лсолл-Хит[10] – скучным убогим местом, где пыль от мела кружилась в солнечных лучах, едва пробивавшихся сквозь грязные окна.
Дома мое образование заканчивалось вместе со школьным звонком. Родителям хватало забот с лавкой, им было некогда заниматься нами. Поэтому по вечерам я брала учебники и помогала братьям делать уроки. Трехлетние Тед и Арчи, на пять лет младше меня, – любознательные ребята, но вместо того, чтобы слушать, затевали возню друг с другом. Робби, младше меня на пятнадцать месяцев, все делал медленно и неохотно, в его письмах до сих пор полно ошибок.
Норланд-колледж располагался в большом белом особняке на Пембридж-сквер, в десяти минутах езды на кебе к северу от Перивейл-гарденс. Я уехала утром и предпочла бы пройтись пешком через Кенсингтонские сады, но Рэдлетты пожелали отправить меня на кебе. Саквояж должен был последовать на новый адрес чуть позже. Сцена прощания получилась душераздирающей, чего я и боялась. Джорджина, сидевшая на руках у матери, непонимающе морщила лобик. Миссис Рэдлетт взяла ручку дочери в свою и помахала ею, а когда кеб тронулся, малышка громко разревелась. Это было выше моих сил. Я отвернулась и прижала платок к глазам.
Норланд стал первым заведением своего рода: школа, дом и агентство для детских нянь. Немногим более двух лет назад я сдавала вступительное испытание на стипендиальную программу и каким-то чудом прошла! Я едва понимала экзаменационные вопросы: перескажите сюжет «Эноха Ардена»[11]; где находятся указанные ниже улицы и магазины Лондона; напишите рецепт мармелада. Я понятия не имела, кто такой Энох Арден, а поскольку из Бирмингема выбиралась лишь раз в жизни, то местоположение универмагов, равно как и Тауэра и королевского дворца, было мне неизвестно. Зато я знала, как приготовить мармелад! Я поделилась бабушкиным рецептом, положила на парту карандаш и, чувствуя полное опустошение, оглянулась на других девушек, которые строчили так, словно сдавали экзамены ежедневно.
В тот день я думала, что больше никогда не увижу Лондон. Меня сопровождали мистер и миссис Гранвилль – они жили на соседней улице и пару раз присматривали за нами, когда мы были детьми. Перед тем как сесть на поезд, супруги Гранвилль купили мне в универмаге Whiteley’s напиток из сарсапарели. Домой я возвращалась с тяжелым сердцем.
Но через некоторое время, к моему большому удивлению, на коврике перед дверью нашего дома на Лонгмор-стрит очутилось адресованное мне письмо. Оно гласило, что плата за обучение в размере 36 фунтов… дальше стояло слово gratis[12], значение которого мне пришлось посмотреть в публичной библиотеке. А еще мне пришлось приобрести за свой счет ткань для формы у Debenham & Freebody[13]. На это я истратила почти все свои сбережения, а оставшихся денег хватило как раз для покупки тетрадок и карандашей. Правда, вскоре я выяснила, что остальные девочки пользовались ручками.
Девять месяцев в Норланде стали для меня сплошным праздником. Первое время я нервничала и замкнулась в себе. Я сильно выделялась на фоне двух дюжин моих сокурсниц из-за недостатка образования и робости. Единственным человеком в Норланде с таким же акцентом, как у меня, была одна из горничных. Комнату в самой дальней части дома я делила с ирландкой по имени Бриджет – черные волосы и нос крючком придавали ей сходство с галкой. Соседка оказалась дружелюбной и открытой, и как только мы познакомились, неловкость сразу исчезла.
Впрочем, стоило Сим закрыть за мной дверь, как меня вновь окутало это чувство – знакомое, будто старый плащ. Директор, невысокая изящная женщина, внешне напоминала хрупкую статуэтку, но это было обманчивое впечатление. В каштановых кудрях Сим кое-где проглядывала сталь – точно так же, как и в ее характере. Впрочем, руководила Сим великодушно и справедливо, не гнушалась простого труда вроде мытья забытых чашек или раздачи писем. Директор – единственная из сотрудников, кто жил в здании колледжа, но я никогда не видела ее ни в чем, кроме опрятного саржевого платья с золотыми часиками на поясе; студенткам оставалось лишь гадать, когда же Сим успевает мыться. На прощание она дала нам совет: в новых домах держать свои серебряные щетки для волос на виду у прислуги. У меня имелась только расческа, однако за неделю до выпуска я обнаружила у себя на туалетном столике коробочку от Уильяма Коминса[14]. Внутри лежала щетка для волос в серебряной оправе – тяжелая, как пистолет, с жесткой, будто иголки, щетиной.
Сим повела меня в свой кабинет в дальней части дома. Мы прошли мимо двух студенток, спускавшихся по лестнице. Увидев мою шляпку и накидку, они робко заулыбались. Слева находилась столовая, где девушки в белом и бежевом корпели над книгами, задумчиво грызя кончики ручек. С щемящей тоской в сердце я вспомнила, что в это время идут экзамены. По субботам занятий не проводилось, и в распахнутую дверь виднелся пустой лекционный зал: высокий потолок, шкафы со стеклянными дверцами, повсюду живые цветы, среди которых мелькают синие цветки андреевой травы – символ Норланда. На стене за столом преподавателя висела карта Британских островов, а чуть подальше стояло небольшое пианино. Над шкафами виднелся большой гобелен с изображением льва, взбирающегося на пригорок.
Мы прошли в кабинет, назначение которого указывала латунная табличка с надписью: «М. Симпсон, директор», и Сим закрыла за нами дверь. Распахнутое окно выходило на задний двор, на столе громоздились чашки, газеты, огарки свечей и писчие перья. Возле расписного керамического пресс-папье примостился горшок с увядшей бегонией. На стене висела карта районов Лондона; адреса, где работали выпускницы, были отмечены красными булавками. Рядом располагалась карта мира с выделенными границами Британской империи. Булавки торчали повсюду – начиная от близкого Парижа и заканчивая далекой Индией. Книжные шкафы во всю стену ломились от книг и журналов. На одной из полок я заметила фотографию первого выпуска Норланда: пять застенчивых девушек в чепцах и фартуках стоят между Сим и миссис Уорд, основательницей колледжа – дамой в широкой шляпе, из-под которой выглядывает круглое добродушное лицо.
В целом в кабинете директора царил творческий беспорядок. Сим, выпускница колледжа, так и не вышедшая замуж, порождала во мне смесь благоговейного трепета и зависти. Я восхищалась ею безмерно.
– Ваше письмо меня огорчило, – без обиняков заговорила Сим, убирая утреннюю газету со своего кресла. – Мы в Норланде относимся к отказам от должности со всей серьезностью. С нетерпением жду ваших объяснений. Но прежде всего, – она потянула за шнурок колокольчика, висевший возле стола, – мы выпьем чаю.
Это было в новинку: я приходила в кабинет директора один или два раза, однако чаю мне предложили впервые. В глубине души я надеялась, что меня, полноценную няню, Сим примет в малой гостиной, где проходили встречи с клиентами и стояла красивая мебель. Студентки допускались туда только на Рождество, когда пели гимны, стоя вокруг рояля у окна. В остальное время лишь горничные дважды в день смахивали там пыль.
Мы с Сим поговорили о жаркой погоде, о том, как я добралась тем утром до Пембридж-сквер, а через пару минут горничная внесла в кабинет поднос с чайным сервизом и каким-то чудом нашла на столе свободное место.
Когда чай был разлит по чашкам, Сим произнесла:
– Итак, няня Мэй, вы отказались от должности. Потрудитесь объяснить, в чем дело.
Я отпила глоточек, и чашка зазвенела на блюдце в моей дрогнувшей руке.
– Миссис и мистер Рэдлетт уезжают из страны. В Чикаго. В Америку, – запинаясь, выдавила я.
– И вы не хотите ехать. – Синие глаза смотрели на меня в упор.
Робея, я отрицательно помотала головой.
– Насколько вам известно, многие из выпускниц Норланда работают за границей. Иностранные семьи нанимают английских нянь даже охотнее, чем наши соотечественники. Во время учебы здесь вы отдавали себе отчет в том, что будущая работа, возможно, потребует переезда, не так ли? Некоторых студенток именно это и привлекает: шанс получить бесплатный билет в другую страну, расширить свой кругозор.
– Я не желаю эмигрировать.
Сим, с присущей ей изысканностью манер, опустила подбородок, чтобы пристально заглянуть мне в глаза.
– Достойный ответ, – признала она. – Но какова же причина?
Я молча смотрела в чашку.
– Новая жизнь в Америке может оказаться настоящим чудом, няня Мэй. Это страна с относительно либеральными нравами. Не самое плохое место для молодой женщины. Я отправила через Атлантику много нянь, и все они замечательно устроились. Как раз на прошлой неделе одна уехала в Бостон, и еще две или три сейчас в Нью-Йорке. Более того, пока мы с вами беседуем, девушка из выпуска девяносто седьмого года направляется на пароходе в Калифорнию, чтобы работать в семье миллионеров Вандербильт.
Я разглядывала пресс-папье. Цветки андреевой травы вышли не очень: видимо, подарок подопечного одной из нянь.
– Но вас это не интересует, – заключила директор.
– Увы, мисс Симпсон. Я надеялась, может, вы найдете мне другое место?
Сим явно раздирали противоречивые чувства, а потом она вдруг устало призналась:
– Честно говоря, няня Мэй, с вакансиями сейчас негусто. Многие еще не вернулись из загородных домов и пробудут там еще месяц или два. А кто-то путешествует. Вы соперничаете с девочками, которые вот-вот сдадут экзамены, и я обязана прежде всего найти места для них, дабы не снизить показатель трудоустройства наших выпускниц. Миссис Рэдлетт уже написала, что ищет новую няню, и у меня кое-кто есть на примете. Миссис Рэдлетт очень хорошо о вас отзывалась. Кстати, об отзывах. Будьте любезны вашу рекомендательную книгу. – Директор протянула руку через стол.
Я держала книгу наготове и тут же передала ее директору. Вдалеке послышался лай собаки. Сим неспешно переворачивала страницы в поисках рекомендации миссис Рэдлетт и наконец стала читать, придерживая страницы большим и указательным пальцами. Несмотря на образованность, миссис Рэдлетт часто ставила в письмах восклицательные знаки, подчеркивала слова, а то и целые фразы, которые желала выделить особо, и потому могла показаться инфантильной и экзальтированной. На прощание она подарила мне шелковый платок с вышитыми моими инициалами и книгу «Удивительный волшебник из страны Оз».