Sterno. Рядом стояла еще одна кастрюля с рисом и блюдо с манговым чатни[29], а дальше на столе – печенье, брауни и малиновый пирог.
– Мы принесли все, что было, – заметила Нони, вручая Бетти и Джо кружки с глинтвейном. – Я готовила цыпленка, и тут вырубился свет, но я уверена, что он достаточно проварился. – Соседка улыбнулась Джо. – Почти уверена.
– Пахнет вкусно.
Нони махнула рукой:
– Готовить его проще простого!
– Что ж, твой цыпленок в любом случае гораздо лучше того, что планировали на ужин мы. – Джо взяла в кухне миску и ложку, высыпала смесь для приготовления лукового соуса, добавила сметаны, перемешала и поставила готовое блюдо рядом с открытым пакетом картофельных чипсов.
– Боже мой, неужели это луковый соус-пюре? Моя погибель! – ахнула Арлин Дубин.
Арлин, или Бедняжка Арлин, как называли ее подруги, родила четверых погодков – сначала мальчика и девочку, которым сейчас было пять и шесть, потом еще двух мальчиков, трех и четырех лет, а ее муж-летчик почти постоянно пропадал на работе. Арлин макнула несколько чипсов в соус, сунула в рот и вздохнула от удовольствия. Нони допила глинтвейн и потянулась к открытой бутылке шардоне, стоявшей на буфете.
– Выпьем за снежные дни! – объявила она, наполняя кружку.
В кухню торопливо вошла Джуди.
– Вам всего хватает?
– Вполне, – ответила Джо.
– Откуда у тебя столько всякой ерунды? – спросила Нони, кивнув на пластиковые стаканы, бумажные тарелки, банки с сухим спиртом для подогрева кастрюль.
– Каждый год мы организуем грандиозную вечеринку для новых хирургов-стажеров, и фирма, обслуживающая мероприятие, отдает нам остатки. – Джуди поправила стопку крекеров и кружочек огурца, который посмел отбиться от коллектива.
Джо потягивала теплое вино, пахнущее корицей и гвоздикой, и уповала на то, что сестра не разразится монологом о пластике, не подлежащем переработке.
– Допивай, – велела Джуди. – На десерт у нас горячий ром со сливочным маслом!
Джо с вином не спешила. На подобных вечеринках она редко позволяла себе больше одного бокала. От алкоголя в ее теле появлялась приятная теплота и упругость, и вдобавок исчезала стеснительность, а последнее, чего ей хотелось, – вызвать подозрения у дам с Эппл-Блоссом-Корт.
Она всегда была очень осторожна: старалась не проявлять особого интереса к новостям о Стоунволлских бунтах[30], к гей-парадам в Нью-Йорке и в Филадельфии. Еще Джо старалась не смотреть на соседок слишком долго, хотя леди не отказывали себе в удовольствии разглядывать мужей друг друга или Марка Шэнли, мускулистого подростка с длинными, обесцвеченными волосами, который подстригал все лужайки на их улице, – с обнаженным торсом и в обрезанных джинсовых шортах. Она старалась не проявлять энтузиазма, если кто-нибудь просил намазать спину солнцезащитным кремом, и не слишком долго касаться чужого тела. Она не позволяла себе даже мечтать о вечере вроде сегодняшнего, когда за окном падает снег, в доме горит камин, Нони Скотто немного перебрала и поблизости нет никого из мужей.
Детей накормили, грязные тарелки убрали, открыли еще вина. В девять часов Ким начала тереть глазки, Джо отвела малышку в спальню Дженни Прессман и устроила ей на полу гнездышко из подушек и одеял. Мисси уверяла, что ничуть не устала, но через двадцать минут после того, как ее сестра легла, она упала, ушибла голову об подлокотник дивана и прибежала к Джо вся в слезах. Бетти взяла племянницу на руки и поцеловала больное место.
– Видишь, как красиво горит огонь? – спросила она.
Мисси кивнула и положила голову на плечо Бетти. Джо протянула руки, Бетти передала ей девочку, и Джо гладила волнистые волосы дочери до тех пор, пока та не обмякла. Она поцеловала Мисси в висок и едва не расплакалась от переполнявших ее эмоций. Любила ли она кого-нибудь так сильно, как своих девочек? «И о чем же задумалась эта умная головка?» – спрашивала Джо за завтраком или вечером, укладывая Ким спать. «О том, кто первым понял, что лошади могут бегать в упряжке», – отвечала Ким или интересовалась: «Зачем мы готовим еду?» или «Как ты думаешь, дельфины умеют разговаривать друг с другом?». А Мисси не ведала страха, бросаясь за футбольным мячом или за хоккейной шайбой, и неслась к воротам напролом, не обращая внимания на синяки и царапины. Джо невероятно к ним привязалась. Она плакала вместе с ними и гордилась их достижениями не меньше, чем своими, если Мисси забивала решающий гол или Ким занимала первое место в своей возрастной группе на научной ярмарке штата. Джо их обожала. Более того, она ими восхищалась и верила, что дочери будут лучше, чем она: сильнее и умнее, способнее и смелее. Если мир их разочарует, то они его изменят – расколют и переделают на свой лад вместо того, чтобы под него прогибаться.
Джо отнесла Мисси наверх и уложила рядом с сестрой. На кухне стояло радио на батарейках, и каждые полчаса Джуди включала его, слушала последние новости, потом шла к камину и передавала их остальным. Губернатор объявил чрезвычайную ситуацию и велел всем, кто не занят на жизненно важных работах, оставаться дома и не занимать дороги. Снег продолжал идти, синоптики обещали, что выпадет до тридцати шести дюймов.
– Думаю, вам всем лучше заночевать у меня, – заметила Джуди.
Когда заснули последние дети, женщины расстелили для себя на полу одеяла и подушки. Они уныло вспоминали о нарушенных диетах, жуя брауни и запивая их горячим ромом с маслом. Время от времени некоторые говорили, что неплохо бы сходить и проверить свои дома.
– Надо хотя бы дорожку расчистить, – вздохнула Стефани. – Вдруг Майк вернется?
– А что, сам он не сможет? – спросила Нони, лежа на боку перед камином и блаженствуя, как кошка. С каждым глотком вина ее южный акцент становился более заметен.
– Ох, – вздохнула Стефани. На руках у нее спал Лукас, сунув носик в изгиб локтя и оттопырив попку. При выдохе он смешно присвистывал, и Стефани покачивала его вверх-вниз. Когда дочери Джо были маленькими, это движение казалось ей столь же естественным, как и привычка дышать.
– Джуди, все было очень вкусно! – похвалила Джо, когда хозяйка наконец села.
– Вкусно, – повторила Бетти, вплывая в комнату.
Сейчас сестра не ходит, подумала Джо, а словно плавает по воздуху, как пушинка молочая, влекомая ветром.
– Хорошая еда, много выпивки, дети спят, и никаких тебе «Милая, притащи мне пивка», – сказала Джуди.
– Воистину, сестра, – протянула Нони.
– Подумать только! – Джуди икнула, прикрыв рот тыльной стороной ладони. – Наши мужья наконец осознают, что вполне могут выжить без того, чтобы мы подавали пиво и выслушивали, как прошел их день.
Джо отвернулась. В первые годы брака она расспрашивала Дэйва про то, как прошел его день, и слушала внимательно. Они прекрасно ладили друг с другом и любили проводить время вместе, а секс, хотя и не приносил запредельного удовольствия, вполне ее устраивал. После того как Дэйв объявил, что они достаточно обеспечены в финансовом отношении, чтобы подумать о детях (ему даже в голову не пришло спросить, хочет ли Джо их вообще заводить), она выбросила свой внутриматочный колпачок. Она боялась, что возненавидит беременность как явное подтверждение гетеросексуальности и что ее тело станет в буквальном смысле сосудом для растущего в нем зародыша. Как ни странно, Джо это понравилось. Ее почти совсем не тошнило, с утра она просыпалась полной сил, готовая выпрыгнуть из постели и переделать все дела. Волосы стали густые и блестящие, глаза сияли, кожа лучилась здоровьем, как и обещали книги, и у нее ни разу не отекли ноги, не возникла изжога или еще какие-нибудь боли, на которые жалуются беременные. Нося Ким, она каждый день находила время полежать с рукой на животе, замечая, как кожа на нем истончается и натягивается, словно на барабане, как груди наливаются и проступает пигментная линия от пупка к лобку. Она чувствовала себя экзотичным и восхитительно вкусным фруктом, зреющим на солнце, и оба раза была уверена, что родится девочка.
Все долгие месяцы Дэйв был любящим, внимательным и заботливым. Вечерами Джо лежала на диване, положив вытянутые ноги мужу на колени, и Дэйв натирал ей ступни касторовым маслом (по совету Бетти, узнавшей об этом у целителя-гомеопата), рассказывал, как прошел его день, мастерски изображая менеджера в баре, где работал, – толстого, сопящего, лысого Джорджа Тоддхантера или Гаса, студента с модной стрижкой и очочками как у Джона Леннона, который напечатал в местной газете пару книжных рецензий и мнил себя писателем. Они смотрели новости, сидя рядышком на клетчатом диване, купленном с рук, и рано или поздно Джо принимала вертикальное положение – именно так она и выражалась: «Принимаю вертикальное положение», – и шла готовить ужин, как правило, что-нибудь по рецепту своей матери или блюдо по рецепту из женского журнала, которые теперь выписывала на полном серьезе. Дэйв накрывал на стол, Джо убирала, он мыл посуду, она – вытирала. Потом засыпала на диване, не дожидаясь прайм-тайма, и вставала лишь для того, чтобы почистить зубы, сполоснуть лицо и добрести до кровати. В постели она проводила восхитительно долгие, сладкие часы и просыпалась утром, потягиваясь и чувствуя себя как готовая к нересту рыба – тяжелой и довольной.
И первые, и вторые роды прошли легко – несколько часов неудобств, один час сильных схваток. Когда боль становилась ощутимой, доктора давали ей глоток газа, и она просыпалась с ребенком на руках. Ким родилась в тысяча девятьсот семидесятом – тихая, внимательная, похожая на совенка малышка, которая почти не плакала. Неудивительно, что Джо решилась снова забеременеть, когда Ким едва исполнился год. В награду ей досталась Мисси, ни минуту не желавшая лежать в кроватке или сидеть в манеже, о чем и сообщала громким криком. Мисси начала ползать в четыре месяца, потом встала на четвереньки и сделала первые шаги уже в девять. Она пошла, как говорила Джо, и больше не останавливалась.