конце концов она ушла, пообещав, что из дома еще позвонит.
Саманта проводила ее с облегчением. Ей срочно требовалось обдумать события последних часов и тот странный оборот, какой они приняли. Ей все еще не верилось, что Морин хочет с ней подружиться. Тем более она не понимала, с какой стати Питер проявляет столько заботы о ее бабушке. Может, она напоминает ему его собственную, которую он горячо любил, но давно потерял? Или надеется на снижение арендной платы?
— Что вы собираетесь делать?
— В каком смысле? — не поняла Саманта. Вопрос Питера вырвал ее из задумчивости.
— Извините. Не хотелось бы показаться навязчивым, но у вас что-нибудь прояснилось с работой?
— Не думаю, что сейчас подходящий момент, чтобы это обсуждать.
Питер встал, прошелся до кофемашины, постоял перед ней, затем вернулся и снова уставился на Саманту.
— Вам когда-нибудь случалось смотреть в лицо реальной действительности?
— Я психолог! И я не привыкла, чтобы мне…
— Саманта! Вы только что потеряли работу.
— Я нужна своим читательницам.
— Вашим читательницам глубоко наплевать, кто именно отвечает на их письма. Главное, чтобы кто-то помог им решить свои проблемы.
Он достал из кармана номер «You and I».
— Это сегодняшний. Подозреваю, что из-за всех этих треволнений вы его и не открывали.
— Я не настолько самовлюбленная особа, чтобы перечитывать собственные статьи.
— Кому вы отвечали на этой неделе?
— Женщине, получившей инвалидность, девочке-подростку, страдающей от неразделенной любви, и разведенной матери.
Питер открыл журнал на странице, где печаталась ее рубрика. С фотографии по-прежнему смотрело доброе, в морщинках, лицо мисс Свити. Но ни одного письма из отобранных ею Саманта не нашла. Зато прочитала послание тринадцатилетней девочки, признававшейся в беременности. Саманта заставила себя прочитать ответ.
— Это вообще не совет, а военный приказ, — проворчала она.
Стиль отличался сухостью и скупостью. Саманта узнала руку Эмми Лафайет. Внизу страницы, в рамке, помещался анонс будущего номера — его предполагалось посвятить «эксклюзивному опросу» читательниц, которых приглашали ответить на вопросы об их интересах. Догадаться, откуда у этой публикации растут ноги, для Саманты не составило никакого труда.
— Мне кажется, Беверли меня обманула, — опустив голову, вздохнула Саманта. — Никакое это не временное отстранение от работы.
Питер осторожно забрал у нее из рук журнал, аккуратно опустил его в мусорную корзину и снова сел на банкетку, отодвинувшись подальше.
— Школа, в которой я преподаю, ищет психолога. С детьми работать трудно. Многие учителя просто увольняются. Другие впадают в депрессию.
— Но я никогда не работала с настоящими пациентами. Разве что во время стажировки… — пробормотала Саманта, не отрывая взгляда от кончиков своих туфель.
— Это вообще экспериментальный проект. Психолога приглашают всего на три месяца, да и зарплата очень скромная. Так что у вас есть все шансы. Надо только прислать резюме и пройти собеседование.
— Не хотелось бы мне иметь вас в качестве пациента.
— А я и не собираюсь ходить к вам на консультации. Через несколько месяцев я заканчиваю курс обучения графологии. Если все пойдет хорошо, мы с Сергеем планируем открыть собственный кабинет. Он очень известный в своей области специалист. К нему постоянно обращаются директора по персоналу крупных предприятий. Да и с органами правопорядка он сотрудничает.
Он вытянул вперед свои длинные ноги.
— А я бы не возражал, если бы на перемене случайно столкнулся с вами в школьном коридоре.
Саманта подняла голову, повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза:
— Питер! Почему вы все это делаете для меня?
Вместо ответа он придвинулся к ней. Их лица сблизились. И в этот миг Маргарет открыла глаза и звучно зевнула.
— По-моему, я чуть-чуть задремала, — хриплым со сна голосом объявила она.
Питер вскочил, словно подброшенный пружиной, и снова побрел к кофемашине.
Маргарет потянулась, отчего спинка кресла жалобно застонала, и обвела помещение взглядом:
— Господи, Агата! Она умерла!
Саманта бросилась ее успокаивать, объясняя, что все пока совсем не так плохо.
— Мне кажется, у меня тахикардия. — И она поднесла руку к своей могучей груди. — Сердечные заболевания заразны?
Саманта повернулась к Питеру, который уже распахнул дверь, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, и едва не столкнулся с седовласой медсестрой, направлявшейся в приемную.
— Мисс Фоллоу? Ваша бабушка вас ждет. Ей разрешено принимать посетителей.
Вдруг вскочила Маргарет.
— Я первая! — завопила она и бросилась вперед, едва не сбив с ног Саманту.
Единственное окно в палате Агаты выходило в унылый двор. Тесная комната со светло-зелеными крашеными стенами наводила тоску. Агата лежала в постели, словно прикованная пленница, только вместо цепей от рук тянулись трубки капельниц. Вся грудь ее была опутана проводками, соединенными с монитором прибора, следившего за работой сердца. Больничная койка была узкой, но даже в ней Агата занимала совсем мало места, едва заметная под белой простыней. Завидев в дверях Маргарет, она быстро натянула простыню до самого подбородка, прикрывая линялую рубаху когда-то голубого цвета, в которую ее нарядили.
Маргарет, настроившаяся на достойную киношной мелодрамы встречу, сопровождаемую сочными поцелуями, растерялась — она не ожидала, что найдет старшую сестру такой бледной. Последние пятьдесят лет Агата служила ей верной защитой против превратностей судьбы. Вряд ли утыканная трубками старушка и дальше сможет справляться с этой ролью, поняла она и окончательно растерялась. Если честно, Агата проверяла все ее счета, а сама Маргарет даже номера садовника не знала.
Она так и стояла столбом, неловко переминаясь с ноги на ногу, и по щекам ее потоком струились слезы.
— Подойди ко мне, Маргарет, — неожиданно звучным голосом приказала Агата.
И похлопала по матрасу, приглашая сестру присесть.
Маргарет несмело приблизилась и опустилась на краешек кровати. Ей захотелось взять Агату за руку, но она побоялась — ей казалось, что хрупкие, цвета простыни пальцы больной хрустнут от самого осторожного прикосновения.
Агата сама с силой сжала ее ладонь. Слезы у Маргарет вмиг высохли. Внешность обманчива, еще слегка похлюпывая носом, подумала она: сестра прекрасно себя чувствует. Через пару-тройку часов они вернутся домой, и Агата снова возьмет бразды правления в свои руки.