Тем вечером я повела Декку в ванную отдельно от остальных.
– Няня Мэй? – заговорила она.
– Да?
– Как умер папа?
Некоторое время я молча намыливала Декке спину, а затем ответила со вздохом:
– Он упал.
– Со скалы?
Значит, она уже наслышана. Хорошо, что я сказала правду.
– Да.
Сидя в воде, Декка обняла колени. Ее темные волосы струились вдоль спины. На прогулке я спросила девочку, желает ли она по-прежнему спать в детской или хотела бы переехать в отдельную комнату рядом с маминой спальней. И Декка ответила, что готова ночевать где угодно, лишь бы рядом со мной.
– Не знала, что скалы такие высокие, – проговорила она.
– Честно говоря, высота не важна. Ведь можно разбиться насмерть, упав с лестницы.
– Милли недавно сказала странную вещь…
– Какую?
– Она спросила: «Знаешь, где меня нашла няня Мэй?» – Декка повернулась ко мне.
Я продолжила намыливать ее волосы, аккуратно разделяя пальцами пряди.
– Не совсем понимаю, о чем речь.
– По словам Милли, вы нашли ее, бродившую ночью в поисках мамы.
– Порой мы принимаем сон за явь.
Повисла пауза.
– Может, папа пошел искать Милли и разбился?
Взглянув на дверь ванной, я убедилась, что она закрыта. Бритвенные принадлежности мистера Ингланда были убраны, и на умывальнике теперь красовались только женские вещи. Тильда повсюду расставила вазочки с головками цветов, позаимствованными из помпезных траурных букетов, которые присылали в особняк. На умывальнике стояла сухая ветка гипсофилы, переплетенная с одинокой розой.
– Иногда после смерти дорогого нам человека, – начала я, – мы начинаем думать о самых разных вещах, пытаясь справиться с горем. Представляем его последние часы, размышляем, что могли бы сделать иначе. Папа всех вас очень любил, и я не сомневаюсь: если бы Милли ушла ночью на поиски мамы, он первым бросился бы на ее поиски.
Раздался тихий всплеск воды. Я взяла с коленей щетку и начала осторожно расчесывать волосы Декки. Она уже достаточно выросла, чтобы справиться самой, но этот ритуал был важен нам обеим.
– Мой папа в психиатрической лечебнице, – призналась я.
– То есть он…
– Нездоров, – подсказала я. – Я часто думаю об отце, мне его не хватает. Мы не виделись восемь лет.
– Его запрещено навещать?
– Разрешено, но я туда не езжу.
– Почему?
– Не хочу. Сказать «нет» порой в десять раз сложнее, чем согласиться, зато почувствуешь себя в сто раз лучше.
Декка задумчиво молчала, пока я ее расчесывала.
– Когда я была чуть старше тебя, со мной произошел несчастный случай, – заговорила я. – Физических повреждений он мне не причинил, однако я пережила сильные душевные страдания. Очень долгое время я горевала. А если тебе тоскливо, все кажется лишенным смысла. Никто не догадывался о моих мучениях. Все говорили, мол, мне повезло выжить, называли это чудом. Люди считали, что я должна радоваться, – а я не могла, и от этого становилось еще хуже. Я чувствовала себя беспомощной и одинокой.
Я снова и снова перечитывала старую газету, – продолжила я. – В ней напечатали статью о лондонской школе для детских нянь. В статье рассказывалось о синих платьях учениц, о фартуках с оборками и о специальных значках, которыми награждали за долгую службу. Школа для нянь казалась мне… семьей. И я отчаянно захотела стать ее частью. Я обожала учиться и мечтала снова сесть за парту, но мама решила оставить меня дома. Чем больше я думала о статье, тем сильнее жаждала стать одной из нянь, работать с детьми, окружить их любовью, дать чувство безопасности. Однако я была слишком мала – пришлось ждать, пока мне исполнится восемнадцать. Наконец, время пришло, я отправилась сдавать экзамен и выдержала его. Не знаю, что бы я делала, если бы не выиграла стипендию на обучение. На мое счастье, другие девочки могли себе позволить платное образование. Они были гораздо умнее меня. Порой мне становится любопытно: а что случилось бы, не загорись я желанием поступить в колледж? Сдавая экзамен, я впервые делала что-то для себя. Понимаешь, что я хочу сказать? Я прекрасно справилась без отца. Уверена, справишься и ты.
Я туго обернула волосы Декки полотенцем и помогла ей вылезти из ванны. Казалось, моя подопечная стала легче, как будто часть ее веса ушла в воду.
Позже, когда все четверо детей улеглись в кровати, миссис Ингланд вызвала меня в гостиную. Поначалу было непривычно видеть, как она занимает весь дом – свой собственный дом, – но теперь и это не удивляло. Мы побеседовали о похоронах, о детях. В комнате повисла безмятежная тишина.
– Мэм, полагаете, Декка знает, что мистер Шелдрейк ее отец? – спросила я.
– Вряд ли, – покачала головой миссис Ингланд. – Или я ошибаюсь?
– Не могу сказать наверняка… Выйти за мистера Ингланда вас заставили родители?
– Замужество устроила моя мать. Я, как могла, скрывала беременность, но она обо всем догадалась. Строго меня отчитала, а на следующий день заставила обручиться с Чарльзом. Я пыталась объяснять, что мы с Томми женаты, но матери было все равно. Она заявила, что раз мы не венчаны, брак недействителен.
Хозяйка уставилась вдаль невидящими глазами.
– Чарльз мне никогда не нравился, с самого детства, – призналась она. – Он постоянно путался под ногами, ходил по пятам за моими братьями, мечтал стать одним из нас. Его отец работал у моего юристом: холодный, расчетливый человек. Однажды Чарльз подкрался к моей комнате, когда я переодевалась. Я открыла дверь и поймала его за подглядыванием в замочную скважину. Мне было тринадцать. – Миссис Ингланд презрительно фыркнула. – Моя мать назвала устроенное ею замужество браком по необходимости. Брак, необходимый всем, кроме меня.
Я помолчала.
– Что стало с мистером Шелдрейком? – наконец поинтересовалась я.
– Он вскоре уехал в Австралию. И больше мы не общались. Я просила не писать мне. Томми так и сделал. Когда его отца не стало, Томми пришлось вернуться, чтобы продолжить семейное дело и заботиться о больной матери.
– Похоже, вы познакомились с Томми совсем юной девушкой?
– Мне было семнадцать, – кивнула миссис Ингланд. – В то время я часто выезжала верхом. Как-то раз я ехала мимо кузни, и Томми предложил напоить мою лошадь водой.
– Никогда не видела вас верхом, мэм.
– Я много лет не садилась в седло. Возможно, скоро возобновлю свои поездки.
– И мистер Ингланд не знал, что мистер Шелдрейк – отец Декки?
– Матушка наплела ему какую-то сказку, якобы меня опорочили. Выставила меня невинной жертвой, но Чарльз догадался, что все не так просто. Он понял, что та история много для меня значит. И с тех пор затаил обиду. Ненавидел меня все эти годы. Я хранила имя отца Декки в секрете, а Чарльз из кожи вон лез, пытаясь узнать, кто он.
– После стольких лет в браке? Зачем?
– Потому что я принадлежала Чарльзу не настолько безоговорочно, как ему хотелось бы, – пожала плечами миссис Ингланд. – Перед ним всегда маячила чья-то тень. Представьте, Чарльз заставил меня вернуться из Кроу-Нест из-за того, что я ушла гулять. Когда он туда приехал, то нигде меня не нашел и не знал, где я. А я в это время отправляла письмо. Слава богу, Чарльз не застал меня за этим занятием! Даже в Кроу-Нест я не могла чувствовать себя свободной. Даже выйдя на прогулку, я должна была пройти мимо фабрики и помахать самому Чарльзу или кому-то еще. И точно так же на обратном пути. Я чувствовала себя одним из его работников. И в итоге решила, что проще не выходить из дома вовсе.
Я тяжко вздохнула. Томми знал все с самого начала и вернулся в город, где жила его дочь… Я никогда в жизни не догадалась бы, зачем в тот солнечный день он позвал меня с детьми в кузню. Похоже, мистер Ингланд тоже не сообразил.
– Когда вы с мистером Шелдрейком возобновили общение? – полюбопытствовала я.
– Вскоре после его возвращения. Но только от случая к случаю. Томми не мог отправлять письма в Хардкасл-хаус, ведь почту проверял муж. Думаю, в глубине души Чарльз боялся, что я уйду, а вместе со мной исчезнут деньги и все остальное.
– Вы говорите о разводе?
– Нет, не о разводе. – Она мотнула головой. – Пришлось бы доказывать, что Чарльз мне изменял. И я бы, конечно, не смогла. Детей оставили бы с ним. Кроме того, моя семья никогда бы не позволила мне совершить такое кощунство, да и собственных денег я не имела. Всеми средствами распоряжался Чарльз. Томми обещал снабдить меня небольшим капиталом, чтобы начать где-нибудь новую жизнь. Помните, когда Декка принесла его письмо?
Я кивнула.
– В конверте лежал брачный сертификат. Но Томми черкнул мне еще пару строк. Я жутко боялась, что Чарльз найдет записку, и сожгла ее в камине. Я устроила задымление, и вскоре все сбежались в мою комнату. Чарльз заметил в камине обгоревшие клочки бумаги и догадался: я от него что-то скрываю. И тогда он отослал Декку в школу.
– Дабы наказать вас? – недоумевала я.
Миссис Ингланд кивнула. На ее лице читалась горькая обида.
– Наказаний было очень много. Он продал моих лошадей. Заявил, что я во сне произнесла имя своего любовника. С тех пор я боялась засыпать, зная, что Чарльз за стеной. И детям больше нравилось проводить время с ним…
– Вряд ли…
– Чарльз добивался именно этого. Я боялась показать детям свою привязанность, чтобы он не начал использовать и их. Ради безопасности детей я все эти годы к ним не приближалась! – В глазах хозяйки блеснули слезы. – Чарльз делал все, лишь бы я с вами не разговаривала. Считал, что вы целиком и полностью его.
«Так и было», – чувствуя тяжкий груз на сердце, подумала я. Глубоко копаться в этом было выше моих сил. Я знала, что не выдержу.
– Вот почему мистер Ингланд спрятал мои письма у вас в комнате, – заметила я.
Хозяйка кивнула.
– Надеюсь, вы не поверили, что я способна на такое, – сказала она.
– Я уже не знала, чему верить.
– Так или иначе, все позади, – заключила миссис Ингланд.
Мы не нашли ни единого послания от моего отца среди сотен писем в кабинете мистера Ингланда. Хотя нам просто не хватило времени внимательно просмотреть каждый документ. Наверное, отец переписывался с мистером Ингландом. Или не переписывался. Неважно. Меня не заботило, как мистер Ингланд узнал, кто я такая.