— Ну ладно, ты сам этого хотел, Стон. Ты был прав, нас интересовала только Патриция, и мы ее получили. Зря ты сунулся в это дело.
Оттолкнувшись от стены, я бросился на него и, хотя у меня болело все тело, все же умудрился повалить негодяя на пол.
— Боже мой! — крикнул Хенсон. — Мира, да стреляй же, стреляй скорее!
Я услышал, как сзади злобно выругалась Мира, и, упав на бок, заслонился телом Хенсона, словно щитом. Не переставая его колотить, я посмотрел вверх и увидел, что Мира целится в меня из револьвера, но все еще не решается нажать на спусковой крючок. В этот момент Парк, видимо, решил сбежать и бросился к двери.
На секунду перестав лупить Хенсона, я вытянул ногу, поставил ему подножку, и именно в этот момент Мира стала стрелять. Она выпустила весь барабан и не попала ни в меня, ни в Хенсона. Я посмотрел на Парка и увидел, что у того в груди появилось маленькое кровоточащее отверстие. Колени его подогнулись, и он с размаху сел на пол.
Я нанес Хенсону еще один удар, и тот закричал.
В этот момент в дверь постучали и детский голос спросил:
— Мистер Парк, с вами все в порядке?
Я посмотрел на Парка и увидел, что тот сидит, привалившись спиной к стене. На рубашке его расплывалось пятно крови.
Стук в дверь усилился.
Отбросив Хенсона в сторону, я вскочил. Он тоже не терял времени даром и, поскольку оказался ближе к двери, моментально открыл ее и бросился прочь. Я не погнался за ним, потому что знал, что далеко он в таком состоянии не убежит.
Выглянув из комнаты, я увидел ту самую девочку, которую встретил в холле. Она смотрела на меня округлившимися от страха глазами.
— Я вызову полицию, — наконец сказала она.
— И правильно сделаешь, дорогая. — Отшвырнув пытавшуюся проскочить мимо меня Миру, я закрыл комнату Парка на ключ. Потом повернулся к ней: — Ну что ж, моя блондиночка, — я закатил ей такую пощечину, что она отлетела к стене, — ты давно должна была смыться отсюда. Может, было бы лучше, если бы ты вернулась в Гордоно, штат Колорадо. Теперь тебе придется рассказать все, Ирис.
Мира закрыла рот рукой:
— Как ты меня назвал?
— Я назвал тебя Ирис, поскольку ты единственная родственница Пат. Ты ее кузина из Гордоно. Ну-ка, скажи мне, что ты хотела у нее отнять? Чем таким ценным располагала Пат, что Peг и его банда ухлопали троих человек?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — пробормотала она.
— Может быть, ты не красила свои волосы в рыжий цвет, может, не выдавала себя за Пат?
— Нет.
— И не была любовницей Кери в течение полугода?
— Да нет же.
— И не ты принесла вещи Пат в квартиру Кери? А потом не ты оставила в баре ее сумочку?
— Нет.
— Может, не ты подделывала телефонные счета, чтобы добиться моей благосклонности? И не пыталась меня соблазнить? Послушай, разве не ты, образно говоря, меня изнасиловала, и все для того, чтобы я забыл данное Пат обещание?
Блондинка, которую я знал как Миру, побледнела:
— Нет, нет! Я пришла к вам только потому, что вы мне нравились!
Я рванул ее платье, и поскольку материя была тонкой, оно порвалось. Она не носила лифчика и поэтому отступила, закрывая грудь руками. На глазах у нее показались слезы. Похоже, она подумала, что сейчас, если она будет молчать, я ее убью.
— Поверьте мне, Герман, — пробормотала она. — Это была не моя идея. Он приехал ко мне в Гордоно и предложил участвовать в этом деле…
Похоже, я чего-то достиг.
Кровь опять залила мне глаза, и, прислонившись к двери, я вытер ее рукавом. Между тем блондинка все пятилась от меня. Вот она поравнялась с Иваром Парком, все еще сидящим, привалившись к стене. Кровь из него так и хлестала.
Я вспомнил о револьвере, брошенном Хенсоном, но было уже поздно. Мира нагнулась и хотела его подобрать, но Парк ее опередил.
— Нет, — сказал он каким-то неживым голосом.
Ирис медленно выпрямилась и сказала ему таким тоном, будто обращалась к маленькому ребенку:
— Ну дай же мне револьвер, Ивар.
— Нет, — покачал головой Парк. Потом он посмотрел на Ирис: — Зачем ты это сделала? Зачем ты стреляла в меня?
— Но, дорогой, я же сделала это случайно. Я не хотела тебя ранить. Умоляю, отдай револьвер. — Она протянула руку.
Парк прицелился в Ирис.
— Нет! — Кровь из его раны полилась сильнее. — Хенсон и ты, вы сказали мне, что я буду богат. Зачем вы меня обманули?
Блондинка облизнула губы. Что она ему могла предложить?
— Мы еще можем разбогатеть. Остались только ты и я. Нам никто не помешает, кроме Стона. Умоляю тебя, дай мне револьвер.
Наклонившись над ним так, что коснулась своей грудью его лица, она попыталась отобрать револьвер.
— Исчадие ада, — пробормотал Парк и выстрелил три раза.
Блондинка зашаталась, шагнула назад и медленно села на кровать.
— Только не это! — прошептала она. — Только не это.
Я посмотрел на Парка.
Похоже, те усилия, которые он приложил, чтобы нажать три раза на спусковой крючок, его доконали.
Теперь его уже никогда не заинтересуют девочки, ни маленькие, ни большие.
Я вынул у него из руки револьвер, поставил его на предохранитель и подошел к кровати. Ирис дышала хрипло и как-то судорожно. В доме почему-то воцарилась тишина, стук в дверь прекратился, голоса девочек стихли. Где-то далеко завыла полицейская сирена.
— Тебе очень больно, малышка?
Она подняла на меня глаза:
— Да.
— Дай я посмотрю рану и попробую остановить кровь.
— Нет, если я уберу руки, то умру.
Я сел рядом и положил револьвер на подушку.
— Итак, если бы Пат осудили, Ирис?
Ее синие глаза на мгновение вспыхнули и снова померкли. Очевидно, губы у нее пересохли, потому что она их все время облизывала.
Мне она показалась похожей на крысу, попавшую в капкан и ищущую возможность напоследок хоть кого-то укусить.
— Почему бы и нет? — пробормотала она наконец. — Эстакада номер пятнадцать. На полдороге свернуть, направление на восток, в секторе сорок, зона шестьдесят три, Аннекс Гоуванос Ви…
— Это на восток от Мессаджерис Ери? Там, где находится главный промысел?
Она кивнула.
Я еще раз повторил то, что она сказала, чтобы не забыть. Закурив, я сунул сигарету в рот Ирис. Она осторожно сделала несколько затяжек.
— Кроме этого я больше ничего не знаю. Но ты найдешь.
Я осторожно обнял ее за талию.
— Обними меня покрепче, — простонала она. — Мне страшно…
Что я мог ей ответить? Что все мы когда-нибудь умрем? Ей было на это плевать, поскольку она всегда думала только о себе.
— Ты меня ненавидишь? — спросила она.
Стараясь ее хоть немного приободрить, я сказал:
— Нет, я этого чувства не испытываю.
Очень тихо она попросила:
— Тогда докажи это. Поцелуй меня, Герман, прежде чем я умру.
В конце концов, я с ней спал… я даже несколько часов почти любил ее…
Я поцеловал ее. Губы. Ирис жадно прильнули к моим. Оторвав руки от живота, она запустила пальцы одной в мои волосы, а другой схватила с подушки револьвер.
— Не хочу уходить одна, — прохрипела она, прижала дуло к моему виску и нажала на спусковой крючок. Выстрела не последовало.
Я отобрал у нее револьвер и бросил на подушку:
— Я так и думал, что ты попробуешь нанести еще один удар, малышка. Револьвер на предохранителе. Для того чтобы убить человека, надо знать устройство оружия.
Лицо ее исказилось.
— Подонок! Грязный мерзавец, — прошептала она. — Если бы ты не влез в это дело…
В этот момент в моем сердце не было жалости. В этот момент я вспомнил, что она сделала мне и Пат.
Ирис медленно согнулась, потом выпрямилась и упала на кровать. Лежа на спине, она попыталась плюнуть на меня, но не смогла. Последняя судорога пробежала по ее телу, и Ирис умерла.
Вой полицейских сирен приближался.
Похоже, большие охотники нашли свою добычу. Теперь сопротивляться бессмысленно — мой путь окончен. Осталось лишь подождать, когда постучат в дверь.
XVII
Чарльз-стрит совсем не изменилась.
Я смотрел на улицу через зарешеченное окно туалета.
Опять была ночь. По улице прогуливались влюбленные парочки, многие присаживались на скамейки. Когда-то мы гуляли так же — я и Пат.
Я вздохнул.
Там, за освещенными окнами, возвратившиеся домой люди. Они занимаются со своими женами любовью или кормят детей. Там, за этими окнами, маленькие люди. Они ходят на работу, живут с одной и той же женой или с одним и тем же мужем всю жизнь и никогда не читают собственных имен в газетах.
И есть женщины, изменяющие своим мужьям. Это происходит каждый день, круглый год. В отелях, в конторах, в скверах, в трущобах и в шикарных апартаментах… В Нью-Йорке восемь миллионов жителей. Каждый тысячный не может совладать с собственной похотью… Интересно, кому-нибудь когда-нибудь приходила в голову мысль поместить в газете фотографию своей жены с подписью: «Эта женщина никогда не обманывала своего мужа»?
Джим Пурвис вошел в тот момент, когда я натягивал штаны.
— Как дела, старина? — спросил он.
— Не очень, — поморщился я и посмотрел на свое лицо в зеркале над умывальником.
Монте сходил ко мне домой и принес чистую рубашку и кое-что из одежды, чтобы я мог переодеться. Полицейский врач обработал мои ушибы и царапины. Вот только лицо у меня все равно выглядело так, словно его пропустили через мясорубку.
Вошел Абе и стал мыть руки. Он не мог молчать и тараторил еще сильнее, чем обычно. Проходя мимо, он хлопнул меня по спине.
— Джим, получается, что этот упрямый идиот опять выиграл дело?
Джим промолчал. Похоже, он не был в этом уверен.
Я спросил Абе, привел ли он служащего страховой компании.
Вытирая руки, тот сказал:
— Приехали директор и с ним двое служащих. Они привезли с собой столько документов, что можно провести опись всей земельной собственности Бруклина.
— Ты готов? — спросил Джим.
— Да, — ответил я.