В шкафчике стояла бутылка отличного виски, которую я берег на черный день. Ну вот, кажется, он настал. По крайней мере, это было лучше, чем кофе.
В спальню я вернулся с бутылкой под мышкой. В этот момент я не слишком гордился Германом Стоном. Ладно, Пат меня обманула, теперь ее обманул я, но спокойствия мне это не принесло. Кстати, теперь у меня на руках еще и эта девчонка Мира.
Я сел на кровать и стал смотреть в окно, любуясь заливом.
Да, от Миры отделаться будет не так-то легко. И что потом?
А ведь мы поклялись… и в радости, и в горе, на всю жизнь.
Я встал и подошел к шкафу, чтобы взглянуть, там ли находится запасной револьвер. Может быть, все же удастся что-то сделать для Пат. Во всяком случае, я могу попробовать что-нибудь узнать у Хенсона. Револьвер находился там, где ему и было положено, под стопкой рубашек. Я вынул его и положил на столик.
А потом, вспомнив одну вещь, заглянул на полку, где лежали вещи Пат. В самом углу лежала маленькая книжечка. На ней было написано: «Интимный журнал».
Книжечка была снабжена замочком, не дававшим возможности ее открыть, но, сунув палец под планку, я сломал ее.
На первой странице стояла дата: «1 января 1969 года». Пат писала: «Вчера ходили смотреть очень хорошую пьесу «Пасифик Сид». Потом ужинали в ресторане. Герман хотел, чтобы мы еще куда-то пошли, но я отказалась… Когда мы вернулись домой и легли спать… Ах, как он меня любит! Мы заснули только спустя пять часов. Наверное, это один из самых прекраснейших дней нашей совместной жизни…»
Я хотел засмеяться, но не смог. Да, тогда мы были именно такими. Это было два года назад, мы были женаты уже восемь лет.
Я быстро пролистнул дневник до записей, сделанных пять месяцев назад, и стал их внимательно читать. Нет, она нигде даже не упоминала о Кери. И всегда писала, как сильно меня любит… Да, мы играли в покер с Джимми, Авис, Абе и Ширли. Пат проиграла пять долларов и шесть центов, а я выиграл восемнадцать… На следующий день она ходила за покупками с Ширли и купила себе божественную шляпку…
Я лихорадочно перелистывал страницы дневника.
Все остальные записи — в том же духе. Нигде не было упоминаний о Кери, а также белых пятен в описании ее жизни. Все дни она чем-то занималась.
«Теперь, когда Герман получил содержание лейтенанта, можно подумать и о расширении семьи… Мы ходили… Мы видели «Голубую вуаль»… Мы обедали у Мишу и поехали ради развлечения железной дорогой до Исланда. Там мы гуляли…» Последняя запись была сделана позавчера, перед тем как она отправилась сдавать кровь. В ней она назвала меня «моя любовь».
Герман здесь, Герман там. Судя по всему, я был для нее каким-то особенным типом вроде Эйнштейна. И это после десяти лет семейной жизни. Когда-то в одной из статей Абе полушутя назвал меня Большим Германом. Вот только Пат приняла это всерьез. Для нее я всегда был самым замечательным человеком, который может быть. Я — лучший лейтенант в Манхэттене. Я — муж, о котором можно лишь мечтать. Я — самый пылкий любовник.
Я закрыл тетрадь и посмотрел на залив. Теперь его вода показалась мне пурпурной.
Нет, Пат не могла быть настолько хитра. Притворством тут и не пахло.
У меня по спине побежал холодный пот.
Господи! И эту женщину обвиняют в том, что она играла в недозволенные игры с Лилом Кери! Но как же? Нет, никто меня в этом не уверит. Мне плевать на доказательства ее вины. Даже несмотря на то что я видел Пат в квартире этого Кери голой и совершенно пьяной.
Нет, все эти доказательства были не более чем хитроумной комбинацией, с помощью которой кто-то пытался опорочить Пат. Теперь я был уверен, что где-то в Нью-Йорке на самом деле существует рыжая девушка, непонятно по каким причинам выдающая себя за Патрицию Стон вот уже пять месяцев.
Прихватив дневник, я прошел в гостиную и снял телефонную трубку.
— Привратница слушает, — вежливо сказала Мира.
— С тобой можно поговорить? — спросил я.
Она очень тихо сказала:
— Ну, это не рекомендуется. А что случилось, дорогой?
— Послушай, Мира, я хочу спросить насчет телефонных звонков по номеру 17-36-46. Ты действительно слышала, как Пат разговаривала с этим Кери?
Очевидно, мистер Харпер находился неподалеку, поскольку голос Миры стал очень сухим и официальным:
— Мистер Стон, телефонистки никогда не подслушивают телефонные разговоры. Если одна из них будет замечена в чем-то подобном, ее немедленно уволят.
Я положил трубку.
Может быть, эти разговоры велись тогда, когда Пат не было дома? Но кто их вел?
Тут я почувствовал, как в голове у меня опять зашумело.
А может быть, все эти телефонные разговоры вела мисс Велл? Может быть, она сделала это, чтобы вернее достигнуть того, чего ждала целый год?
Я поднял трубку и назвал номер телефона Ника Казароса. Несколько минут я слышал длинные гудки, очевидно, трубку не снимали, потом послышался голос Миры. Теперь он стал нежным и теплым:
— Милый, похоже, никого нет дома.
Я хотел было попросить ее соединить меня с комиссариатом, но решил прикинуться настоящим дурачком. А голос Миры старался убаюкать:
— Послушай, Герман, иди и ложись в постель, согрей ее для меня.
Я повесил трубку.
Потом я принял холодный душ и оделся. Физиономия у меня, конечно, здорово опухла, но я чувствовал себя в полной форме. Сунув револьвер в наплечную кобуру, а дневник Пат в карман пиджака, я взял фетровую шляпу, обычно надеваемую мной лишь по воскресеньям. Прихватив несессер, вышел в коридор и запер квартиру на два оборота ключа.
Мира видела, как я проходил через холл. Она даже привстала со своего стула, словно хотела меня позвать, но все же не посмела этого сделать.
Мистер Харпер был совсем рядом и обсуждал с двумя коммивояжерами качество предлагаемых ими товаров. Увидев меня, он очень удивился, а я подумал, что ему самое место, с его постной физиономией, быть, например, гробовщиком.
— Я глубоко опечален, мистер Стон, — сказал он.
— Я тоже! — Мне хотелось от него поскорее отделаться.
Выйдя из дома, я быстрыми шагами направился к заведению Майерса, возле которого оставил свою машину. За стойкой стоял новый парень, а Майерс занимался клиентами. Я подождал, пока он освободится, и спросил, явился ли Симсон на работу.
— Полиция, полиция… Все задают вопросы. А когда же мне зарабатывать себе на хлеб? — проворчал Майерс. — Нет, он не вернулся. Я нашел ему замену. Мне пришлось просидеть в полиции битый час и отвечать на всякие дурацкие вопросы, рассказывать, где он живет да кто его рекомендовал… Откуда я это могу знать? Дьявол, я очень мало зарабатываю, потому что почти весь доход уходит на жалованье этому официанту. Как вы думаете, сколько я зарабатываю на одной чашке кофе?
Он ударил по прилавку кулаком и снова что-то забормотал, но я его уже не слушал, поскольку торопился к выходу.
На улице первое, что я увидел, была газета в руках одного из мальчишек. Крупный заголовок на первой полосе гласил: «Таинственное убийство детектива».
Я выхватил у мальчишки газету и стал ее внимательно проглядывать. В заметке говорилось, что приведенные в ней сведения самые свежие. В ней сообщалось, что полицейский Ник Казарос, прикрепленный к комиссариату на Сорок седьмой улице, по окончании смены не явился с рапортом. Ему позвонили домой, и его жена сообщила, что он не возвращался.
Через некоторое время режиссер расположенного на Сорок седьмой улице театра, открыв склад реквизита, обнаружил труп Казароса, лежавший на одном из сундуков…
Вдруг я сообразил, что мне кто-то говорит:
— Послушайте, мистер, если не возражаете, то просто купите эту газету или не мешайте тем, кто хочет ее купить. Если вам жалко денег, можете прочесть ее в библиотеке.
Я машинально сунул руку в карман и вдруг вспомнил, что истратил последнюю монету на утреннюю газету. Хорошо, мне все расскажут в комиссариате.
Вернув мальчишке газету, я пошел к машине и только стал открывать ее дверцу, как меня снова затошнило. Уже во второй раз за последний час. И причиной тому был отнюдь не ром.
«Ты не мог бы мне помочь, Ник?» — «С удовольствием, Герман!»
А теперь он мертв. Может быть, его убили, когда я забавлялся с блондинкой и изо всех сил старался ей доказать, какой я замечательный мужчина. А в это время Ник пытался поймать негодяя по имени Карл Симсон. Того самого мерзавца, который подал Пат роковой стакан кока-колы.
VIII
В комиссариате смена дежурных происходит в четыре часа. Вот только сегодня никто из сменившихся не пошел домой. Тротуар перед комиссариатом на Сорок седьмой улице был заполнен полицейскими. Конечно, убийства случаются чуть ли не каждый день, но сегодня был особый случай. Сегодня ухлопали одного из наших.
Чтобы дать мне пройти, полицейские расступились. Все-таки у меня неплохая репутация. Я — Герман Стон, довольно известный детектив, каждый день имеющий дело с мошенниками всех мастей.
Ходят слухи, что при раскрытии преступлений я пользуюсь магией.
Итак, Герман, может, ты скажешь нам, кто убил Ника Казароса?
В дежурке был лейтенант Физчетти. Я спросил у него, здесь ли дежурный наряд.
— Они уехали, — ответил лейтенант. — Похоже, в центральный комиссариат.
— Что-нибудь уже нашли?
Голос Физчетти слегка дрогнул:
— Ничего особенного.
Я прошел в зал дежурных и увидел там Петерсона, товарища Казароса. Это высокий швед с короткой стрижкой. Надо сказать, очень хороший парень. Вид у него был совершенно понурый, даже несколько недоуменный и вместе с тем чертовски злой. Обычно на всех подобные случаи действуют именно так.
Каждому приходит в голову мысль: «А ведь я мог быть на его месте!»
Я сел рядом с ним:
— Как это случилось, Свен?
Петерсон перестал перелистывать книгу рапортов дежурного наряда. Это очень нужная книга, в ней записывается буквально все: полицейский, явившийся на место преступления первым, показания полицейского врача, соседей, случайных свидетелей, полицейского, занимавшегося следствием, и того, кто производит арест. Все эти вроде бы во многом незначительные мелочи могут неожиданно оказаться весьма важными.