– Никакая я не статья! – возмутилась Бетти высоким детским голоском, опровергая собственные слова. – Мне уже семнадцать!
– Семнадцать, – повторил мужчина с улыбкой, будто Бетти пошутила. Он положил руку ей на талию и притянул к себе, словно имел права на ее тело, словно знал ее давным-давно.
– Твой друг? – спросила Бетти у Гарольда, и тот кивнул. Волосы юноши качнулись, напомнив Бетти о водорослях, растущих на песчаном дне озера Эри, которые двигались в такт волнам.
– Его зовут Девон Брейди. Дэв, это Бетти Кауфман, моя школьная подруга.
– Алиса, – проговорил Девон с улыбкой, смахивающей на ухмылку. – Я буду звать ее Алиса.
– У меня уже есть имя, – заявила Бетти, отчасти возмущаясь, отчасти изображая возмущение и чувствуя себя Алисой, готовой спуститься в кроличью нору. Разве что настоящая Алиса угодила в кроличью нору не по своей воле, а Бетти ожидала этого с нетерпением. Ей хотелось измениться, ведь еще немного, и она сама станет студенткой колледжа. Ей хотелось посмотреть на мир вверх тормашками.
– Так возьми себе другое! – покровительственно сказал Дэв. Бетти это не понравилось, ей хотелось вызывать в нем желание, а не отеческую заботу. – Имена важны. Нам следует самим выбирать себе имена, осознав, кто мы есть.
Бетти завороженно смотрела, как он сунул руку в карман и достал белый конверт, сложенный пополам. С торжественным видом развернув его, Дэв вытряс на ладонь кусочек бумаги размером с четверть почтовой марки.
– Дэв! – В голосе Гарольда прозвучало предостережение.
Не обратив на него внимания, Дэв придвинулся ближе, зажав бумажный квадратик между пальцами. От него исходил приятный древесный запах с нотками дыма и мха, напоминающий о пикнике в лесу.
– Наш друг Гарольд – С.П. Знаешь, что это такое? Сынок проповедника.
Бетти кивнула. На школьных репетициях Гарольд пародировал своего отца, преподобного Лютера. «Внутрь или наружу? – ревел Гарольд, изображая, как тот орет на детишек. – Я что, должен платить за кондиционирование всей треклятой улицы?» Гарольд расправлял плечи и выпячивал грудь, копируя отцовскую осанку. «А ну-ка закрой дверь, не то схлопочешь по самое мама не горюй!»
– Поэтому, – продолжал Девон, – Гарольд относится к расширяющим сознание веществам с понятной опаской.
– В церкви же используют вино, верно? – завороженно спросила Бетти, и Гарольд хмыкнул.
– Святое причастие. – Девон протянул руку к ее лицу, и Бетти решила, что он хочет постучать по кончику носа, словно она ребенок, но он коснулся ее губ. – Открой рот, – велел пират. – Я покажу тебе все чудеса света!
«Мне не следует этого делать», – испуганно подумала Бетти. То был голос ее матери, голос замдиректора Дугласа, голос маленькой послушной девочки. Несмотря на юный возраст, бояться и подчиняться условностям Бетти вовсе не собиралась. Вспомнив про сестру, Бетти решила, что тоже имеет право на нетрадиционные приключения. И этот коричневый квадратик бумаги – ее билет в неизведанное.
Бетти открыла рот.
– Благословляю тебя, дитя мое, – объявил Дэв и положил ей на язык квадратик с неизвестным веществом. – Подержи во рту, дай ему раствориться. – Он улыбнулся и ласково погладил ее по щеке. – Добро пожаловать в Страну чудес!
Бетти позволила отвести себя к прожженному дивану у стены. С одного края сидели парень с девушкой, сплетя бледные руки и ноги. Парень упоенно целовал девушку, словно пытался сунуть ей в рот весь язык целиком, а она и рада была. На другом краю развалился кудрявый загорелый юноша, похожий на павшего в битве принца – голова откинута, рот широко открыт. Бетти присела, держа на языке квадратик, и стала слушать песню про Пуфа, волшебного дракона, который живет у моря. Дым стал гуще, музыка – быстрее, танцы – энергичнее под песни Beach Boys, Chiffons, Лесли Гора и Бренды Ли. Бетти наблюдала, как мужские руки ласкают изгибы женских тел, как женские руки сжимают мужские торсы и плечи. В тусклом свете, сквозь завесу дыма все девушки казались прекрасными, все парни – красивыми, и Бетти чувствовала, как ее кожа постепенно растворяется, тело плывет, взмывая под потолок, откуда она смотрит на себя и на продолжающуюся вечеринку.
Бетти вгляделась в дым, тщетно пытаясь отыскать Гарольда. Спящий на диване принц встряхнулся и шатаясь побрел прочь, на его место тут же плюхнулась одна из танцующих девушек. Русые волосы разметались, бледная кожа взмокла от пота. Она была босая, отнюдь не худышка, с мясистыми бедрами и при этом ничуть не стеснялась своих проблемных мест, когда кружилась в экстазе, широко раскинув руки. Бетти следила за ней с восхищением, пытаясь представить, каково это – взять и занять собой все пространство, заставив остальных расступаться. Отец Бетти умер, мать жила скучно и предсказуемо, сестра двигалась вперед, оставляя прошлое позади и стремясь в мир, в котором для Бетти не было места. Иногда, точнее, довольно часто, ей казалось, что собственная кожа стала ей мала, а тело – лишь средоточие недостатков, которые нужно исправлять или хотя бы прятать, бесконечный источник отчаяния. Теперь же дух Бетти взмывал ввысь, покидая и тело, и дурацкое платье. Она ощущала себя сгустком радости, возбуждения, предвкушения и желания. Хотелось двигаться дальше. Хотелось родиться заново – здесь. В этом новом месте. Хотелось танцевать.
– Привет, сестренка, – сказала танцующая девушка.
Бетти повернулась, чтобы ответить ей, и распахнула рот от удивления. Стены расширялись и сжимались, двигаясь медленно, словно дышащие легкие, сокращаясь в такт музыке, которая прокатывалась по комнате волнами.
– Стены, – попыталась заговорить Бетти. Она подняла руки, чтобы указать, но они стали будто из мягкого, тяжелого металла и сгибались, роняя росу, как лепестки цветка. – Стены дышат!
– Прикольно, – вполне доброжелательно ответила девушка. Она пошарила за диваном и жестом фокусника, достающего из шляпы кролика, извлекла оттуда шерстяной плед вроде того, что когда-то связала Бэббе. Прикрыв подвернутые ноги Бетти, она сказала: – У тебя приход. Сохраняй спокойствие и наслаждайся опытом.
В последующие месяцы Бетти узнает, что древесный запах с нотками дыма и мха, исходящий от Девона, – это благовония с пачули, которые он жжет у себя в комнате, что рубашка Гарольда называется даши́ки и что бумажный квадратик, который Дэв положил ей на язык, был ЛСД – высококачественный продукт, самолично изготовленный Девоном, некогда изучавшим химию, в лаборатории Мичиганского университета. Бетти выучит слова всех песен Боба Дилана, и Like a Rolling Stone станет гимном ее друзей, когда она переедет в кампус девять месяцев спустя. И еще она узнает, как сильно ей повезло, что ни один парень не попытался к ней прикоснуться, пока она лежала на диване и смотрела на пульсирующие стены. Везение переменчиво… В ту ночь Бетти разглядывала висевший на стене плакат с пляжем, и ей казалось, что она ощущает цвета на вкус: острая кислота желтого, успокаивающая прохлада синего. Зеленый был терпкий и вяжущий, как неспелый банан, полоса песка – как густая сливочная тянучка. Бетти попыталась объяснить это Гарольду, когда он возник рядом с ней на диване. Гарольд послушал и повторил слова танцующей девушки: «У тебя приход». Почему-то при этом вид у него был вовсе не радостный.
– Давай-ка собираться домой!
«Приход», – подумала Бетти.
– Разве не стремно быть сыном проповедника? – Речь давалась ей с трудом, язык еле ворочался.
– Скорее сложно, – ответил Гарольд. – Люди смотрят на тебя с ожиданием, я бы даже сказал, с завышенным ожиданием.
Он обнял Бетти за талию, и она почувствовала себя как за теплой стеной.
– Ты сильный, – заметила Бетти. Не успел он ответить, как она спросила: – Каково это – знать, что ваш Мессия уже приходил?
– Ты о чем?
– Иисус, – объяснила Бетти. – Ваш Мессия уже приходил, и теперь вы ждете, когда он вернется. Похоже на то, как будто показывали отличный фильм, а ты опоздал на премьеру?
– Не совсем, – вздохнул Гарольд.
– Понимаешь, если ты еврей, тебе надо ждать, потому что Мессия еще не пришел. Это может быть кто угодно. – Бетти оглядела ребят, гуляющих по кампусу. – Это может быть… – Она помолчала, потом указала на наименее подходящего студента – бледного рыжеволосого юношу со впалой грудью и торчащими передними зубами. – Он!
Гарольд усмехнулся.
– А может быть, это и я! – воскликнула Бетти, взобралась на деревянную скамью и вскричала: – Может быть, я – Мессия!
Несколько человек захлопали, остальные уставились на нее с изумлением.
– Пойдем, – сказал Гарольд, взял Бетти за талию и опустил на землю, как делал в школьном спектакле. – Надо двигаться.
Ночная прохлада приятно остужала ее пылающие щеки. Бетти хотелось спросить, каково это – быть темнокожим, ощущает ли Гарольд свою инаковость постоянно или, как и евреи, может удачно влиться в коллектив, чувствуя себя таким же, как и все, пока вдруг что-нибудь – рождественская песня по радио, случайное восклицание «Иисусе!» или фраза «Я его переевреил» при удачной покупке подержанной машины – не напомнит о том, что ты иной. Ей хотелось узнать, относится ли он к тем христианам, которые считают, что все евреи будут гореть в аду, верит ли вообще в ад, в бога и все прочее, но спросить Бетти не успела, потому что Гарольд завел ее в Стоквелл-Холл, потащил вверх по лестнице, затем по коридору мимо полудюжины комнат, откуда звучало полдюжины разных видов музыки, прямо в похожую на клетушку комнату Джо. Бетти легла на постель сестры, Гарольд помог ей расстегнуть и сбросить туфли. Укрыв девушку одеялом, он выключил свет, и Бетти опустила веки, думая о том, что раньше совсем ничего не знала о мире. Перед глазами у нее стояла танцующая девушка с раскинутыми руками, которая все кружилась и кружилась – волосы развеваются, люди расходятся в стороны, давая место, а она, несмотря на свои габариты, безмятежно порхает. Вот бы и я была такой храброй, подумала Бетти, засыпая.