— Н-да, долгое это дело, — пробормотал он себе под нос.
В дверь постучали, вошла акушерка.
— Идемте, сэр.
В коридоре его ждал доктор Рамзи.
— Слава богу, все. Она, конечно, намучилась.
— С ней все в порядке?
— Ваша жена вне опасности, но ребенка, к сожалению, спасти не удалось.
У Крэддока кольнуло сердце.
— Он умер?
— Родился мертвым. Этого я и боялся. Сейчас пойдите к Берте, вы ей нужны. Она еще не знает про ребенка.
Берта выглядела крайне изможденной. Она лежала на спине, руки были безвольно вытянуты по бокам. Лицо посерело от перенесенной физической боли; потухшие глаза были полуприкрыты, нижняя челюсть обозначилась резко, почти как у покойницы. Увидев Эдварда, Берта попыталась улыбнуться, но настолько ослабла, что едва сумела пошевелить губами.
— Не разговаривайте, голубушка, — сказала акушерка, видя ее старания.
Эдвард наклонился и поцеловал Берту. На ее щеках заалел слабый румянец, по лицу покатились безмолвные слезы.
— Подойди ближе, Эдди, — прошептала она.
Крэддок, внезапно растрогавшись, опустился на колени возле кровати. Он взял Берту за руку, и это прикосновение словно вернуло ее к жизни. Она глубоко вздохнула, на губах появилась усталая улыбка.
— Хвала небу, все закончилось, — простонала Берта. — Милый, ты не представляешь, что мне пришлось вытерпеть. Было так больно…
— Ну-ну, все позади, — успокоил ее Эдвард.
— Ты тоже волновался, да, дорогой? Я знала, что ты разделяешь мою боль, и это придавало мне сил. Какой ты молодец, что ради меня отправился в Теркенбери.
— Берта, вам нельзя разговаривать, — сказал вошедший доктор Рамзи. Он проводил доктора Спенсера и вернулся в спальню.
— Мне лучше, — сообщила Берта. — Я посмотрела на Эдди и сразу почувствовала себя лучше.
— Вам нужно отдохнуть.
— Мне еще даже не сказали, кто родился — мальчик или девочка? Говори, Эдди, ты ведь уже знаешь!
Крэддок с тревогой посмотрел на врача.
— Мальчик, — коротко ответил доктор Рамзи.
— Я не сомневалась, — пробормотала Берта. По ее лицу разлилось выражение блаженства, мертвенная серость исчезла. — Какая радость! Эдди, ты уже видел малыша?
— Нет.
— Подумать только, это наш с тобой ребенок! Ради этого стоит вынести любые страдания. Я так счастлива.
— Тебе нужно поспать.
— Я совсем не хочу спать, я хочу видеть моего сына.
— Сейчас не время, — сказал доктор Рамзи. — Ребенок спит, его нельзя будить.
— Я только посмотрю одним глазочком. Не надо никого будить.
— Посмотрите после того, как поспите, — успокоил Берту доктор. — Сейчас вы только разволнуетесь.
— Разрешите хотя бы Эдди взглянуть на нашего мальчика. Эдди, иди и поцелуй его, и тогда я смогу заснуть.
Берте страстно хотелось, чтобы если не она, то хоть отец увидел ребенка, и акушерка отвела Крэддока в соседнюю комнату. На комоде лежало нечто накрытое полотенцем. Акушерка подняла полотенце, Эдвард увидел свое дитя: маленькое голое тельце, неприятное и мало чем напоминающее человека, но в то же время вызывающее невероятную жалость. Глаза были закрыты — эти глаза так и не увидели мир. Несколько мгновений Эдвард разглядывал мертвого младенца.
— Я обещал поцеловать его, — прошептал он.
Крэддок наклонился и тронул губами холодный лоб. Акушерка накрыла трупик полотенцем, и они вернулись к Берте.
— Он спит? — спросила та.
— Да.
— Ты его поцеловал?
— Да.
Берта улыбнулась:
— Вот ведь как, ты поцеловал малыша раньше, чем я.
Снотворное, которое ввел доктор Рамзи, наконец подействовало, и Берта почти моментально погрузилась в спокойный сон.
— Давайте прогуляемся по саду, — предложил доктор Рамзи. — Когда она проснется, я должен быть рядом.
Воздух был свежим, напоенным запахами весенних цветов и земли. После душной комнаты оба с наслаждением вздохнули полной грудью. Доктор Рамзи взял Эдварда под руку.
— Крепитесь, мой мальчик, — сказал он. — Вы с честью выдержали трудную ситуацию. Ни разу не видел человека, который умел бы держать себя в руках лучше вас. Да и сейчас вы выглядите бодрым и полным сил, как будто отлично выспались.
— Да, я в порядке, — кивнул Крэддок. — Как поступить с… ребенком?
— Полагаю, Берта лучше перенесет известие, когда отдохнет. Я просто не осмелился сказать, что младенец родился мертвым — побоялся, что для нее это станет слишком большим ударом.
Мужчины вернулись в дом, умылись, позавтракали и принялись ждать, пока Берта проснется. Наконец акушерка их позвала.
— Бедненькие! — воскликнула Берта, когда они вошли в спальню. — Наверное, глаз не сомкнули! Я прекрасно себя чувствую, и мне нужен малыш. Акушерка говорит, что ребеночек спит, но я от нее не отстану. Я хочу видеть своего сыночка, хочу, чтобы он спал со мной.
Эдвард и акушерка посмотрели на доктора Рамзи, но тот вдруг смутился.
— Берта, лучше вам на него сегодня не смотреть. Вы только расстроитесь.
— Нет, нет, и слышать ничего не хочу. Акушерка, принесите мне ребенка!
Эдвард вновь опустился на колени подле кровати и взял руки жены в свои.
— Берта, пожалуйста, не волнуйся, но с ребенком не все хорошо и…
— О чем ты? — Берта резко села в постели.
— Лягте, лягте! — в один голос воскликнули акушерка и доктор Рамзи, укладывая Берту обратно на подушки.
— Что с моим ребенком? — в страхе вскрикнула она.
— Как и говорит Эдвард, с ним не все хорошо.
— Он ведь не умрет, правда? Я столько вынесла… — Она переводила растерянный взор с одного на другого. — Ради бога, не молчите, скажите, в чем дело! Я готова услышать любую правду.
Доктор Рамзи тронул Эдварда за рукав и кивнул.
— Милая, у нас печальные новости. Ребенок…
— Он жив? Жив? — пронзительно крикнула Берта.
— Мне очень жаль, дорогая… Ребенок родился мертвым.
— Господи-и! — взвыла Берта.
Издав горестный вопль, она залилась слезами. Берта рыдала долго и бурно — молодая женщина оплакивала свою жизнь, надежды на счастье, мечты и желания. Ей казалось, что сердце в груди вот-вот лопнет. В отчаянии она закрыла лицо руками.
— Значит, я мучилась напрасно? Боже, Эдди, если бы ты только знал, какая это нестерпимая боль! Всю ночь я думала, что умираю. Я отдала бы все на свете, только бы кончились мои страдания. И вот теперь оказывается, все было зря!
Берта судорожно всхлипывала. Воспоминание об испытанных муках и осознание их тщетности сокрушили ее.
— Лучше бы мне умереть!
Эдвард со слезами на глазах целовал руки жены.
— Держись, моя милая, — промолвил он, не находя слов утешения. Голос его дрогнул.
— О, Эдди, — проговорила Берта, — ты страдаешь не меньше моего. Прости, я об этом забыла. Дайте мне взглянуть на младенца.
Доктор Рамзи подал знак акушерке, та принесла мертворожденного ребенка и, откинув полотенце, показала Берте его личико. Быстро взглянув, Берта потребовала:
— Покажите целиком.
Акушерка убрала материю. Берта молча смотрела на тельце, затем отвернулась. Акушерка унесла ребенка.
Слезы на глазах Берты высохли, но на лице пролегла неизгладимая печать скорби.
— Я уже любила его всем сердцем… — еле слышно произнесла она.
Эдвард склонился над ней.
— Не убивайся, дорогая.
Она обвила шею мужа руками, как часто делала раньше.
— Люби меня всем сердцем, Эдди! Мне так нужна твоя любовь.
Глава XVIII
Долгое время Берта была раздавлена горем. Она постоянно думала о ребенке, искра жизни в котором угасла, прежде чем он появился на свет, и сердце ее беспомощно сжималось. Но более всего Берту терзала мысль о напрасно перенесенных мучениях. Ей до сих пор снились кошмары, в которых она раз за разом переживала ужасную, разрывающую тело боль, и все это было зря, зря. Роды так сильно подорвали ее здоровье, что она уже не надеялась полностью поправиться. Берта утратила душевную энергию, живость и жизнерадостность, украшавшие ее прежде; она словно превратилась в старуху. Усталость страшно изматывала — Берте казалось, что никакой отдых не сможет избавить ее от этого невыносимого утомления. День за днем она проводила в состоянии безнадежного изнурения: голову поддерживали подушки, вытянутые руки лежали поверх одеяла; все ее члены полностью обессилели.
Восстановление шло медленно. Эдвард предложил выписать мисс Лей, но Берта отказалась.
— Не желаю никого видеть, — сказала она. — Просто хочу лежать в тишине.
Разговоры с людьми ее раздражали, и даже чувства на время угасли. На мужа Берта смотрела, как на чужого, присутствие и отсутствие Крэддока ее почти не волновали. Она ощущала лишь усталость и мечтала только о покое. Сочувствие было излишним и бесполезным — Берта знала, что никто не сможет постичь всей глубины ее скорби, и потому предпочитала страдать в одиночестве.
И все же мало-помалу силы к ней возвращались. Берта начала видеться со знакомыми, которые приходили ее навестить — одними двигало неподдельное сожаление, другими — лишь чувство долга или злорадное любопытство. Визиты мисс Гловер были сущей пыткой. Сестра викария испытывала к Берте самое искреннее сочувствие, однако эмоции — это одно, а осознание того, что хорошо и что дурно, — совсем другое. Мисс Гловер считала, что молодая женщина принимает свое горе без должного смирения. Полную прострацию, владевшую Бертой вначале, со временем сменило бурное возмущение. Несправедливость судьбы приводила ее в бешенство. Сестра священника приходила каждый день с цветами и разумными советами, но Берта упорствовала в своем бунтарстве и отказывалась принимать благие утешения мисс Гловер. Когда это кроткое создание вслух читало Берте отрывки из Библии, та слушала, угрюмо поджав губы.
Иногда мисс Гловер осведомлялась:
— Дорогая, вам нравится слушать Библию?
Однажды терпение Берты лопнуло, и она не смогла сдержаться.
— Вижу, вас это развлекает, — едко ответила она на вопрос.
— Берта, вы относитесь к религии без должного почтения! Нельзя быть такой непокорной, это очень, очень скверно!