Начинать нужно именно с молитвы. И когда она, хоть и с трудом, но потечет, тогда возникнут новые неотложные задачи. Например, вопросы денежные. Сфера вращения денежных знаков, это сфера проверки человека «на вшивость». Тот, кто не знает «таблицы деления», не умеет отдавать, попросту говоря, не может быть христианином в принципе. Это – паразит, равно далекий от всякой морали, в том числе христианской. И дух эпохи именно заключен, как джин в кувшине, в категориях жадности и материальной корысти. Поскольку Церковь состоит не только из спасенных, но и из спасающихся, то есть тех, в ком грех не умер, но действует, все это касается Церкви напрямую. Жадность и зацикленность на материальном внутри Церкви есть Иудин грех. Это даже и не Церковь уже, но темный двойник Ее, и об этом стоит говорить отдельно и обстоятельно. Не сейчас.
Мы все бедные по одиночке. Вместе мы, если и не богаты, то уж точно не бедны. Любой приход, при мудром руководстве пастыря, обладающего авторитетом в глазах паствы, может решать множество житейских вопросов. В складчину можно не только ремонтировать и строить, но и помогать друг другу. Лекарства, квартплата, текущий ремонт, одежда, еда, все это может время от времени приобретаться для нуждающихся силами общины. Никто пусть не считает себя, по нищете, неспособным на милостыню. Неспособный на милостыню обречен быть нищим по жизни до последнего вздоха. Евангельская вдовица с ее двумя лептами – живой упрек всем, не хотящим думать о чужих нуждах.
Златоуст в одном из слов советовал в воскресный день каждому христианину откладывать некую сумму денег, пусть даже самую маленькую. Эти деньги надо считать святыми, и брать из них для себя категорически запрещено в любом случае. Они именно святы, ибо отложены ради Бога для тех, кому хуже, чем тебе. При таком обычае самый бедный человек раз в месяц будет способен на реальную милостыню. И давать он ее будет тому, о ком знает, там нужда реальна. В случае же общественных нужд не нужно будет отрывать что либо от семьи. Деньги уже будут собраны. Все это очевидно до банальности, но в силу незадействованности звучит, как неизреченные глаголы, слышанные Павлом на третьем небе.
Молитва и пришедшие вслед за ней взаимная любовь и сглаживание имущественного неравенства, врачевание житейских ран христианским милосердием, вот что от нас ожидается. Причем эпоха накладывает на жизнь свою особенную печать. Мы привыкли к тому, что раньше кто-то один (Антоний, Серафим, Сергий) достигал реальной святости, и к нему стягивались ученики. Люди тянулись к святым, словно к солнышку – погреться. Возникали обители, возле которых с радостью селились мирские люди. Святость одной души грела тысячи душ, устраивала быт, давала смысл бытию. Нынче многое изменилось.
Если все мы будем ждать или искать реальную, чудотворную святость, чтобы возле ее ног найти покой и смысл жизни, то мы рискуем умереть в состоянии беспокойства и бессмыслицы. Жизнь нашей эпохи придется строить не вокруг столпов святости, а вокруг живых приходов, где центром является Евхаристия, а за ее пределами действует взаимопомощь и братские отношения, возникшие на фундаменте общей веры и молитвы.
От священника святость ожидается. Она желательна. Но начинать надо сегодня, а значит не со святости, которой нет, а с искренности без ханжества и с энергичности без дерзости. Будут шишки и ссадины. Будут падения и восстания. Но «бой идет не ради славы. Ради жизни на Земле». Христианство православное призвано явить миру свой Лик – евхаристичный, деятельный и милосердный одновременно. И пусть никто не отлынивает, поскольку каждому приходу есть, что вложить в общую копилку.
Вслушиваемся в возгласы
Бог многоименит. Каждое Его Имя выражает одну из граней Его отношений к миру и людям. Все это мы слышим в возгласах священника на службе. Такие краткие славословия и молитвы, как возгласы или прокимны, редко становятся темами размышлений и поучений. Между тем, они бездонны.
Великая, или мирная, ектения и на вечерне, и на утрене, и на Литургии оканчивается всегда одним и тем же возгласом священника: Яко подобает Тебе всякая слава, честь и поклонение, Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков. Что можно вынести из этих слов? Во-первых, призыв к, насколько возможно, большему прославлению Бога. Он – Царь Славы и полновластный Хозяин мира. Люди, построившие или придумавшие что-то, нередко пользуются огромным почетом и уважением. Бог создал все! «Глубиною мудрости» Он продолжает управлять сотворенным миром. И мы так мало хвалим Его и приносим Ему славу. Между тем, Ему «подобает всякая слава», и больше всего это понятно тем, кого хвалят люди, но кто чувствует себя недостойным похвал. «Хвалить и благодарить нужно Бога», – говорил святитель Лука после удачной операции. «Мы Богу молимся. Бог – наш генерал», – говорил Суворов. Великие успехи давались таким людям потому, что они не приписывали себе удачу, а воздавали «честь и поклонение» Тому, от Которого получили милость. Итак, еще не прозвучал Херувимский призыв «отложить всякое житейское попечение», еще только началась служба, а мы уже слышим призыв принести Богу всякую славу, честь и поклонение.
Собственно, и слово Аминь нельзя произносить небрежно и по привычке. Аминь, это – Имя Христово. В Апокалипсисе говорится: «Так говорит Аминь, Свидетель верный и истинный»
Без этого слова молитва не полна, не закончена. Мы похожи на тех, кто просит, но не верит в то, что получит просимое, если не заканчиваем молитву этим словом. Его нужно произносить так, словно ударяешь печатью по мягкому воску или сургучу, оканчивая и запечатывая важное письмо.
Возглас на Литургии после первого антифона похож по смыслу на возглас после шестой песни на утрене. Там: Ты бо еси Царь мира и Спас душ наших. На Литургии: Яко Твоя Держава, и Твое есть Царство, и сила и слава… И там, и там речь идет о Царстве.
Рай ассоциируется с беззаботностью, безопасностью и невинностью. Счастливое детство более всего похоже на Рай. Но Царство предполагает взрослость. Царство, это – добровольное служение, подчинение, предстояние Царю. Это менее всего спокойная беззаботность. Скорее, это – трезвение и решимость исполнить волю Божию. Ектении нам об этом напоминают.
Напоминание тем более важное, что в повседневной жизни нам кажется, что не Бог правит миром, но жизнь отдана на волю тысяч и миллионов мятущихся человеческих «хочу – не хочу – очень хочу». Замечать, чувствовать волю Божию в повседневной сумятице можно не иначе, как после долгого упражнения и обучения. Литургическая молитва именно готовит нас к тому, чтобы мы вышли в мир, одетые в броню силы и решимости творить волю Бога.
Пожалуй, не стоит ставить перед собою цель разобрать все возгласы. Мы так часто их слышим и произносим, они так часто предлагаются в виде духовной пищи нашему сердцу и уму, что каждый желающий может удобно продолжить этот труд, извлекая для себя пользу. Царевичи во дворцах могут играться драгоценными камнями. Чем мы хуже царевича, если можем, словно рубины и изумруды, перебирать в памяти такие слова: «Благ и Человеколюбец Бог еси», «Под державою Твоею всегда хранимы и Тебе славу воссылаем», «Яко Тя хвалят вся силы Небесные»…
Миссионерские записки. Часть 7.
Канон
Среди нашего брата священника есть много тех, что скажут: «Читай каноны», – или спросят: – «Каноны читал?» Но нелегко найти священника, согласного разобрать с человеком смысл канонов, хотя бы некоторых ирмосов. А между тем это дело великое и полезное, отсутствие которого колоссально снижает пользу от чтения и слушания канонов. Но все прекрасное – редко, а все полезное – трудно. Трудность основательного знакомства с канонами заключается в том, что канон есть область тесного взаимодействия трех важнейших и довольно автономных явлений: молитвы, библейской истории и поэзии.
Каноны как форма совместной молитвы родились на основании событий священной истории. Первое событие – переход евреев через Красное море, по дну. Это было великое проявление Божественного всемогущества. Бог явно вмешался в историю людей, не оставляя сомнений в том, что Он не далек и не безразличен к нам, но близок, иногда – страшно близок. Это и прообраз Крещения, при котором враг-фараон гибнет, а человек вступает в область длительного путешествия к обещанному блаженству. Отсюда бесчисленные варианты перепевов этой темы: «Яко по суху пешешествовав Израиль, по бездне стопами…»; «Воду прошед, яко сушу, и египетского зла избежав…» и прочее. Всякий раз, начиная слушать канон на утрене или читать его дома, мы должны вспоминать об этом грандиозном событии мировой истории, которое не имеет право быть забытым.
Второй песни ни в минеях, ни в молитвословах нет. Каноны, состоящие из девяти песен, поются так, что после первой песни поется сразу третья. Это потому, что основа этой песни – обличительная песнь Моисея из книги Второзакония. Она полна упреков и пророческих угроз, поэтому включается в службу только Великим постом.
Ну а дальше последовательно нам предстоит познакомиться с историей Самуила и благодарственной молитвой его матери Анны (3-я песня), книгой пророка Аввакума, пророчествами Исаии, историей Ионы, событиями, происходившими с пленными отроками в Вавилоне. Это темы, соответственно, следующих песен, включая предпоследнюю. Девятая посвящена Богородице, и ее ирмос предваряется умиленным пением слов Самой Пресвятой Девы: «Величит душа Моя Господа».
Стоит ли говорить о том, что любовь к священным текстам и знание их способны превратить посещение службы в богомыслие и даже в созерцание? Пожалуй, не стоит. Это и так понятно. Но на деле мы зеваем на кафизмах из-за плохого знания Псалтыри и мучаемся на канонах из-за непонимания смысла этих песнопений. И та, и другая беда нередко усугубляется невнятным или беглым чтением и пением. Так во что же мы рискуем превратить – а то местами и превратили – наше Богослужение? И это при том что оно – главное богатство Православия.
Православная вера литу