– Боюсь, мне надо идти, – тупо проговорила я. – Жаль, сегодня нам не удастся побеседовать.
Поглядев на меня, она презрительно нахмурилась и повернулась к мужу:
– Я устала, Эдди. Поедем домой.
Она раскашлялась, и мистер По сразу же увел ее, не сказав ни слова. Однако она все равно успела бросить через плечо полный незамутненной ненависти взгляд на мое платье, так похожее на ее собственное.
Лето 1845
23
В общей комнате Бартлеттов царила удушливая жара, но мне все равно хотелось глупо хихикать. Одного вида преподобного Гризвольда, сидящего на диване конского волоса и сжимающего рукой в белой перчатке стакан воды, хватило для возникновения подобного желания. А может, причиной была возмутительная похвальба относительно его обедов у маститых поэтов, приглашений в их замечательные дома и их хвалебные отзывы о его поэтических антологиях. А может, виновата возникшая в моем мозгу фривольная картинка, на которой преподобный отдается любовной страсти к своей мертвой жене. Хотя, вероятнее всего, дело было просто во мне самой. Знает ли мир более неуравновешенное существо, чем изнемогающая от вожделения женщина?
В воскресенье, меньше чем через неделю после нашей встречи в Саду Нибло, мистер По забежал на минутку к Бартлеттам сообщить, что поселился с семьей по соседству, всего в нескольких домах от них. Я не могла поверить, что он осмелился обосноваться так близко. Мало того, он стал захаживать почти каждый вечер после работы, предлагая то новую книгу для магазина мистера Бартлетта, то саженцы для палисадника Элизы, то южные идиомы для словаря. Он ни разу не сказал, что пришел нанести мне визит, изыскивая иные поводы. Но, даже когда он стоял ко мне спиной, вручая Элизе рассаду нового сорта роз, или наблюдая, как пишет за столом мистер Бартлетт, или, претворившись чудовищем, гонял по холлу восторженно визжащих детей, я все равно чувствовала, как его душа стремится к моей.
Эффект был сокрушительным. Существует ли более мощный афродизиак, чем висящий прямо перед глазами запретный плод?
Сейчас я цеплялась за любую возможность сосредоточиться на тяготившей меня беседе с преподобным Гризвольдом, будь то муха, ползущая по его лацкану, приглушенные голоса слуг внизу или негромкий треск, с которым игла Элизы протыкала натянутую на пяльцы ткань.
Все было бесполезно. Я блуждала в воспоминаниях о невозмутимой улыбке мистера По, о его жилистых запястьях и красивых длинных пальцах.
– Вы согласны, миссис Осгуд?
Я вдруг обнаружила, что розовое лицо преподобного Гризвольда обращено ко мне.
– Простите, я как-то не расслышала.
Морщина меж его бровей углубилась.
– Мисс Фуллер слишком далеко зашла в своей последней статье для «Трибьюн». – Он увидел, что я все еще не понимаю, о чем речь, и добавил: – В статье об этом безумном вермонтском проповеднике свободной любви Джоне Хамфри Нойесе.[67]
– Я ее не читала.
– Вы должны быть в курсе подобных вещей, моя дорогая. Вы известная поэтесса, и ваш долг – выступать против лжепророков.
– Благодарю за комплимент, но мне не кажется, что я должна этим заниматься.
– Это должны делать и вы, и все разумные, ответственные люди, – вознегодовал преподобный Гризвольд. – Этот человек – лжец. Он утверждает, что второе пришествие Христа уже состоялось, и было это в семидесятом году.
– Любопытно, откуда он взял эту дату? – рассеянно листая книгу, спросил мистер Бартлетт.
– Я именно об этом и спрашиваю! – сказал преподобный Гризвольд. – Это же полная чушь. Он говорит, что человечество живет в Новой Эре, когда каждый должен препоручить свою волю Богу, чтоб Тот действовал через него. После этого все, что бы ни делал препоручивший, считается «превосходным», потому что это воля Бога.
– Какая милая установка! – Элиза протащила шелковую нить сквозь ткань. – Твори, что пожелаешь, и заявляй, что это Бог тебя заставил.
Мистер Бартлетт нахмурился, словно раздраженный тем, что против своей воли втягивается в разговор.
– И что, Маргарет согласна с этим человеком?
– Ну, она находит интересной его теорию о том, что традиционный брак грешен по своей сути. У Нойеса есть странное представление, что супружество нечестиво, если пару связывает не только любовь в чистом виде. Мол, лишь тот факт, что мужчина официально женат на женщине, не дает ему никаких прав на тело жены.
– Есть мужчины, которые не относятся к своим женам по-доброму. – Элиза посмотрела на мистера Бартлетта, который опять погрузился в книгу. – Ни общество, ни закон таких женщин практически не защищают. Быть может, мисс Фуллер протестует именно против этого.
– Возможно, это верно в отношении дикарей из Файв-Пойнтс, – сказал преподобный Гризвольд, – но не относится к воспитанным людям. Мы почитаем наших женщин. Я буду лелеять ту, что согласиться стать моей женой. – Он поставил свой стакан. – Миссис Осгуд, буду откровенен: я никогда не стал бы обходиться с женщиной так, как обошелся с вами ваш муж.
Воцарилось потрясенное молчание. Потом мы с Элизой одновременно принялись протестовать. Преподобный Гризвольд поднял руку:
– Пожалуйста, не надо. Мы все знаем, что представляет собой мистер Осгуд. Он – развратный, бессовестный, отвратительный негодяй. Мой друг, издатель из Цинциннати, написал мне о нем нечто шокирующее. Вам известно, что ваш муж, не скрываясь, живет с богатой разведенной женщиной?
Элиза прикрыла рот рукой. Преподобный Гризвольд мрачно улыбнулся.
– Миссис Осгуд, пришло время сорвать бинты, чтобы рана могла зажить. Я хочу помочь вам. Пожалуйста, позвольте мне это сделать.
Где могут сейчас быть мои дочери? Только бы они этого не слышали! Или я пыталась защитить не их, а себя?
Преподобный Гризвольд опустился на одно колено, а потом потряс меня еще больше, взяв мою руку:
– Я рассматриваю возможность вступления в брак с милой и весьма влиятельной дамой старше меня летами, с которой познакомился в Чарльстоне. Если я приму решение на ней жениться, то смогу сделать ее счастливейшей женщиной в мире. Но достаточно одного вашего слова, миссис Осгуд, всего одного слова, и я незамедлительно откажусь от этих планов.
– Мои поздравления.
Он сел обратно на свое место, очевидно ожидая, что я еще скажу. Напольные часы зловеще тикали в своем углу.
– Как ее зовут? – спросила Элиза.
– Шарлотта Мейерс, – раздраженно ответил преподобный.
Дребезжание дверного звонка заставило нас замолчать. Вошла Кэтрин и объявила о мистере По. Преподобный Гризвольд вскочил на ноги.
– Зови его, – закрыл свою книгу мистер Бартлетт, не обращая внимания на гримасу, появившуюся на лице преподобного Гризвольда, и мое внезапное оживление.
Мистер По обошел всех, здороваясь. Ко мне он подошел в последнюю очередь и с легкой улыбкой поклонился.
– У меня хорошие новости, – сказал он. – В октябре меня пригласили выступить в Бостонском лектории.[68]
– Замечательно, – сказал мистер Бартлетт, пожимая ему руку, – пусть они тоже познают вкус вашего волшебства.
– Там весьма эрудированная, утонченная публика, – сказала Элиза. – Поздравляю вас.
Во всей внешности мистера По проступил какой-то мальчишеский восторг. Его обычно угрюмое лицо с темной, ставшей еще более длинной бородой озарилось столь редкой, открытой улыбкой.
– Мне всегда хотелось выступить перед этими напыщенными занудами. Тот, кто сможет понравиться бостонцам, сможет понравиться кому угодно.
– Так и есть, – сказал мистер Бартлетт.
– Полагаю, вы считаете мистера Нойеса пророком? – вдруг резко спросил преподобный Гризвольд.
– Пардон? – обернулся к нему мистер По.
– Мистер Нойес с его свободной любовью. Полагаю, вы его поддерживаете.
Элиза проткнула ткань иголкой:
– Мы беседовали о том, что брак нечестив, если супруги не любят друг друга. – Она откашлялась. – Среди прочего.
Все еще в хорошем настроении, мистер По уселся на стул у камина:
– С этим я согласен.
– Значит, согласны, – пробормотал преподобный Гризвольд.
– А вы находите любовь чем-то возмутительным? – спросил мистер По.
– Конечно, нет, – хмыкнул преподобный Гризвольд. – Но для брака важны и многие другие вещи. – Он снисходительно улыбнулся мистеру По. – Например, насколько муж способен обеспечить жену. Может ли он арендовать дом, позволить себе экипаж, лучших докторов на случай, если жена занеможет. Для женщин все это имеет большое значение.
Радостное выражение пропало с лица мистера По.
Вот злобная гадина!
– Так вы поддерживаете идею брака без любви, преподобный Гризвольд? – спросила я.
От того, как резко прозвучали мои слова, Элиза заморгала.
Тонкие ноздри преподобного Гризвольда раздулись.
– Вы делаете из меня какого-то людоеда! Да, любовь в браке важна, как глазурь в торте, но решающее значение имеют уважение и обязательства. Прошу прощения, но вы представляете себе, каким станет общество, если пары будут немедленно расставаться, утратив взаимную любовь?
– Боюсь, я согласен с преподобным Гризвольдом, – сказал мистер Бартлетт. – Половина пар разведется, дай им волю.
Элиза перестала вышивать.
– Ты развелся бы со мной, Расселл?
Он нахмурился над своей книгой:
– Не говори глупостей.
Расстроенное выражение лица Элизы заставило меня призадуматься. Я всегда считала их такой счастливой парой!
– По моему глубокому убеждению, – сказал мистер По, – брак освящает единение двух душ, а не приказ закона.
– Значит, по-вашему, все мы должны рыскать в поисках любовных связей? – воскликнул преподобный Гризвольд.
– А по-вашему, абсолютно немыслимо, – тихо сказал мистер По, – чтобы люди заботились друг о друге исключительно из любви и взаимной симпатии, а не по обязанности? – Он искал моего взгляда, и я смело посмотрела ему в глаза. Сердце мое воспарило от любви.