Значок с изображением андреевой травы и девизом Норланда «Сильный в трудностях», втайне столь мною желанный, был не просто очередной побрякушкой ради утоления тщеславия. Им награждали нянь, которые, будто солдаты, сражались на войне. Норланд гордился своими выпускницами: после церемонии вручения дипломов основательница колледжа миссис Уорд назвала нас «влиятельными государственными деятелями, творцами личностей, строителями империи». Неужто строители империи выносят горшки и оттирают овсянку со слюнявых ртов?
Я раздумывала над предложением мистера Ингланда работать независимо и получать жалованье целиком. Если бы я согласилась, стала бы зарабатывать больше, а значит, больше помогала бы семье. Вряд ли хоть одной из награжденных нянь приходилось покупать обувь своим братьям или сестрам и оплачивать счета за лечение. Вряд ли их братья зарабатывали на жизнь, набивая матрасы. Их папаши были полицейскими начальниками, хирургами, адвокатами. Девочки гордились своими отцами и нежно любили матерей. О моей семье никто не расспрашивал, да и я молчала. Наверное, чувствовался окружающий меня ореол трагедии. И, пожалуй, он был слишком заметен.
Когда я закончила отвечать на письма, за окном совсем стемнело. Я все убрала и взглянула на часы: половина десятого. Позевывая, я сняла со столбика кровати мешочек с принадлежностями для мытья, сунула ноги в тапочки и поплелась в ванную. Миссис Ингланд мылась допоздна. Резервуар был полон мутной воды, на полу валялся беспечно брошенный кусок мыла. Я положила мыло на умывальник и случайно взглянула на зеркало.
На запотевшем от горячей воды зеркале кто-то начертил пальцем буквы. Я озадаченно нахмурилась и шагнула назад, чтобы лучше рассмотреть. Мое лицо отражалось фрагментами. По зеркалу струйками стекала влага, пар почти рассеялся, но надпись читалась отчетливо. Чья-то рука коряво вывела на стекле единственное слово – «шлюха».
Глава 19
На следующее утро, когда мы с детьми шли по мосту, во двор фабрики прикатил на велосипеде мистер Бут.
– Доброе утро! – весело поздоровался он, прислоняя к стене свой транспорт. – Идете кормить уток?
– Не сегодня, – качнула головой я. – Просто гуляем.
Повисла тишина, и тут я увидела его портфель.
– А почему вы здесь?
– Преподаю рабочим литературу, пока не вернется мастер Саул.
– Какой вы молодец! – восхитилась я. – Сами придумали?
– Мистер Ингланд. Представляете, ради урока рабочие жертвуют обеденным перерывом!.. По-моему, им нравится. И вдобавок, теперь я по утрам при деле и не путаюсь дома под ногами у Блейз.
– А днем вы по-прежнему преподаете в Лейс-холле?
– Да.
Я обвела глазами двор. Из открытой двери склада доносились голоса, Бен чистил каретный сарай, выметая на брусчатку кучки сена.
– Мне нужно вас кое о чем спросить, – промолвила я.
Мистер Бут выжидательно кивнул.
– Про Томми Шелдрейка.
– Ах, вот оно что. Он пришелся вам по сердцу?
– Нет. Конечно же, нет.
– Почему «конечно»?
– Мистер Бут, не могли бы вы сделать мне одолжение? Узнайте, пожалуйста, когда он вернулся из Австралии и почему?
– Спросите у Блейз.
– Не получится.
– Почему нет? Зайдите к ней, Блейз будет рада. Бедняжка целый день видит только мать да меня. Новая компания ей точно не помешала бы.
– Я не могу прийти к вам домой с детьми. Это было бы неуместно.
Мистер Бут отшатнулся в притворной обиде.
– Простите, – смешалась я. – Неудачно выразилась. Я лишь хотела сказать, что не знаю, разрешит ли хозяин.
– Вы обязаны отчитываться за каждый шаг?
– Нет.
– Так за чем же дело стало? Я для детей не чужой человек. Не забывайте, я работаю тут намного дольше вас. – С этими словами он поправил на груди ремень портфеля. – Я освобожусь в половине одиннадцатого, и мы отправимся вместе. Блейз будет счастлива повидаться с ребятишками.
Чарли кротко смотрел на нас из коляски. Милли кидала с моста в воду палочки. Я велела ей уйти оттуда, и девочка вприпрыжку помчалась к нам, размахивая грязной веткой.
– Хочешь пойти в гости к Блейз и пообедать у нас дома? – обратился к ней мистер Бут.
– Вы про горничную Блейз?
– Именно, – рассмеялся он.
– Да! – радостно закричала Милли.
– Да, спасибо, – поправила я.
– Да, спасибо, – повторила она.
– Это было бы чудесно, – добавила я, глядя на мистера Бута. – Мы не доставим хлопот?
– Встречаемся здесь.
Утром Тильда, как обычно, поднялась в детскую с завтраком. Она вела себя очень любезно, но я ни словом не обмолвилась о надписи на зеркале, которую сразу стерла рукавом. Я торопливо помылась и сменила одежду. Мне казалось, будто за мной подглядывают, будто ужасное слово отпечаталось на моей руке и оставило на ней свой грязный след. Я понятия не имела, для кого предназначалось послание на зеркале и кто его оставил. «Это тебе», – раздался голос в моей голове. Но что я такого сделала? Прошлась по лесу с мистером Бутом? Беседовала вечером в кабинете с хозяином? Из-за переживаний я ночью почти не спала.
Памятуя о вчерашних терзаниях, я молча шла по дорожке рядом с мистером Бутом. Я не знала, о чем с ним говорить.
– Почему вы заинтересовались Томми Шелдрейком? – спросил мистер Бут, просто чтобы заполнить тишину.
– Только не открывайте Блейз истинную причину моего визита.
– То есть весь сыр-бор из-за него?
– Да, но я бы не хотела, чтобы Блейз себе напридумывала.
– Вряд ли вам удастся обвести ее вокруг пальца.
Я тяжко вздохнула: он был прав.
Спринг-гроув оказался симпатичной улицей, вдоль которой вплотную друг к другу стояли трехэтажные дома, почерневшие от фабричного дыма. Супруги Бут проживали в самом ее конце, в увитом плющом доме с вишнево-красной дверью. В полусотне шагов от их жилища улица упиралась в бурную реку.
Мистер Бут открыл дверь ключом и, сообщив, что коляску можно оставить на крыльце, впустил нас внутрь. Я после некоторого колебания согласилась – в конце концов, если одеяльца запачкаются в копоти, их можно постирать, – и вынула Чарли из коляски.
Входная дверь вела в небольшую гостиную. Чуть поодаль виднелась распахнутая дверь кухни-постирочной.
– Илай, это ты? – донесся оттуда голос.
– Я привел гостей.
Из кухни выглянула Блейз и вытерла руки о фартук, под которым, словно пудинг, круглился живот.
– Черт возьми! – выругалась она радостно. – Вот уж кого не ожидала увидеть!
– Привет, – поздоровалась я. – Ничего, если они останутся на обед?
– Конечно! Вы только посмотрите на мисс Милли! – Блейз всплеснула руками. – С тех пор как мы виделись в прошлый раз, выросла дюйма на три!
– У меня выпал зуб! – заверещала Милли, просовывая язык в дырку под десной.
– Вот как! И зубная фея приходила?
– Да! Оставила мне пенс!
– Значит, вы были примерной девочкой. А поглядите-ка на мастера Чарли! Какой важный!
Блейз потянулась к нему, и я передала ей малыша. С кухни шел аромат свежеиспеченного хлеба и супа из бычьих хвостов, и мой желудок требовательно заурчал. В гостиной не хватало солнечного света, и мебель отличалась скромностью, зато чистота там царила безупречная. Возле стены, к которой примыкала лестница, стоял раздвижной обеденный стол, покрытый отрезом розового вельвета. Из этой же ткани Блейз шила шторы. Одна из них, наметанная пурпурной ниткой, была наброшена на дверь кухни.
Хозяйка установила стол, и пока мы вчетвером усаживались, вынесла хлеб, сыр и миски с густым супом. Когда Блейз устроилась за столом, прикрыв скатертью свой внушительный живот, я невольно засмотрелась, как она потирала его и гладила. А еще я не могла не заметить, с какой дружеской непосредственностью общались между собой Блейз и мистер Бут. Хотя чему тут удивляться? Ведь они были женаты. Просто я впервые видела супругов, которые с такой готовностью приняли на себя семейные обязанности. Блейз стала совсем иной. И куда только подевалась язвительная, острая на язык женщина, которую я знала? Выглядела она хорошо. Я отметила густые блестящие темные волосы и красивую блузку с вышивкой, видневшуюся под фартуком.
После того как мы поели, я выдала Чарли его бутылочку с молоком и несколько хлебных мякишей. («Уточка ты наша!» – сказала Милли, и мы дружно расхохотались.) Мистер Бут повел ее к реке покидать камешки. Чарли ползал по полу, исследуя две комнаты первого этажа, и вскоре, довольный, уснул в кресле. Мы с Блейз отнесли посуду в кухню и начали ее мыть. Между нами все еще чувствовалась неловкость, но от былой неприязни не осталось и следа. Вместо нее появилось что-то вроде взаимного уважения.
– У вас очень милый дом, – искренне сказала я.
– Спасибо. Хотя все здесь немножко разношерстное, мне для полного счастья не хватает лишь гладильного катка. Как дела в особняке?
Я немного помолчала, но потом решила, что если и есть человек, с которым стоит говорить откровенно, то это Блейз, прекрасно знающая уклад жизни хозяев.
– Не знаю, как и сказать, – начала я. – Происходит что-то странное.
– Что именно? – спросила Блейз, передав мне кастрюлю, которую я вытерла и поставила на полку.
– У вас когда-нибудь… удерживали вещи?
– Какие? – Блейз недоуменно наморщила лоб.
– Письма.
– Мне никто никогда не писал, – засмеялась она. – Вам не отдавали письма?
– Миссис Ингланд держала их у себя в прикроватной тумбочке полмесяца.
– Странно. Какой ей с этого прок?
– Вот и я не понимаю. Она сильно извинялась, сказала, что, видимо, сунула их туда и забыла. Но я не знаю, можно ли ей верить.
– Миссис Ингланд их читала?
– Нет, письма не вскрывали.
– Думаю, она и правда забыла, – ответила Блейз. – Иначе зачем затевать историю с письмами, если не собираешься их читать?
– Выходит, так, – согласилась я, все еще сомневаясь в душе. Теперь мне предстояло осторожно перейти к следующему вопросу.
– Мистер Шелдрейк довольно приятный человек. Тот кузнец, что был у вас на венчании. Илай сказал, он ваш друг.