пли ко лбу. – Не волнуйся! Мы уже начали принимать амоксициллин. Все с ней будет хорошо.
Дэйв пронес Мисси через кухню, мимо расстеленной на столе домашней работы Ким: диорама «Джордж Вашингтон пересекает реку Делавэр». На полу валялись кусочки бумаги и картона, рядом с обувной коробкой стояла открытая бутылочка с клеем Elmer’s. Ким изобразила Вашингтона довольно правдоподобно – синий китель, кудрявый белый парик, рука вытянута, палец указывает вперед, на вражеские позиции, – и прикрепила фигурку в центре картонной лодки.
Сердце Джо сжалось. Она едва переставляла ноги, бредя за Дэвидом по коридору до комнаты Мисси. Девочка пробормотала что-то во сне, почмокала губами, и он накрыл ее одеялом, наклонился и поцеловал в щеку. «Я не смогу, – подумала Джо, и в голове у нее зазвучало рефреном: «Скажи ему! Не могу. Скажи ему! Не могу. Только не сейчас!» И следом появилась другая мысль: «Я не оставлю девочек без отца».
Вернувшись в кухню, Дэйв открыл две банки пива и одну протянул Джо.
– Добро пожаловать домой!
– Спасибо. – Она отхлебнула, чувствуя на себе взгляд мужа.
– Удачно съездила?
– Было интересно, – ответила Джо. Сердце бешено колотилось, голова пульсировала, перед глазами стояли две картинки: Дэйв, целующий Мисси, и Марго, стоящая у раковины в Филадельфии. Звук голоса мужа мешался с воспоминаниями о нападках Бетти. «Я могла бы быть счастлива, – подумала Джо. – Но разве я не счастлива сейчас?» Неужели она несчастна настолько, чтобы разрушить все, что они построили, и увезти девочек от родного отца?
Дэйв переминался с ноги на ногу. Джо посмотрела ему в лицо и увидела: он что-то скрывает и стыдится этого.
– В чем дело? – спросила она.
Дэйв поставил пиво на разделочный столик. Падавший сверху свет блестел на его лысеющем темени.
– Ну как тебе сказать…
«Другая женщина», – подумала Джо, испытывая странное чувство: ее словно пронзила молния, осветила изнутри и принесла не боль, а жгучую радость. Если Дэйв ей изменил, если он собирается объявить, что полюбил другую, тогда Джо свободна! И семью разрушит не она. Виноват будет Дэйв, она возьмет девочек и уедет в Филадельфию, в большой солнечный дом с каминами и заставленной цветами кухней, с ломящимися от книг полками.
– Помнишь те бумаги, которые я просил тебя подписать прошлой осенью?
Джо смутно помнила, как Дэйв протянул ей несколько бланков и велел расписаться. Она нацарапала свое имя в строчке, где значилось «супруга», даже не зная, что подписывает, и чувствуя себя виноватой, что не уделяет должного внимания семейным финансам, что ведет себя типично по-женски и что Бетти не одобрила бы такое поведение. Но Мисси никак не могла найти свои щитки для футбола, Ким объявила, что ее назначили ответственной за перекус в отряде девочек-скаутов и после обеда ей понадобятся брауни или мафины на двенадцать человек. В общем, Джо поставила подпись и вернулась к делам.
– Помню, и что?
– Я взял кредит, – признался Дэйв. Пока Джо была в отъезде, он начал отпускать бородку, и теперь его щеки и подбородок покрывала клочковатая темно-коричневая щетина. – И заложил дом. Я пытался наладить работу второго магазина в Западном Хартфорде. Надеялся пустить доход от первого магазина на выплату процентов.
Джо смотрела на него. В груди нарастала тяжесть, словно тело приняло плохую новость еще до того, как Дэйв ее озвучил.
– Все будет хорошо, – пообещал Дэйв с таким видом, словно и сам в это не верил. – Нам просто нужно объявить о банкротстве, провести реструктуризацию долга и составить график платежей, чтобы мы могли…
– Погоди! – Джо подняла руку как регулировщик уличного движения, и в ее голосе прозвучали резкие нотки, совсем как у матери. – Погоди. Давай по порядку. Что ты там говорил про банкротство?
– Это всего лишь слово. – «По крайней мере, – подумала Джо, чувствуя головокружение и тошноту, – ему хватает совести стыдиться». – Знаю, звучит страшно, но это просто способ сложить наши долги в одну кучку и составить график, чтобы мы смогли их погасить.
– Наши долги? – переспросила Джо.
– Долги с бизнеса.
– Почему вдруг наши долги? – удивилась Джо. – Лично я не брала кредитов!
У нее перед глазами стояла пачка бланков, на верхнем – кофейное пятно. «Поищи в шкафу в коридоре», – велела она Мисси, пытаясь вспомнить, где видела щитки в последний раз, и размышляя, расстроится ли Ким, если угощенье для девочек-скаутов будет покупное.
– Я должен был тебе объяснить. Мне следовало сказать, что именно ты подписываешь. Послушай, я знаю, звучит ужасно, только ведь могло быть и хуже! – Он продолжал говорить, но Джо уже поняла главное: Дэйв их обанкротил. Теперь нет ни денег, ни возможности взять кредит, с которым Джо могла бы начать новую жизнь.
– Пойду в душ, – перебила она Дэйва, бубнившего про налогооблагаемые активы и пятилетний план погашения долга. Она прошла мимо него, ощутив запах пива и немытого тела.
Муж схватил ее за руку:
– Джо! – Он посмотрел ей в глаза и, видимо, прочел все, о чем она думала, на что надеялась. – Я должен о чем-нибудь…
«Знать. – Джо мысленно закончила фразу. – Он хотел спросить, что со мной произошло, и я должна решить, говорить ему или нет».
Дэйв так и не задал вопрос. Он посмотрел на нее, и Джо ответила ему взглядом, чувствуя, как внутри нее что-то лопнуло и по телу разливается темная и ядовитая жижа. «Покорность», – подумала Джо. Вот и все, теперь она обречена остаться в этом доме, с этим мужчиной, в этой жизни. Выхода нет, второй акт отменяется.
– Мы справимся, – сказал Дэйв после долгого молчания.
Джо знала, что он имеет в виду не только финансовые невзгоды. Он понял, что произошло нечто такое, о чем лучше не спрашивать. В свою очередь, она решила остаться. В картах это называется пуш или ничья. В колледже Дэйв провел много времени в канадских казино, играл в покер еще в летнем лагере и умудрялся найти с кем перекинуться в картишки в любом городе, где они жили, знал об азартных играх все и однажды объяснил ей этот термин. Если игрок и дилер набирают одинаковое число очков, то никто не выигрывает, но никто и не проигрывает.
«Ничья», – думала в ту ночь Джо, лежа в постели. Щетина Дэйва царапала ей щеку, и он все гладил ее бедра, изгибы талии, живот, грудь. Ладони скользили вверх-вниз, медленно и продуманно, пока она не почувствовала нарастающую между ног тяжесть и не задышала быстрее. Он коснулся ее, ощутил ее влажность, вошел в нее, и она вздохнула. Он дарил ей удовольствие, пусть смутное, зато вполне осязаемое, и, следует признаться, с ним ей было удобно. Дэйв зарылся лицом между ее шеей и левым плечом, и Джо дала волю слезам. Она слышала, как ворочается в горячечном сне Мисси. Достигнув оргазма, Дэйв прошептал имя жены. «Ты его не любишь!» – напомнил голос сестры, но это было не так. По крайней мере, не совсем так. К тому же Джо стала достаточно взрослой, чтобы понимать: кроме любви, в жизни есть и другие вещи, которые имеют значение. Привычка, общие финансы, дети. Умение не задавать лишних вопросов и позволять друг другу иметь свои секреты.
В ту самую ночь была зачата их третья дочь. Дэйв хотел назвать ее Дора, в честь своей матери Дорис, но Джо настояла на другом имени, сказав, что любила его всегда. Возможно, отчасти она и понимала, что девочка с именем Лайла обречена на прозвище Лай, которое созвучно английскому слову «ложь».
Бетти
Солнечным июльским утром Бетти надела свое лучшее платье, одну из трех пар туфель-лодочек, которые женщины фермы Блю-Хилл выменяли на свою продукцию, и воткнула в волосы два черепаховых гребня. Туфли и гребни она взяла с фермы, когда переехала в квартирку над магазином на Пичтри-роуд. С банкирами должна была встретиться Роза Сарон, но она слегла с бронхитом, поэтому Бетти отправилась на встречу в First Bank сама, чтобы выяснить, смогут ли члены фермерского коллектива Блю-Хилл получить кредит на тот случай, если вдруг возникнут сложности с выплатой аренды или зарплаты служащим магазина.
Баталия, которая привела Бетти к нынешнему положению вещей, выдалась еще та.
– Я отказываюсь быть винтиком в капиталистической военной машине! – заявила Рен на ежемесячном собрании членов коммуны. – Зачем нам вообще торговать? Ведь есть бартер!
– Поверь, если бы я умела обменивать джем на двухслойную туалетную бумагу, я бы этим непременно занималась, – вздохнула Бетти.
– Не понимаю, чем тебе не угодила обычная туалетная бумага, – заметил Фил, поглаживая бороду.
– Еще бы, ведь ты ею не пользуешься! – отрезала Бетти.
– Эй, полегче! Я тоже вытираюсь!
– Не так, как мы, – напомнила Бетти.
Рен встала и заявила, что перебралась на ферму Блю-Хилл, чтобы вырваться из-под гнета капитализма – из мира, который произвольно задает цену и вещам, и людям, на что Бетти воскликнула:
– Так что же нам – раздавать наш джем даром?
– Может, и так, – безмятежным голосом ответила Рен. На плечи ей падали распущенные каштановые волосы, тонкая индийская юбка с пришитыми к подолу колокольчиками позвякивала при ходьбе. – Зачем нам еще больше денег? У нас ведь всего в достатке!
Бетти едва сдержалась, чтобы не перейти на крик.
– Послушай, – терпеливо сказала она. – Каждое воскресенье мы распродаем весь товар на фермерском рынке. Каждую неделю мы распродаем весь товар в магазине. Владельцы трех ресторанов хотят, чтобы мы стали их поставщиками. Нам нужно больше людей, и, наверное, стоит завести фабрику-кухню…
Голос Джоди прозвучал тихо и отчетливо:
– Я приехала на ферму Блю-Хилл, потому что она – убежище от мира торговли, где все покупается и продается. А ты хочешь снова втянуть нас в эту гонку! – Она отложила груду ангорской пряжи в сторону, поднялась и ткнула в Бетти пальцем. – Ты – продажная душонка! Буржуйская продажная душонка!
Лицо Бетти вспыхнуло.