ла.
– Пора бы мне привыкнуть. – Губы Сары сложились в ниточку, лицо пошло морщинами. Она взяла канцелярский нож и разрезала конверт с платежкой за газ. – Сперва Джо перестала возвращаться на летние каникулы, теперь и ты…
– В Энн-Арборе легче найти работу, – заметила Бетти.
– Hudson’s постоянно нанимает новых сотрудников, – сказала Сара.
В каштановых волосах сгорбившейся над чековой книжкой матери проглядывали седые пряди, у стола все так же стояли четыре стула. Мама напоминала Бетти эластичную резинку для волос, которую столько раз растягивали, что она утратила всякую упругость и теперь просто безвольно висит – старая, бесполезная, дряблая. Ссоры с Джо вносили в ее жизнь свежую струю, словесные баталии давали ей повод вставать по утрам. Гнев, разочарование и надежда, что она может сделать Джо другим человеком, поддерживали ее в течение многих лет и, вероятно, мешали спать по ночам. Муж умер, Джо уехала навсегда, Бетти тоже собралась покинуть дом… Чем же будет жить Сара?
Сердце Бетти болезненно сжалось. У нее есть друзья – Девон, Флип, Марджори, Конни и все остальные. Есть с кем потанцевать, пофлиртовать, у кого одолжить «Последний поворот на Бруклин» Хьюберта Селби и «Вопль» Аллена Гинзберга. У Джо есть Шелли и целая толпа активистов – Дуг Бродессер, Мэриан Лайт и Валери Мур, потрясающе красивая девушка с высокими скулами и атласной темной кожей, почти шести футов ростом, которая, если верить слухам, состоит в детройтской секции «Черных пантер»[10]. А кто есть у Сары?
Бетти оглядела четыре стула у стола, царапины на стенах. На красном линолеуме перед раковиной виднелось потертое пятно – именно там, где стояла Сара, моя посуду. На кухонной стойке – все тот же радиоприемник, наверное, до сих пор настроенный на волну WKMH, Kenner-13, станцию, по которой отец слушал трансляции матчей «Тигров». Бетти задумалась, бывал ли после того злополучного Дня благодарения, когда они с Джо настояли на званом ужине, в их доме хоть кто-нибудь, кроме матери и сестры. Сара нелегко сходилась с людьми. «Моя семья – все, что мне надо, – говаривала она и добавляла: – Чужаки нам ни к чему». Ей вполне хватало компании сестер, Эллен и Айрис. Летом все трое снимали домик на озере Эри: Эллен с мужем, Максом, которого никто не любил, их сыновья Джерри и Аллан и Айрис, эффектная и незамужняя, которая красила губы красной помадой и курила ментоловые сигареты. Айрис привозила Бетти и Джо конфеты из кондитерского парафина, сделанные в форме губ, а Эллен забиралась в лодку и отплывала на середину озера, объявляя во всеуслышание, что хочет порыбачить, в то время как все прекрасно знали, что она удирает от воплей младенца Джерри и бесконечных просьб мужа принести ему то сэндвичей, то пива.
В конце концов Эллен с Максом переехали в Сент-Луис, где ему предложили работу, Айрис умерла от рака груди через два года после Кена. Хотя Сара и упоминала «девочек» из универмага, она отзывалась о них как о единой безымянной массе. Иногда Сара ходила с «девочками» выпить, раз или два в году они отправлялись куда-нибудь поужинать, однако Бетти сильно сомневалась, что мать приглашает их к себе домой.
– Приеду, как только смогу! – пообещала Бетти, испытывая грусть и сожаление, потому что снова солгала.
На следующее утро по пути на работу Сара высадила ее на автобусной остановке. К десяти часам Бетти уже была в Энн-Арборе, к полудню – в постели Девона Брейди.
– Как прошел разговор с матерью, малышка Алиса? – спросил Девон, потянувшись за трубкой, которую набил к приходу Бетти. Он зажег ее, глубоко затянулся и прильнул к губам девушки, вдувая дым ей в рот. – О чем говорили?
– О летних курсах, – ответила Бетти, как только смогла дышать снова. Ей не хотелось рассказывать Дэву, насколько маленькой и измотанной выглядела мама на кухне, где даже воздух казался старым и спертым. – Сказала ей, что они входят в учебную программу.
Дэв стиснул ягодицы Бетти и притянул ее к себе.
– Обучение только для взрослых!
Дэв был на шесть лет старше и гораздо опытнее, чем знакомые ребята Бетти. Он называл себя студентом, хотя на самом деле занимался весьма прибыльным делом, торгуя продукцией популярной, пусть и нелегальной. Мысленно Бетти называла его Кондитером, потому что у него имелись неисчерпаемые запасы всяческих лакомств: марихуана, которую он покупал мешками для мусора, а продавал косяками, крышечками или унциями; волшебные грибы, сушеные и сморщенные, похожие на отрезанные уши или губы; и, конечно, знаменитая и всеми любимая кислота, которая гарантированно давала очень ровный кайф. В ящиках комода Дэв хранил бутылочки с разнообразными таблетками всех размеров и цветов. Однажды Бетти поинтересовалась, не боится ли Дэв держать столько всего у себя дома. Он одарил ее медленной, лукавой улыбкой, от которой Бетти таяла, как мороженое, и ответил: «Рецепты у меня есть. Точнее, рецепты – не проблема».
Большинство комнат в общежитиях и квартиры знакомых ребят, где бывала Бетти, варьировались от просто неряшливых до совершенно запущенных. Полуподвал, в котором обитал Дэв, располагался на нижнем этаже викторианского особняка на Черч-стрит, и там царил идеальный порядок. Деревянные полы он содержал в безупречной чистоте – их подметали утром и вечером. В гостиной целую стену занимали книжные полки из необработанных досок и шлакоблоков, на них стояли сборники поэзии, книги по философии и политической истории, биографии генералов и президентов, мучеников и святых. Над кирпичным камином висел красно-белый плакат с гравюрой женской головы с безмятежной улыбкой, цветами в волосах и надписью: «Занимайтесь искусством, а не войной». Диван был застелен индийской тканью с набивным рисунком. В спальне – латунная кровать с лоскутным одеялом из квадратиков вельвета и бархата, полосатого и узорчатого хлопка. Его сшила бабушка Дэва. «Вот – моя детская курточка, – указал он на квадрат джинсовой ткани, – вот – любимое платье моей матери», – проговорил он, ведя рукой Бетти по красному лоскуту в горошек, и сунул ее под одеяло.
– А вот моя любимая штучка, – прошептала Бетти, коснувшись пениса Дэва и поглаживая его, как учил он. Девон был жилистым, с мускулистым торсом и ногами, с неожиданно мягкими темными волосами на груди. Пальцы на ногах – почти такие же длинные, как и на руках, и иногда он развлекал Бетти, поднимая ими карандаш и записывая ее имя ногой.
Бетти воображала, что история жизни Дэва достойна его пиратского облика, что он вырос в море или в бродячем цирке. Однако прошлое ее любимого оказалось весьма прозаичным. Родители были мичиганцами в третьем поколении, работали вместе, отец – стоматолог, мать – врач-гигиенист. «По крайней мере, теперь понятно, почему у тебя такие зубы», – вздохнула Бетти, выслушав признание, которое он завершил ослепительной улыбкой. Три старшие сестры Девона, все замужние, также наверняка обладали превосходными зубами.
– Они домохозяйки, – презрительно сообщил Дэв. Каждый раз, ставя песню Пита Сигера Little Boxes, он вспоминал своих сестер, живущих в маленьких квадратных домиках вроде того, в котором выросла Бетти на Альгамбра-стрит. Одна сестра вышла замуж за банкира, вторая – за юриста, третья, младшая, – за друга Девона, учившегося на момент их знакомства в художественном колледже. Тот собирался стать гончаром, но сестра Дэва, Мелинда, объяснила ему, что так не пойдет. Теперь он тоже учится на юриста, и Мелинда ждет ребенка.
– Ну кто-то же должен заводить детей, – заметила Бетти, услышав историю бедняги Рэндала, бывшего гончара и будущего юриста. – Кто-то должен чистить людям зубы. Кому-то приходится жить в этих домиках и выполнять эту работу.
– Только не мне! – воскликнул Девон, легонько целуя Бетти в прикрытые веки. – Только не нам с тобой.
Перебравшись в Энн-Арбор, Бетти боялась, что Девон ее не вспомнит или, хуже того, у нее вообще не получится его найти. Целых три недели она ходила на все вечеринки подряд, нацепив на волосы синюю повязку, как Алиса из «Алисы в Стране чудес», чтобы Дэв узнал ее сразу. Ребята приглашали ее танцевать, предлагали проводить до дома, но Бетти их не хотела. Она хотела лишь Кондитера, волшебника Дэва, который с помощью кусочка бумаги заставил ее покинуть границы тела и разума и забыть все плохое, что с ней случилось.
Однажды на концерте в подвале церкви она столкнулась с Гарольдом Джефферсоном.
– О, привет, Гарольд! – воскликнула Бетти.
Его шевелюра в стиле «афро» разрослась еще пышнее, но улыбка осталась прежней.
– Тебе нравится на первом курсе? – спросил он. Дашики Гарольд больше не носил, зато на лацкане Бетти разглядела булавку с пацификом. – Мальчики небось прохода не дают?
Они обсудили общих знакомых и университетские женские клубы, в которые могла бы вступить Бетти. Хотя на субботнем концерте фолк-музыки на них никто не обращал внимания, Бетти знала, что на некоторых мероприятиях белая девушка, беседующая с негром, привлекла бы косые взгляды. Как и в школе, в Мичиганском университете негритянские ребята были в меньшинстве и держались особняком за редкими исключениями вроде спортивной команды и групп по защите гражданских прав. Впрочем, Бетти нравилось болтать с Гарольдом, от которого, как всегда, приятно пахло, и она чувствовала себя с ним вполне непринужденно, пока он не спросил:
– Кого ты ищешь?
– Никого, – ответила Бетти, краснея. Наверное, она слишком часто заглядывала ему за плечо во время разговора.
– Ну же! Сама знаешь, что сказал бы мой папаша. – Гарольд выпятил грудь и широко расставил ноги, превратившись в своего отца прямо у нее на глазах. – Под лежачий камень вода не течет!
Бетти смущенно опустила голову. Ей не хотелось признаваться Гарольду в том, что она ищет Девона. Он бы не одобрил.
– Тогда иди, не буду тебе мешать, – сказал Гарольд.
И Бетти пошла и искала до тех пор, пока однажды субботним октябрьским вечером не увидела Девона в углу комнаты отдыха клуба