Красной армии. Те,которые поверили вреволюцию, повылазили насвет извсех щелей российской провинции истали под красное знамя. Кого-то изних убили навойне, кто-то дочего-то дослужился. Наихмогилах надписи были сделаны по-русски, анафотографиях они были запечатлены вгимнастерках ипортупеях. Эти мне нравились меньше всего. Больше нравились старики состранными, иногда смешными для нашего уха именами. Нравились ихгрустные глаза идлинные бороды. Нравилось, что жены ихлежат рядом, ичувствовалось, что при жизни они были нежны какой-то другой нежностью, которая редка среди славян. Там, где надписи были сделаны наиврите, кпростому любопытству добавлялся священный интерес, ияподолгу ходил среди могил Корфункеров иЗильберманов, Коганов иКацев. Как-то небыло скучно ибыло очем думать, хотя нельзя было предположить, что ядодумаюсь дочего-то особенного. Однако додумался.
В каптерке, где яночевал, было Евангелие. Яоткрывал его временами налюбом месте ичитал. Читал, невсе понимая, носудовольствием. Когда чувствовал, что сыт иудовольствие закончилось— закрывал. Ивот однажды поразил меня рассказ обогаче иЛазаре.
Вы несмейтесь над тем, что сторож овощного магазина гуляет накладбище ичитает Евангелие. ИБоже вас сохрани думать, что это неправда. Ведь яже невсегда был сторожем, исейчас имнеявляюсь. Втот период времени яскрывался, ибыло откого. Значит, идела уменя бывали поважнее, аобразование истатус имсоответствовали.
Так вот, врассказе про Лазаря ибогача тронула меня одна мысль, аименно: богач ваду переживает обратьях, оставшихся наземле. Поопыту мне было известно, что когда вжизни человека наступает такой кошмар, который мыпреждевременно называем адом, томожно перестать думать обо всех, даже самых близких. Тогда только воешь отдушевной боли или дрожишь зашкуру. Богач, оказывается, был по-своему хорош. Он,даже попав впотустороннее пламя, сохранил вдуше тревогу ородственниках. Трогательна была ипросьба отом, чтоб Лазарь намочил перст вводе ипрохладил ему язык. Удивило ито,что они загробом друг друга узнали ичто там могут быть длинные разговоры между святыми игрешными, между Авраамом иего потомками. Наэтих мыслях яиуснул втот вечер, скрутившись вкалачик, как ялюблю, навонючем одеяле синего цвета.
На следующий вечер яопять бродил среди христианских иеврейских могил, пробирался среди ржавых иколючих оград, раздвигал руками заросли папоротника идумал освоих проблемах. Мысль отом, что евреи, лежащие вот здесь, где ясейчас хожу, похожи наевангельского богача, аможет быть, кто-то изних похож инаЛазаря, пришла комне тихо инезаметно. Какбы сама собой. Ядаже неостановился, продолжил прогуливаться, ноэта мысль вдруг раскрасила евангельский рассказ идаже посягнула набольшее. Сильно верующим меня всегда было назвать трудно хотябы потому, что вжизни этого невидно. Нонаученный еще винституте Достоевским, ясчитал исчитаю, что истина— Христос, аесли истина— неОн,толучше ябуду сХристом, нобез истины. То,что евреи вИисуса Христа неповерили, казалось мне жуткой ошибкой иогромной трагедией. При этом никакой неприязни кэтому народу уменя никогда небыло.
И вот тут яподумал: ведь там, загробом, все всех узнали. Увидели люди иМоисея, иАвраама. Увидели иИисуса Христа, итолько там поняли свою ошибку. Это ж,наверно, они теперь просят, чтобы омочил кто-то перст ипрохладил имязык. Наверно, жалуются, что ихнеправильно научили, или они сами нехотели думать оважном, ивот так расплескали жизнь погорстям, кто куда, атеперь мучаются… Мучаются, ноородственниках думать неперестают. Нас они, может, итерпеть немогут, ноужсвоих-то любить умеют. Унас дети поголовно то«тупицы», то«болваны», ауних «Ося всегда хороший мальчик». Так, покрайней мере, ятогда думал ирешил следующее: пока жизнь моя непонятна, буду ходить сюда ичитать мертвым евреям Евангелие.
С тех пор прошло уже достаточно лет, нояисегодня удивляюсь тогдашней затее. Сегоднябы яэтого уже несделал. Или побоялсябы, или самбы себя постыдился. Хотя сегодня язнаю, что решил тогда правильно. Ямного потом общался сосвященниками ичитал разные книги. УБога нет мертвых. Внимание души приковано кместу, где лежит тело, ведь там человек воскреснет. Чтение Евангелия— это один извысоких видов молитвы. И,несомненно, покойные переживают оживых ихотят, чтобы тенеповторяли ихошибки.
На работе все было тихо инезаметно, авот вокруг начало твориться разное всякое. Стало коротить проводку. Вмагазин повадились местные жулики-малолетки, иночи перестали быть спокойными. Вдобавок уменя сильно разболелся желудок, ияперестал есть. Зато издома сообщали, что дела решаются искоро можно будет вернуться. Те,кто искал меня, сами стали скрываться. Мысль одоме тепло согревала.
На кладбище япродолжал ходить ичитал там преимущественно Евангелие отИоанна. Там много таких мест, где Господь обращался кобступавшим его итеснившим иудеям. Ониногда ругал их,иногда учил, иногда грозил иобличал, ноони так ничего толком инепонимали. Головы ихбыли напичканы какими-то своими мыслями. Авот черно-белые лица снадгробий смотрели так, как будто понимали все, что ячитал, иэто меня одновременно ипугало, ирадовало. Читал явслух, нонегромко. Находил удобное место, прочитывал главу, затем просил упокойников прощения зато,что потревожил, иотходил шагов на20,надругое место.
Так продолжалось недели две. Яуже привык кним, ктем, кого звали Шломо иХацкель, ктем, начьих могилах были написаны слова оскорби родных ивыгравирован семисвечник. Как тут пришла новость оконце моих скитаний. Можно было пересчитать карманную мелочь и,даже невозвращаясь вкаптерку, бежать навокзал, чтобы электричками добираться домой. Так яисделал. Напоследок пришел накладбище, ноуже ничего нечитал (Евангелие было собственностью сторожки). Просто посидел под деревьями, ноуже нахристианской части. Было приятно смотреть накресты ибыло жалко, что они нестоят втой части кладбища…
Я забылбы эту историю, как забыл сотни историй своей ичужих жизней. Ноявспомнил оней, когда среди моих друзей все чаще стали появляться евреи. Они нерешали сомной гешефты, неделали шахер-махер инеготовили гефильте-фиш. Они вообще неделали сомной ничего еврейского, нопоявлялись ниоткуда, говорили сомной оБоге, оХристе, оСуде ипотом уходили. Некоторые стали моими друзьями, многие крестились, иных ядаже непомню поимени, нозанесколько лет ихбыло много.
И вот тут вмои тяжелые мозги пришло ясное понимание того, что глаза снадгробий смотрели наменя спониманием незря.
Евреи всеже умеют любить своих ипереживать оних даже изада.
Лоскутное одеяло № 6 (30).
Звуки тают ввоздухе, нонеисчезают совсем. Они, как умершие люди, продолжают существовать, хотя истановятся навремя невидны. То,как Архимед закричал «Эврика!» ивыскочил изванны; ито,как трещал под ногами Гуса разгорающийся хворост; искрип гусиного пера вруке уШекспира— все это летает ввоздухе.
Скрипы, шепоты, всплески, вздохи… Воздух вокруг нас непуст. Онтак насыщен памятью отех, кто имдышал, как Индокитай перенаселен людьми. Иеслибы это была память только оделах человеческих, мыбы давно задохнулись.
Но, ксчастью, ввоздухе живет иНагорная проповедь, иГефсиманское моление, ибеседы сучениками после Воскресения. Это— главные звуки мира. Они, как весенняя гроза, очищают воздух.
Чем больше наземле настоящих святых, тем легче жить всему миру. Демонские полки ожесточенно воюют против одного подвижника ипонеобходимости оставляют впокое сотни людей.
Так воВторую мировую войну украинские ибелорусские партизаны заставляли фашистов держать втылу отборные дивизии итем самым ослабляли фронт.
Так святые ведут духовную брань идают множеству людей возможность наслаждаться миром.
Все-таки любой текст предполагает толкование. Люди вчера придумали, скажем, конституцию. Ауже сегодня разошлись вомнениях, как еепонимать. Ичтоже? Толкуй как хочешь? Нет.
Нужен коллегиальный уважаемый орган. Нужны одетые вмантию высокодостойные дяди итети, сточившие докорней зубы впережевывании законов. Иэто правильно.
А чтоже Библия? Неужели она меньше позначению имельче посмыслу? Неужели для нее ненужны особые, облеченные властью толкователи, новсякий умеющий читать выскочка способен ееобъяснять всему миру?
Поразительная непоследовательность…
Как часто имя Твое вспоминают всуе. Пользуются им,как междометием. Спорят очем-то, вздыхают: «Господи». Судят кого-то, роняют: «Бог сним».
Не наказывай их,Милостивый. Лучше всели вних страх Твой.
Говоря посовести, яуже умирал, только непомню этого. Смертью яназываю резкое ирадикальное изменение существования. Умереть— это неисчезнуть, аизмениться.
Ползала топоветкам, топоземле гнусная гусеница. Мохнатая, медленная. Птица увидит— склюет, если непобрезгует. Человек увидит— щелчком отбросит или, наступив, раздавит. Ползала-ползала. Заползла наветку искрутилась вклубочек, замерла. Упокоилась. Если животное отвратно, токуда более отвратен труп его. Новот изкуколки, изэтой гусеничной могилы, рождается пестрое ивоздушное существо, уже неползающее, нограциозно порхающее. Существо сдругим именем— бабочка.
Это образ нашей смерти будущей. Это как сзерном. Упало вземлю, поЕвангелию, умерло имногий плод принесло. Если пшеничное зерно, пав вземлю, неумрет, тоостанется одно; аесли умрет, топринесет много плода(Ин.12,24). Так инамогиле Достоевского написано.
Значит, надо умереть ипродолжить жизнь вдругом качестве. Ведь яуже умирал, однако вот жив, иболее того, вечно жить надеюсь. Когда умирал? Когда мать покидал. Был явней вниз головой, весь вводе, как рыба, ипитался через пуповину. Атеперь хожу головой вверх, дышу легкими ижую своими зубами. Тот прежний я,внутриутробный, умер. Потому как способ бытия изменил донеузнаваемости.
Значит, умирал яуже иеще умру. Только бояться этого ненадо. Потому что Бог нас сотворил недля исчезновения, имыеще поживем. Мыуслышим Ангелов иувидим небо валмазах и,подойдя почтительно кДавиду, сыну Иессея, сним пропоем: Неумру, нобуду жить ивозвещать дела Господни(Пс.