— Был ли у вас сегодня доктор, дорогая Долли? — спросил Уильям Эндру.
— Да, и остался доволен состоянием моего здоровья. Силы возвращаются, и мне можно будет вскоре выходить.
— Не раньше, чем он это разрешит, Долли.
— Конечно, мистер Эндру, я обещаю вам быть осторожной.
— Я рассчитываю, что вы сдержите свое обещание.
— Вы не получали больше известий о «Франклине», мистер Эндру?
— Нет, не получал, и это не удивляет меня. Весьма часто корабли, идущие в Индию, очень опаздывают.
— Джон мог написать из Сингапура? Разве он не заходил туда?
— Несомненно, он писал из Сингапура, Долли! Возможно, однако, что он запоздал лишь на несколько часов, чтобы отправить письмо с только что отошедшим в установленный срок почтовым пароходом, и этого достаточно, чтобы письмо его задержано было на две недели.
— Таким образом, вас не удивляет неполучение до сего времени письма Джона?
— Нисколько, — отвечал Уильям Эндру, все более и более затрудняясь продолжать разговор в этом направлении.
— А в морских бюллетенях не появлялось отметок о «Франклине»? — спросила Долли.
— Нет, не появлялось, со времени встречи с «Баундари», то есть приблизительно…
— Да… два месяца тому назад. И для чего нужна была эта встреча! Не произойди она, я не поехала бы на «Баундари», и дитя мое…
На лице миссис Брэникен появилось выражение тяжелой скорби, и она горько заплакала.
— Не плачьте, дорогая Долли, не плачьте, умоляю вас, — успокаивал ее Уильям Эндру.
— Не знаю, мистер Эндру… Я часто мучаюсь ужасным предчувствием… Я и сама не понимаю, что это такое?.. Я предчувствую новое для себя несчастье… Я чрезвычайно тревожусь о Джоне.
— Не надо тревожиться, Долли! Нет никаких причин для этого.
— Не пришлете ли вы мне, мистер Эндру, те газеты, в которых помещены морские бюллетени? Я желала бы их просмотреть.
— Охотно, дорогая Долли, я пришлю их вам… Но ведь мне первому сделалось бы известным обо всем, что могло иметь хоть малейшее отношение к «Франклину», О встрече его с другим судном в пути, приходе его в Индию, и, само собой разумеется, я не преминул бы тогда…
Необходимо было, однако, переменить тему разговора, ибо миссис Брэникен, несомненно, заметила бы в конце концов все недомолвки в ответах Уильяма Эндру, невольно избегавшего ее взглядов, когда она обращалась к нему с более настойчивыми вопросами. Достойный судовладелец собирался поэтому перевести разговор на тему о кончине старика Эдуарда Стартера и огромном состоянии, оставленном им племяннице, но Долли предупредила его следующим вопросом:
— Мне передавали, что Джейн Боркер с мужем путешествуют? Давно ли они выехали из Сан-Диего?
— Нет, недавно… Две или три недели тому назад…
— А скоро ли ожидают их обратно?
— Не знаю, — отвечал Уильям Эндру, — мы не получали никаких известии от них.
— Неизвестно, куда они направились?
— Неизвестно, дорогая Долли. Лен Боркер вел весьма рискованные дела, которые могли потребовать отлучки его в далекие, весьма далекие места…
— А Джейн?
— Миссис Боркер должна была сопровождать своего мужа… и я не могу сказать вам о том, что с ними произошло.
— Бедная Джейн! — сказала миссис Брэникен. — Я очень люблю ее и счастлива была бы видеть ее… Она единственная моя родственница!
Она, очевидно, не думала даже об Эдуарде Стартере и своем родстве с ним.
— Как могло случиться, что Джейн до сих пор ничего не написала мне? — спросила она.
— Вы были очень больны, дорогая Долли, когда Боркер и жена его покинули Сан-Диего.
— Это так, господин Эндру, для чего писать человеку, лишенному возможности понимать! Жаль бедную Джейн! Тяжела ее жизнь. Я всегда опасалась, что Лен Боркер кончит плохо. Кажется, и Джон разделял эти опасения.
— Никто, однако, не был подготовлен к столь печальному исходу, — отвечал Уильям Эндру.
— Разве отъезд Лена Боркера из Сан-Диего вызван был неблагоприятным положением его дел? — с живостью спросила Долли, смотря на Уильяма Эндру, видимо смущенного. — Отвечайте, господин Эндру, — продолжала она. — Не скрывайте от меня ничего! Я желаю все знать.
— Хорошо, Долли, я не буду скрывать от вас несчастья, о котором вам пришлось бы рано или поздно узнать. Действительно, дела Лена Боркера за последнее время очень расстроились! Он не мог выплатить своих обязательств, последовали жалобы на него, и он просто-напросто бежал, спасаясь от преследования закона.
— И Джейн последовала за ним?
— Вероятно, он принудил ее к этому, а вам известно полное ее подчинение его воле.
— Бедная, бедная Джейн! — тихо промолвила миссис Брэникен. — Как жаль мне ее, и как была бы я счастлива помочь ей в чем-нибудь.
— Вы могли бы помочь! — сказал Уильям Эндру. — Да, вы могли бы спасти Лена Боркера, если не ради его самого, ибо он вовсе не заслуживает ни малейшей симпатии, то по крайней мере ради его жены.
— Я уверена, что Джон одобрил бы употребление на это скромных наших средств.
Уильям Эндру благоразумно воздержался от сообщения ей о растрате всего ее приданого Леном Боркером, ибо пришлось бы пояснить ей, что Лен Боркер был назначен ее опекуном, а при этом мог явиться вопрос, каким образом столько крупных событий произошло в такой короткий промежуток времени.
Поэтому Уильям Эндру ограничился тем, что ответил ей:
— Вам не приходится, дорогая Долли, упоминать более о вашем скромном имущественном положении… Оно значительно изменилось в настоящее время!
— Что хотите вы сказать этим, господин Эндру? — спросила миссис Брэникен.
— Я желаю сказать, что вы в настоящее время богаты, и очень богаты.
— Я?
— Да, вы! Дядя ваш, Эдуард Стартер, скончался.
— Скончался? Он скончался? И когда же?
— Да, уже…
Уильям Эндру едва не выдал себя, указав точное время кончины Эдуарда Стартера, последовавшей два года назад; это раскрыло бы сразу истину, но Долли была вся поглощена мыслью, что кончина дяди и бегство двоюродной сестры делали ее круглой сиротой. Узнав затем, что вследствие смерти родственника, который был почти ей незнаком и о наследстве которого Джон и она говорили между собой как о деле, которое могло осуществиться лишь в очень далеком будущем, она сделалась владелицей состояния в два миллиона долларов, Долли получила от этого известия лишь радость, что теперь может оказывать помощь нуждающимся.
— Да, да, Эндру, — сказала она, — я помогла бы несчастной Джейн! Спасла бы ее от разорения и позора! Где она? Где может она быть? Что станется с ней?
Уильяму Эндру пришлось сообщить ей о неудачных розысках Лена Боркера. Невозможно было узнать, скрывается ли он в каком-нибудь отдаленном штате или же покинул Америку.
— Однако, быть может, удастся еще узнать, где они находятся, раз Джейн и он покинули Сан-Диего всего лишь несколько недель тому назад? — заметила на это миссис Брэникен.
— Да, несколько недель тому назад! — поспешил подтвердить ее слова Уильям Эндру.
Долли думала в это время лишь об одном: Джону не придется более плавать благодаря наследству Эдуарда Стартера. Они больше не расстанутся. Путешествие его на «Франклине» по делам торгового дома Эндру будет последним. И действительно, путешествие это было последним, ибо капитану Джону не суждено было вернуться обратно.
— Дорогой Эндру! — воскликнула Долли. — Как только вернется Джон, это будет последним его плаванием! Он должен будет пожертвовать своей любовью к морю ради меня! Мы будем тогда жить вместе, всегда вместе! Никто не разъединит нас тогда.
При одной мысли о том, что все эти мечты о счастье должны были потерпеть крушение от одного лишь слова, которое неизбежно надо будет произнести, если не тотчас, то в ближайшем будущем, Уильям Эндру чувствовал, как самообладание постепенно покидало его. Он поспешил закончить разговор, но прежде чем удалиться, взял у Долли обещание, что она будет вести себя благоразумно, не покинет своего теперешнего местопребывания и не вернется к прежнему образу жизни раньше получения разрешения врача. В свою очередь, ему пришлось вновь повторить обещание не замедлить сообщением в Проспект-Хауз обо всем, что удастся узнать о «Франклине», прямо или через других лиц.
Когда Уильям Эндру передал доктору Бромлею содержание этого разговора, последний выразил опасение, как бы миссис Брэникен не узнала всей истины вследствие какой-либо неосторожности, — не узнала бы действительной продолжительности ее болезни, а также и того, что о судьбе «Франклина» ничего не известно уже четыре года и что ей не суждено уже увидеться с Джоном. В силу таких соображений он предпочитал, чтобы Долли была поставлена в известность обо всем происшедшем либо Уильямом Эндру, либо им самим, так как в обоих случаях можно было принять все меры предосторожности.
В заключение решено было открыть истину миссис Брэникен по прошествии недели, когда не будет уже никаких обстоятельств и причин, оправдывающих дальнейшее пребывание Долли в имении.
— И пошли ей Господь силы вынести это испытание! — заключил Уильям Эндру.
Прежний жизненный обиход миссис Брэникен в Проспект-Хауз оставался неизменным в продолжение всей последней недели июня. Физические силы и энергия постепенно возвращались к ней благодаря тщательному уходу. Задача, выпавшая на долю Уильяма Эндру, представлялась весьма затруднительной, потому что Долли настойчиво предлагала ему такие вопросы, отвечать на которые было преждевременно.
Он навестил ее 23-го числа, чтобы передать крупную сумму денег в личное ее распоряжение и дать ей отчет о состоянии ее капитала, помещенного в Национальном банке в Сан-Диего и заключающегося в разных процентных бумагах. Во время этого свидания Долли проявила полное равнодушие ко всему тому, о чем сообщал Уильям Эндру. Она едва слушала его. Она говорила только о Джоне, все мысли ее были о нем. Как! Нет еще письма!.. Это очень беспокоило ее. Как могло случиться, что торговый дом Эндру не получил еще телеграммы с извещением о прибытии «Франклина» в Индию? Судовлад