– Им там ничего не угрожает. А еще я подарю детям подкову. На счастье, – сказал он мне.
– Няня Мэй, ну пожалуйста! – стала умолять Милли.
– Юной барышне очень хочется. А знаете, приходите-ка завтра после обеда.
– Надо спросить разрешения у их родителей.
Кузнец понимающе кивнул.
– Я Томми. Шелдрейк, – добавил он. – И если моя работа придется вам по нраву, уговорите вашего конюха приходить ко мне, а не на перекресток к старику Тревису. Передайте ему, что я возьму недорого.
Я внимательно посмотрела на Томми Шелдрейка. Недурен собой, лет под тридцать, обручального кольца на пальце нет, волосы выгорели на солнце, темноглазый. Впрочем, глядя на него снизу вверх, я не до конца могла оценить его внешность. Я задумалась, уж не заигрывает ли он со мной? Томми вел себя очень дружелюбно, однако порой чересчур фамильярно. И с чего он решил, будто я отправлюсь в конюшню и стану убеждать Бродли сменить кузнеца?
– Нам пора! – объявила я детям, поднимаясь со скамьи. – Хорошего дня, мистер Шелдрейк.
– И вам!
Томми взмахнул рукой на прощание и долго смотрел нам вслед, пока мы шагали по дорожке.
Тем же вечером, показывая крикетный мяч, лежавший возле фарфоровой пастушки на каминной полке, Саул поведал отцу, что нас ждет в гости мистер Шелдрейк, и получил разрешение пойти.
– Прекрасная идея! – Как я и ожидала, мистер Ингланд посещение кузнеца одобрил.
Миссис Ингланд была в спальне с очередной головной болью. Я не видела ее пару дней, но сегодня утром мне послышался тихий всплеск воды в ванной. Хозяйка часто принимала ванну после завтрака, что занимало обычно не меньше часа.
– А водопад назвали в честь его деда! – объявила Милли.
Мистер Ингланд удивленно посмотрел на меня.
– Действительно? Вы все пятеро туда собрались?
– Сэр, я не уверена, что стоит брать с собой малыша, – сказала я, памятуя о том, как ласков был мистер Ингланд с сыном во время семейного ланча. – Быть может, у хозяйки получится посидеть с ним часок?
Мистер Ингланд отрицательно мотнул головой, быстро и незаметно, чтобы не увидели дети.
– Тогда я повезу Чарли в коляске, – ответила я, надеясь, что он поймет, сколь нелепо мое предложение.
– Чудесно! В таком случае все решено. Жду от вас подробного рассказа за чаем, – проговорил он, доставая новую сигару.
– Я не очень знаю дорогу, сэр, – посетовала я. – Мне сказали, это на Китли-роуд.
Мистер Ингланд поднял вверх указательный палец, давая мне знак подождать, и вышел из комнаты. Через минуту он вернулся с картой размером с небольшую скатерть и расстелил ее на пианино.
– Вот! – Мистер Ингланд обвел пальцем какое-то место на карте, и мне пришлось подойти ближе. Он провел пальцем на север от города. – Вот Китли-роуд. Мы находимся здесь.
От хозяина исходил крепкий запах табака, хотя он еще не зажег сигару. Внезапно мне стало жарко.
– Тут сверните налево и продолжайте идти вверх по холму. Там есть кузня, хотя я не уверен, та ли самая. Я бы отправил с вами Бродли, но завтра он везет меня в Лидс.
Мы стояли почти вплотную друг к другу, и я разом осознала несколько вещей: от дыхания мистера Ингланда колышутся мои волосы, у него мощная, широкая грудь и большие ладони, а сквозь запах табака проступает яркая нота одеколона. Я заставила себя переключиться на карту.
– Видите, дорога поворачивает? – Мистер Ингланд указал на квадратик, обозначающий жилище. – Думаю, это здесь.
– Очень хорошо, сэр! – резко отстраняясь, выпалила я.
К моему изумлению, он подмигнул мне и произнес:
– Отлично!
А затем повернулся к детям и, зажав сигару зубами, спросил:
– Ну, кто хочет быть прусским генералом?
Глава 9
Мистер Ингланд не ошибся: кузня стояла на повороте тракта, шедшего через пустошь. Строение мы увидели издалека – оно распласталось на выступе холма под водянисто-серой гладью неба, словно одинокий камень на морском дне. Земля здесь была бесплодная, а редкие деревца, за которые цеплялся взгляд, почти не защищали от ветра, дувшего так, что нам пришлось придерживать шляпы.
Дети бежали впереди, а ветер играл их одеждой. По пути попадались домики фермеров, но вокруг, сколько хватало глаз, стелилась пустошь – суровая земля, где жизнь пробивалась с трудом.
Я заметила колеса и решетки, сваленные во дворе, и поняла, что дети неизбежно вернутся грязными. Мистер Шелдрейк, выйдя из кузни, приветственно махал рукой и широко улыбался. Без белой крикетной формы, в кожаном фартуке и с перепачканным лицом он был почти неузнаваем.
Кузня примыкала к старому приземистому дому с узкими окнами-бойницами, защищавшими от ветра. Дом стоял на отшибе, опасно открытый всем взорам; и хоть дорога проходила рядом, вокруг не было ни единого жилища.
– Добрый день! – поздоровался мистер Шелдрейк.
Приблудившаяся овечка с любопытством смотрела, как мы шагаем по дороге.
– Добрый день! – хором ответили дети, и в следующий миг из ворот прямо на нас вылетела овчарка.
– Тихо, Сэм! – Мистер Шелдрейк схватил собаку за загривок и оттащил в сторону, но на моем фартуке уже красовались грязные следы от лап. – Прошу прощения. Надеюсь, вы не боитесь собак.
Я ответила, что не боюсь. Дети обступили Сэма, который радостно лаял, приглашая играть.
– Пока не заходите, постойте здесь, – попросил мистер Шелдрейк.
С этими словами он зашел за кузню и вернулся с хлопковыми фартуками. Фартуки оказались взрослого размера, и дети в них утонули, особенно забавно смотрелась Милли.
– Я предвидел нечто подобное, – рассмеялся мистер Шелдрейк. – Пойдемте, сейчас все исправим.
Мы последовали за ним в глубь двора. На каждом шагу валялся металлолом самых разных размеров и форм: длинные жерди, ржавые плуги, сломанные механизмы. Ненадолго оставив нас у входа в кузню, мистер Шелдрейк появился с иголкой в руке и с ниткой, зажатой в зубах. Он наскоро подшил фартук Милли. Саул встал в очередь следующим, но, в отличие от Декки, он не подметал своим фартуком пол. Закончив работу, мистер Шелдрейк воткнул иголку в пояс с инструментами, которую носил на талии.
– А вы знали, что кузнецы – мастера шить? – В его речи, приправленной местным акцентом, чувствовалось что-то еще: в конце каждого предложения интонация шла вверх.
Я поправила свой фартук и толкнула коляску внутрь. В кузне царил полумрак: свет струился лишь через пару узких окошек, да в горне, занимавшем почти всю дальнюю стену, полыхали вишнево-красные языки пламени. В углах громоздились кучи металлолома, а на остальных трех стенах друг над другом висели десятки и десятки инструментов, назначение которых мне было неизвестно. На грязном полу напротив домашнего камина стояла пара стульев в ярких чехлах и стол со скатертью из той же материи. Мистер Шелдрейк предложил мне сесть. Свет сюда почти не проникал, казалось, будто мы в пещере или в сказочной хижине. Дети рассматривали разные предметы, и их пальцы тут же становились черными. Мистер Шелдрейк показал, как надо качать мехи, чтобы раздуть угли. Сначала за мехи взялся Саул, потом Декка. Причем, когда вылетевшая из горна искра попала ей на фартук и медленно потухла, Декка даже не шелохнулась.
Чарли уснул еще в дороге и не ведал о том, что творилось вокруг. Покачивая коляску, я издалека смотрела на детей и мистера Шелдрейка, который показывал, как сделать подкову. Он сунул в огонь стальной прут, а потом загнул, словно податливое тесто, на специальном «роге» на конце наковальни. Дети, а вместе с ними и Сэм, сопящий у их ног, следили за тем, как подкова, остывая, превращалась из ослепительно-красной в мягко сияющую янтарную и наконец стала тускло-серой. Мистер Шелдрейк работал быстро, с оглушительным звоном обрушивая молот на наковальню. Я впервые видела, чтобы дети настолько увлеклись; даже Милли сосредоточенно закусила губу.
Кузнец снова раскалил подкову на огне, затем приставил к ней зубило и точными движениями ударял по нему молотом, словно не чувствуя жара или тяжести инструмента. Я невольно обратила внимание, как под лоснящейся от пота кожей перекатываются мускулы его рук.
– Няня Мэй, посмотри! – позвал меня Саул.
Я подошла к детям и, отодвинув их подальше от горна, стала смотреть, как подкову последний раз раскаляют в огне. А потом Декка под руководством мистера Шелдрейка сунула ее в бочку с водой, и там подкова с облегчением зашипела.
– Теперь до нее можно дотронуться? – поинтересовалась я, когда кузнец вернул подкову на наковальню.
Мистер Шелдрейк кивнул, и мы все провели по ней пальцами. Подкова была теплая, как свежевыпеченный хлеб.
– Держи. – Он вручил подкову Милли, которая крепко прижала ее к груди.
– А можно выковать еще одну? – спросил Саул.
– Конечно!
– А почему здесь так темно? Вам не хотелось сделать побольше окон?
– Я должен видеть, как сияет металл. В этом деле свет лишь помеха.
– А мне нравится, когда темно! – важно заявил Саул. – Иногда перед глазами слишком много вещей.
Мистер Шелдрейк взял клещами чугунный прут.
– Понимаете, металл – штука хитрая. Подчинить его силой не выйдет, только ловкостью. Надо объяснить металлу, что вы от него хотите, и времени на это в обрез. Отвлекаться нельзя, например, дверь открыть или нос почесать, иначе все насмарку. Тут главное не зевать и работать точно. Вот эту штуку, – он повернул к нам клещи с чугунной заготовкой, – можно превратить в болт. В кочергу или нож. Или в ложку. Во что угодно. Но металл – слуга, а не раб и против своей воли ничего не сделает.
Из стоявшей поодаль коляски раздался крик Чарли, и я поспешила к нему, чтобы успокоить погремушкой. Малыш сел, огляделся вокруг и протянул ко мне ручки, требуя, чтобы я вытащила его из коляски.
– Нет, – покачала головой я. – Придется тебе посидеть тут.
Отказ привел Чарли в ярость. Личико малыша сделалось ярко-красным, и он заорал во все горло.
Я подозвала Декку, и она пробралась ко мне в полутьме.
– Вывези, пожалуйста, коляску с Чарли на улицу. Я бы и сама справилась, но не могу бросить вас без присмотра.