Но миссис Баттерфилд не была намерена стесняться. Она сгребла Генри в охапку, прижав к своему могучему корпусу и тем самым создав мальчику некоторые трудности с дыханием, пока обнимала его и всхлипывала. Наконец, миссис Харрис остановила ее.
– Довольно, милочка. Не увлекайся. Он больше не малыш – смотри, он уже мужчина!
Этими словами она заслужила едва ли не бóльшую благодарность Генри, чем его спасением. Он подбежал к ней и, обхватив ее шею, прошептал:
– До свидания, тетя Ада. Я тебя люблю!..
Это были последние слова, сказанные при расставании. Все вышли и стояли на краю пирса, пока огромный лайнер осторожно выходил в Норс-Ривер. Блестели в лучах жаркого июльского солнца надраенные бронзовые ободки иллюминаторов, тысячи пассажиров усеивали белоснежные палубы и надстройку. Где-то среди точек, которыми стали лица пассажиров, были и точки, которых звали Ада Харрис и Вайолет Баттерфилд.
Гигантский лайнер еще трижды пробасил сиреной, прощаясь, и маркиз Ипполит де Шассань произнес вслед ему напутственную речь.
– Будь моя воля, – сказал он, – я поставил бы где-нибудь на площади памятник таким женщинам, ибо они – подлинные героини нашей жизни. День за днем делают они свою работу, борются с бедностью и одиночеством, стремясь сохранить себя и поднять семью, – и сохраняют способность смеяться, улыбаться и мечтать, – маркиз помедлил минуту, собираясь с мыслями, и закончил: – И вот поэтому я воздвиг бы памятник в их честь. Памятник их мужеству в достижении мечты, памятник романтическому духу и стремлению к прекрасному. Ибо вы видите сами плоды этих мечтаний.
«Куин Элизабет» снова загудела – сейчас она плыла бортом к пристани на самой середине Норс-Ривер. Буксиры отошли, огромные винты вспенили воду за кормой и судно заскользило к океану. Маркиз снял шляпу.
В это время миссис Харрис и миссис Баттерфилд с покрасневшими от слез глазами вернулись в каюту. Почти тотчас к ним постучался стюард.
– Здравствуйте, меня зовут Твигг, и я ваш стюард, – представился он. – Стюардессу зовут Эванс. Она сейчас к вам зайдет, – он уставился на цветы, которыми была завалена каюта, и пробормотал с великолепным выговором кокни: – Бо-ожже пра-авый, да тут никак помер кто!..
– Ну-ка, – ответила миссис Харрис, – придержите язычок, не то кто-то и вправду помрет! Эти цветы от посла Франции, чтоб вы знали!
– Ого-го!. – воскликнул стюард, услыхав родной говор. – Не говорите, я сам угадаю – Баттерси, верно? Готов спорить! Я сам из Клэпхем-Коммон. Во, и не угадаешь, кого только ни встретишь в наши дни за границей. Мир тесен… Можно ваши билетики?
Взяв билеты, он широко улыбнулся.
– Все будет путем, дамочки. Доверьтесь Биллу Твиггу и Джесси Эванс – мы за вами присмотрим. Вы выбрали самое правильное судно!.. – и удалился.
Миссис Харрис опустилась на койку и счастливо вздохнула. «Клэпхем-Коммон» прозвучало как чудесная музыка.
– Господи, – сказала она. – Ви, до чего же славно почувствовать себя дома!