— Ничего, — ответил он. — Совершенно ничего. Ни единой ниточки. Есть несколько свидетелей, но они не хотят говорить. Получается, что никто не слышал выстрела, никто ничего не видел и никто не знал, что Ник уже несколько часов лежит на этом складе мертвый.
Я протянул ему пачку сигарет:
— Расскажи-ка все, что произошло с самого утра, Свен.
Он закурил сигарету.
— Я на минуту зашел в отель «Астер» по делу. Когда я оттуда вышел, Ник сказал, что приезжал ты и просил найти некоего Карла Симсона, живущего где-то в этом квартале. Единственным, кто подходил под указанные тобой приметы, был Джо Симсон, редкий негодяй, которого мы зацепили полгода назад по мокрому делу.
— Похоже, именно этого типа я и искал. Чем он сейчас занимается и как выкрутился в тот раз?
— Ему светило от двух до десяти лет, но он вышел под залог в пять тысяч долларов и исчез. Ну так вот, у нас с Ником оставались свободными еще полчаса, и мы решили, что обойдем все отели, какие только успеем. Ник пошел по одной стороне улицы, я по другой. Короче, я ничего не обнаружил… В восемь часов я вернулся в комиссариат, а Ника еще не было. Правда, тогда я не сильно обеспокоился…
— Почему?
— Ник мне сказал, что очень тебе признателен за услуги, которые ты ему не раз оказывал. Поэтому, если к восьми часам ничего не найдет, позвонит в комиссариат и продолжит поиски один. Кстати, этот Симсон имеет отношение к тому, что случилось с твоей женой?
— Да, похоже, имеет.
Петерсон пожевал сигарету:
— Во всяком случае, о случившемся я не имел понятия до тех пор, пока три часа назад мне не позвонил лейтенант Физчетти и не сообщил, что обнаружен труп Ника.
Тут я попробовал выяснить некоторые детали.
— А с какой улицы вы начали обход?
— С Сорок пятой.
— Дверь театра открыта всю ночь?
— Сторож клянется и божится, что нет.
— Держу пари, он уже стар.
— Тут ты прав.
— Когда был убит Ник?
— Полицейский врач утверждает, что к тому моменту, как труп обнаружили, Ник был мертв уже около семи часов.
— Другими словами, его убили почти сразу же после того, как вы разошлись?
— Похоже…
— Как его убили?
— Пустили пулю в затылок.
Я встал:
— Спасибо. Похоже, это все, что я хотел знать.
Петерсон тоже вскочил и стал быстро ходить по комнате, время от времени ударяя кулаком одной руки о ладонь другой. В этом не было ничего нарочитого, просто он действительно не мог сидеть и спокойно ждать дальнейших событий.
Один раз он сказал:
— Вот ведь мерзавец! Мерзавец! Боже, сделай так, чтобы он попал мне в руки!
Я подумал, что Ника убили почти сразу же после того, как я попросил его найти Симсона, но это могло быть и совпадением. Может, он вспугнул выходившего из театра вора. Вот только шансы на такой вариант были слишком малы. Скорее всего, за ним следили от Сент-стрит до Таймс-сквер. Если этот Симсон замешан в деле с моей женой, он должен предполагать, что его могут разыскивать. Еще бы, ведь он, похоже, является ключом к тому, что произошло с Пат.
«…и я, присев у стойки, выпила стаканчик кока-колы…»
Я спросил у Петерсона, нет ли у него фотографии Симсона.
— Нет, — ответил он. — Хотя в ней нет необходимости, поскольку я знаю этого типа в лицо. Правда, Пурвис отдал приказ найти ее в архиве.
Похоже, мне не оставалось ничего другого, как только ждать. Поэтому я устроился возле телефона и стал следить за поступающими новостями. Таким образом, я все время был в курсе того, как идет охота за этим типом. Кроме всего прочего, я хотел увидеться с Джимом.
Я надеялся, убийство Ника и дневник Пат убедят его в том, что она невиновна.
Через некоторое время я понял, что ждать мне придется еще долго, и решил все-таки съездить в тюрьму. На выходе из полицейского участка меня остановил лейтенант Физчетти.
— Все в порядке, Герман, — сказал он. — Манхэттен перекрыт настолько, что из него не улетит даже муха.
Я подумал, что, похоже, так оно и есть, и направился к своей машине.
По дороге я остановился у цветочного магазина Крамера и купил для Пат большой букет цветов. Надзирательница, которой я отдал букет, чтобы она предупредила Пат, спросила, не хочу ли я ее видеть.
По правде, после того, что было у меня с Мирой, мне этого как-то не хотелось, но вдруг мне пришла в голову одна мысль.
Я снял шляпу.
— Если это возможно.
Надзирательница провела меня в комнату свиданий и оставила в ней одного. Я почему-то вытер платком лицо, словно стараясь стереть с него следы Мириных поцелуев.
Да, я вел себя как последний похотливый самец… с первой же попавшейся шлюхой… Она оказалась рядом, была привлекательна, и вот, пожалуйста…
На Пат было ее платье, а не тюремное. Это доказывало, что она все еще считается задержанной. Вид у нее был слегка получше, чем когда я видел ее последний раз.
Увидев Пат, я подумал, что никогда до конца не осознавал, как она все же красива. Большинству рыжих женщин не шел цвет их волос. Но только не ей. Единственным маленьким дефектом ее лица была родинка, которую, кстати, заметили Свенсоны.
Надзирательница вела себя очень деликатно. Она даже села на подоконник и стала смотреть в окно, стараясь сделать вид, будто ее в этой комнате и вовсе нет.
Я обнял Пат и спросил:
— Ну, как дела, малышка?
Она прижалась ко мне:
— Герман, я очень боюсь. Прошу, если можно, уведи меня, забери меня отсюда. — Она заглянула мне в глаза и спросила: — Ты по-прежнему мне веришь? Несмотря на факты и на то, что пишут обо мне газеты?
— Да, я тебе верю.
И тут она тихо сказала:
— Я счастлива, я счастлива…
Рот у нее нежный и мягкий. Для того чтобы поцеловать ее, мне не приходится наклоняться… Совсем как с Мирой…
Пат очень красивая, очень красивая.
Я вдруг понял, что сравниваю их. Да, они сложены почти одинаково. Если бы не цвет волос и веснушки Миры, их можно было бы принять за близняшек.
— Ты знаешь Миру Велл? — спросил я.
— Нет, — сказала она, и я почувствовал на своей щеке прикосновение ее волос.
— Она наша привратница.
— А… блондинка? Я вспомнила ее, — пробормотала Пат. — Довольно красивая женщина.
— Да? Ты с ней когда-нибудь разговаривала?
— Никогда.
— Она никогда не была у нас в квартире?
— Вроде нет. А почему ты про нее расспрашиваешь, Герман?
Я стал рассказывать:
— Видишь ли, Джим пытался узнать, не звонила ли ты этому Кери, а она отказалась дать ему эти сведения. Кстати, судя по счетам, из нашей квартиры по крайней мере два раза в сутки кто-то звонил по телефону 17-36-46…
— Это номер телефона Кери?
— Да.
— Но я не звонила ему, Герман. Поверь мне, я никогда раньше не видела этого человека и не могла ему звонить.
— И еще. Помнишь, у тебя было домашнее платье из бледно-зеленого шелка?
— Да.
— Где оно сейчас?
Она потерла лоб:
— Я не могу сейчас вспомнить.
Я сжал ее руку:
— Подумай, подумай хорошенько. Ты должна вспомнить, где оно.
— Ах да, я же его отдала. Ну конечно, я вспомнила. Ко мне пришла женщина и сказала, что собирает вещи для бедных. Я отдала ей это платье и некоторые другие вещи, которые мне были не нужны.
— Это была мисс Велл?
— Привратница?
— Да.
— Нет, это была не она. Очень приятная, совсем седая старушка. Кроме платья я отдала ей немного белья, чулки и мое старое манто. Оно только зря висело в шкафу. — В уголках глаз у нее появились слезы, и вдруг, ткнувшись мне головой в грудь, она сказала: — Герман, мне здесь не нравится… Я, конечно, храбрюсь, но мне страшно…
— Успокойся, — сказал я. — Это очень важно. Скажи, потом ты когда-нибудь видела эту старуху?
— Нет, больше не видела.
Мы помолчали, и я спросил:
— Этот подлец, ну, официант Майерса, никогда ничего тебе не предлагал?
— Нет, но он несколько раз… как бы это сказать… намекал, что ли.
— А точнее?
Она покраснела:
— Ну, неделю назад он сказал, что я очень красивая женщина, и если хочу подработать примерно сотню долларов в неделю, то он мог бы мне это устроить…
— И что ты ему ответила?
— Я дала ему пощечину.
— А почему ты не сказала об этом мне?
— Я боялась, что ты его изобьешь.
Да, похоже, можно было не сомневаться в том, что настоящее имя Симсона не Карл, а Джо. Кроме того, этот тип, похоже, не бросил своего грязного ремесла и, даже работая в баре официантом, старался завербовать хорошеньких женщин.
— То, что ты от меня сейчас узнал, поможет в расследовании убийства Кери? — спросила Пат.
— Безусловно.
В этот момент надзирательница бросила на меня выразительный взгляд. Я понял, что она имела в виду, и, взяв со стола букет, протянул его Пат. Она сейчас же понюхала цветы и, хотя в глазах у нее стояли слезы, улыбнулась:
— Дорогой, ты все еще меня любишь?
Чувствуя себя очень скверно, я поцеловал ее и сказал:
— Я никогда не любил тебя больше, чем сейчас. Потом я ушел.
Да, врач сделал заключение, что Пат имела сношения с мужчиной и, возможно, не один раз, но она была при этом без сознания. А я…
Выйдя из тюрьмы, я позвонил в участок. Джим уже был там и сказал с той же самой интонацией, с которой это мне говорила Мира:
— А я надеялся, что ты еще отдыхаешь.
Я попросил его никуда не уходить и поехал в управление.
Дежурил старый Хансон.
— Это ужасно, Герман, — сказал он мне. — То, что случилось с твоей женой, просто ужасно. Знаешь, у меня тоже когда-то была жена. Она меня обманула. Это было много лет назад…
— Что же ты сделал?
— Я? Развелся. Правда, я жалел об этом потом много раз, возвращаясь после дежурства в пустую квартиру. Если бы ты знал, как это тяжело.
Он все говорил и говорил, а я шел за ним к кабинету инспектора Греди и не слушал. Мне было не до этого.
В кабинете кроме Греди сидел комиссар Рейхард, отвечавший за весь восточный и западный Манхэттен, а также Джим.