что они намеревались предпринять в ближайшие минуты. Она пыталась представить себе, чем кончится для нее и ее подруги эта невероятная авантюра – и ничего хорошего ей в голову не приходило.
Гассеты нагло пялились на суету, и в их взглядах явственно читалось: «Скатертью дорожка!» По крайней мере, теперь никто не помешает всласть потиранить приемыша… Именно миссис Харрис хоть как-то сдерживала их. Гассеты побаивались ее, так как не сомневались, что соседка не замедлит сообщить на них в полицию, дай они к тому хоть малейший повод. Зато теперь, с отъездом миссис Харрис и миссис Баттерфилд, они могли отвести душеньку. Гассетовы чада предвкушали большую охоту. А Гассет-старший теперь мог, если его делишки в Сохо шли не особо удачно, отыгрываться на Генри. Да, Генри с отъездом его покровительниц ждали не лучшие времена, и по этому поводу все члены семейства Гассетов довольно ухмылялись.
Как только увязали последний баул, шофер занял свое место за баранкой, а мокрая и дрожащая миссис Баттерфилд и сияющая миссис Харрис втиснулись на заднее сиденье. Зафырчал мотор, и подруги, сжимая подаренные друзьями прощальные букетики, обвязанные серебристыми ленточками, принялись махать провожающим. Послышались возгласы: «Удачи!» – «Счастливого пути!» – «Не забывайте!» – «Черкните открыточку!» – «Возвращайтесь скорее!» – «Передайте привет Бродвею!» – «Господь вас храни!» и прочее.
Машина отъехала. Обернувшись, подруги бросили прощальный взгляд на провожающих – друзья махали им вслед, а Гассетовы поганцы показывали «носы» и высовывали языки.
– Ох, Ада, – простонала миссис Баттерфилд, – я так боюсь! Зря мы это делаем. Что, если…
Но миссис Харрис, которая сама начала было немного нервничать, взяла себя в руки и вспомнила о своей роли главы экспедиции.
– Умолкни, Ви, – велела она. – Все будет как надо. Бог мой, я уж думала, ты нас выдашь – так тряслась! Ну да ладно; теперь, главное, не забудь – как приедем на место, ты смотришь назад и внимательно следишь, чтоб все было в порядке. Ясно?..
Засим она постучала монеткой в перегородку и, когда водитель обернулся и приоткрыл окно, распорядилась:
– Сейчас езжайте через Гиффорд-плейс на Хансберри-стрит – там на углу зеленная лавка Уорблза, у нее и встанете.
Таксист решил пошутить (момент для этого он выбрал неудачный).
– А я-то думал, дамочки, вы в Америку едете!
– Делайте, что вам говорят, и не лезьте куда не надо – не то блох наберетесь, – осадила его миссис Харрис с неожиданной для шофера свирепостью.
Она опять начала волноваться, потому что приближался тот миг, когда могут рухнуть самые близкие к осуществлению планы.
Такси подъехало к лавке. Сам мистер Уорблз стоял снаружи и обрывал хвостики морковок.
– Делать ему нечего, кроме как снаружи торчать, – пробормотала миссис Харрис, присовокупив не вполне хорошее словцо.
Но в эту секунду кто-то позвал зеленщика, и он, прихватив свои морковки, скрылся в лавке.
– Пора! – воскликнула миссис Харрис подруге, которая, согласно предписаниям, боязливо озирала улицу. – Видишь кого?
– Н-нет… – пробормотала та. – Кажется, никого. Во всяком случае, никого из знакомых…
Миссис Харрис склонилась к окошку в перегородке.
– Бибикните три раза, – велела она.
Затюканный (и заинтригованный) таксист повиновался. В то же мгновение из-за корзин с кочанами капусты метнулась маленькая фигурка. Худой темноволосый мальчуган, не глядя по сторонам, влетел в приоткрытую дверцу такси, с проворством хорька ввинтился под груду багажа – и мгновенно исчез. Дверь захлопнулась.
– Ватерлоо! – шепотом велела миссис Харрис.
– Чтоб мне лопнуть, – пробормотал себе под нос таксист, озадаченный увиденным, и послушно тронул машину с места.
Ему, конечно, и в голову не могло прийти, что две почтенные пожилые дамы, да к тому же по всем признакам лондонские уборщицы, отъезжаю-щие в Америку из приличного, хотя и небогатого района, могут по пути похитить ребенка.
7
Никто так не бросается в глаза, как ребенок, который хочет, чтобы его заметили. Но никто не умеет быть и таким незаметным, как ребенок, не желающий привлекать к себе внимание – особенно если у него есть возможность затеряться в толпе.
И маленький Генри, и миссис Харрис превосходно владели этой техникой, и потому, когда на платформе вокзала Ватерлоо к ним подошли Шрайберы (миссис Баттерфилд испуганно ахнула), миссис Харрис заставила Генри исчезнуть быстрее, чем любой фокусник проделал бы это с кроликом. Она слегка шлепнула его пониже спины (это был условный сигнал), и Генри спокойно сделал шаг в сторону и встал рядом с какими-то чужими людьми. Шрайберы раньше никогда не видели Генри, поэтому сейчас он был для них просто чьим-то ребенком, стоящим подле чьего-то багажа и взирающим куда-то вверх (не иначе как милый мальчуган тихо молится про себя).
– Вот вы где, – задыхаясь, промолвила миссис Шрайбер. – Надеюсь, все в порядке? Ну да я уверена, все будет как надо. Нет, ну вы когда-нибудь видели такую толпу?.. Так… билеты я вам отдала или нет?.. Ох, какая же суета!..
Миссис Харрис попыталась успокоить хозяйку:
– Полно вам, дорогая, – промолвила она. – Все лучше некуда. И не волнуйтесь – за мной присмотрит Вайолет.
Сарказм последней фразы ускользнул от миссис Баттерфилд, которая покрылась еще более обильной испариной и нервно обмахивалась веером. Она ждала, что кто-нибудь из Шрайберов спросит: «Что это с вами за ребенок?» – хотя как раз в эту минуту Генри с ними не было.
Но мистер Шрайбер сказал только:
– Они в полном порядке, Генриетта. Ты все время забываешь, что миссис Харрис вполне самостоятельно ездила в Париж и провела там целую неделю.
– Конечно, конечно, – поспешно согласилась миссис Шрайбер и вдруг покраснела. – Но… я боюсь, вам не позволят приходить к нам в каюту, когда мы будем на корабле.
Ей было стыдно, потому что подобная классовая дискриминация выглядела недемократично и не по-американски. Поэтому она быстро добавила:
– Ну, вы же понимаете – на этих кораблях очень строгие правила насчет перехода из одной части в другую. Я хочу сказать… словом, если вам что-то будет нужно, вы, конечно, сможете послать нам записку… Ох, честное слово…
Мистер Шрайбер помог супруге выйти из затруднения, сказав:
– Да разумеется, все будет в порядке. Ну, пошли, Генриетта, нам пора в наш вагон.
Миссис Харрис показала им оба больших пальца в знак своей уверенности в успехе. Немедленно после того, как Шрайберы удалились, малыш Генри вновь возник из пустоты и все так же спокойно встал возле своих благодетельниц.
– Ты проделал это просто великолепно! – восторженно поаплодировала ему миссис Харрис. – Умница! Давай и дальше в том же духе!
Ее быстрые хитрые глазки все время бегали по сторонам, оглядывая отъезжающих и провожающих – их легко было отличить друг от друга, потому что путешественники нервничали, а их друзья беззаботно шутили и если и поглядывали на часы, то явно без боязни опоздать.
Неподалеку возле открытой двери вагона суетилось огромное американское семейство – отец и мать возле чудовищной кучи багажа, а с ними несчетное число ребятишек – то ли пять, то ли шесть, но несчетным оно было потому, что ребятня непрестанно вертелась, бегала, суетилась, играла друг с другом не то в салочки, не то в прятки – даже миссис Харрис никак не могла их пересчитать. Понаблюдав немного за этим семейством, миссис Харрис тронула Генри за руку, мигнула ему на шумную семейку и, наклонившись, шепнула:
– Они.
Генри не ответил – только несколько сумрачно кивнул, но его печальные глаза внимательно изучали американцев, подмечая все, что могло впоследствии помочь незаметно смешаться с ними.
Было бы, конечно, гораздо интереснее для развития сюжета, если бы планы миссис Харрис были нарушены или, паче того, сорваны пресловутыми превратностями судьбы – но на самом деле все прошло блестяще.
Пользуясь заранее согласованной методикой, наша троица от Ватерлоо добралась до Саутгемптона, от Саутгемптона до катера, а вскоре над ними нависла черная, в заклепках, стена с кремовой надстройкой и ярко-красной трубой – лайнер «Виль де Пари». Как только в пределах видимости появлялся кто-либо, даже отдаленно схожий с контролером, кондуктором, таможенником или сотрудником паспортного контроля, Генри временно становился членом семьи профессора Альберта Р. Уэгстаффа, преподавателя литературы Средневековья в университете города Бонанза (Вайоминг). Инстинкт помог миссис Харрис выбрать в качестве прикрытия не кого-нибудь, а именно классического рассеянного профессора. Доктор Уэгстафф не был уверен ни в том, сколько у них мест багажа, ни даже в том, сколько при нем едет детей. Несколько раз почтенный профессор принимался пересчитывать чемоданы, всякий раз получая новый результат, пока, наконец, его жена не воскликнула:
– Ради всего святого, Альберт, перестань считать! Приедем – узнаем, все довезли или нет, а пока не морочь мне голову!
Гнев миссис Уэгстафф неизменно приводил ее мужа в состояние паники – поэтому он только вздохнул:
– Хорошо, дорогая, – и прекратил всякие попытки пересчитать не только багаж, но и свое потомство, хотя ему и начинало казаться время от времени, что их по крайней мере на одного больше, чем должно быть. В результате задача Генри сильно облегчилась и все прошло без сучка и задоринки.
Правда, в какой-то момент нашим путешественникам стало не по себе. Они уже сидели в своей каюте туристского класса номер сто тридцать четыре – уютной и довольно симпатичной, с двумя верхними и двумя нижними койками, стенным шкафом и ванной, как вдруг раздались тяжелые шаги и кто-то громко и уверенно постучал в дверь.
Красное от волнений и беготни лицо миссис Баттерфилд стало розовым – в этом состоянии побледнеть сильнее было бы невозможно. Она ахнула и без сил опустилась на койку, покрывшись холодным потом и изо всех сил работая веером.
– Боже правый, – прошептала она. – мы погибли!