«Давным-давно», и ее пальцы замирали; она смотрела на первую строчку и не могла придумать, что дальше.
«Запиши сказки, которые рассказывала нам в детстве, – советовала Ким. – Они такие классные!» Но Джо знала, что те никуда не годятся. Книги детям покупают родители, и им нужны сказки со счастливым концом про красивых принцесс и храбрых принцев. Им не понравятся истории вроде тех, что Джо рассказывала Ким и Мисси, где принц – ленивый растяпа, постоянно падающий с лошади, и принцесса спасает их обоих, потом уносится в небо на драконе, чью компанию предпочитает обществу принца. А Лайла терпеть не могла сказок, особенно перед сном. Она вырывалась и визжала: «Я не устала! Не уста-а-а-ала!», пока не падала в кроватку ничком. Когда Джо пыталась усадить Лайлу на колени днем и почитать книжку, девочка слушала страницу или две, потом вырывалась и удирала в поисках того, что можно разбить или сломать. Джо перевалило за сорок – она достигла среднего возраста, и настало время посмотреть правде в глаза. Из нее вышел неплохой замещающий учитель, ее заметки для Almanac вполне приемлемы, однако писателем ей уже не стать. Единственное, что у нее получалось, – пустяковые стишки, что сами лезли в голову и преследовали ее как назойливые мухи, когда она проверяла контрольные по истории или чистила морковку, которую никто не ел. «У девочки Джо была когда-то мечта / Увы, мечта умерла, и теперь она просто жена».
Возможно, она пережила бы это гораздо легче, если бы не головокружительный успех Бетти. За несколько лет сестра прошла путь от варки джема на кухне фермы Блю-Хилл и продажи его на рынке до снабжения большей части ресторанов и отелей Юга. Джо гадала, как это отражается на ее браке, но Гарольда вроде бы все устраивало. Вероятно, помогало и то, что он открыл консалтинговую фирму по вопросам безопасности. Сначала занимался этим по случаю, параллельно с работой в банке, потом клиентов прибавилось, и ему пришлось возглавить фирму, в которой теперь трудилась почти сотня сотрудников, многие из них ветераны.
Бетти с Гарольдом буквально излучали довольство и успех. Они всегда выглядят отдохнувшими, не без зависти думала Джо, что типично для бездетных пар. Однажды она спросила об этом сестру напрямую, и Бетти покачала головой, намекнув на проблемы со здоровьем, связанные с войной, и на вескую причину, по которой они решили не иметь детей. Джо на подробностях не настаивала и Дэйву ничего не сказала, чтобы не слушать дурацкие шуточки о том, что именно Гарольду отстрелили на войне. Сам Дэйв во время мобилизации учился на дневном отделении. Вероятно, он не спешил получить степень бакалавра, чтобы продлить отсрочку от армии, – Дэйв всегда оставался в рамках закона. И все же Джо понимала: и здесь сестра ее обошла. Муж Бетти не просто добился успеха, был хорошим кормильцем и опорой семьи, он еще и послужил своей стране и пострадал в бою. Что касается мужа Джо, то однажды он тоже угодил в больницу – сломал три кости, уронив на ногу десятифунтовую гантель.
Джо вздохнула. Сестра посмотрела на нее с озадаченным видом. Бетти снова изменила прическу: перманент как у Глен Клоуз из фильма «Роковое влечение» уступил многослойному бобу Дианы Китон из «Беби-бума». Джо наизусть знала историю фермы Блю-Хилл – отполированный до блеска миф, который сестра увековечила в газетных обзорах: как она с партнерами прошла долгий путь от варки джема на кухне, как стала продавать его на фермерском рынке, как один владелец ресторана попросил делать джем для его посетителей, потом к ним обратился второй, третий владелец, затем заинтересовались отели. К восемьдесят первому году ферма Блю-Хилл имела уже десяток постоянных клиентов, и производство пришлось перенести в Лоринг-Хайтс. На следующий год они получили премию на продовольственной выставке в Нью-Йорке за выдающийся ассортиментный ряд и выпустили свой первый каталог. Джо листала глянцевые фотографии с восторженными описаниями и задавалась вопросом, кого Бетти подрядила писать про всевозможные джемы и соусы. Количество хлынувших заказов превзошло самые смелые ожидания, их продукцией стали торговать целых две сети продовольственных магазинов. Бетти с партнерами наняли финансового директора, расторопную молодую женщину с дипломом Уортоновской коммерческой школы Пенсильванского университета, и заложили площадку под строительство здания, в котором поместится гораздо большая фабрика-кухня, и это в добавление к магазину, ресторану и кулинарной школе.
На тот момент, в восемьдесят седьмом году, ферма Блю-Хилл производила сорок тысяч банок консервов ежедневно и каждые полгода выпускала новые продуктовые линии. Сама ферма давно перестала быть коммуной. Ее перестроили, соскоблили облупившуюся краску, поменяли полы и окна, добавили несколько ванных комнат и оснастили современной сантехникой. Она превратилась в магазин, гостиницу, туристический объект, и Бетти стала ее совладельцем. Бетти тоже выглядела соответственно: волосы подстрижены, уложены и подкрашены, блузочки в крестьянском стиле и джинсы-клеш уступили место строгим костюмам с подплечниками от Жиль Зандер. Джо знала, что сестра все еще беспокоится о своем весе, и ее волнение обычно достигало пика перед встречами с матерью, хотя, по мнению Джо, вид у Бетти был вполне цветущий.
Теперь Бетти пользовалась косметикой ничуть не меньше, чем любая из знакомых Джо, и еще она брила и выщипывала те же места, что и подруги Джо. Даже если она до сих пор считала бюстгальтеры и туфли на высоком каблуке орудиями патриархата, то с необходимостью их носить вполне примирилась.
– Если хочешь знать правду, – призналась Бетти, когда Джо позвонила, чтобы поздравить ее с публикацией статьи в New York Times, – то училась я вовсе не у других предпринимателей, как говорю всем репортерам, а у Дэва.
– У Девона Брейди?
– У него была превосходная продукция, приметная упаковка, удобная фасовка. Он знал своих клиентов. Рекламировать такой товар, конечно, не мог, зато эффективно использовал рекламу из уст в уста.
– Непременно расскажи об этом людям, – заметила Джо. – Кто знает, сколько амбициозных юных наркодилеров тебе удастся вдохновить?
Бетти расплылась в улыбке. Джо улыбнулась ей в ответ. Сестры одновременно воскликнули:
– Эй, а помнишь?..
Они рассмеялись, и Джо хотела сказать: «Ты первая», как вдруг на порог вышла Сара, едва передвигая ноги, словно каждый шаг причинял ей невыносимую боль. При солнечном свете стало заметно, как сильно она похудела, как сгорбились ее плечи. Хуже того, мать не «надела лицо», как делала всегда, даже если всего лишь выходила на крыльцо за газетой Free Press. Щеки ее побледнели, глаза запали и остекленели.
По позвоночнику Джо пробежал холодок. Она посмотрела на сестру и поняла, что Бетти тоже заметила эти перемены.
– Девочки, – объявила их мать, – у меня для вас новость.
Бетти
Сара оставила им письмо в верхнем ящике комода, в стандартном конверте, на котором написала имена обеих дочерей. Бетти с Джо разбирали материны вещи. Джо взяла на себя платяной шкаф, Бетти – комод, поэтому письмо нашла она.
– Читать будем сейчас? – спросила Бетти.
Джо закусила губу, размышляя.
– Вечером, – решила она, – когда закончится шива.
После обеда дом заполнился, как и два дня назад, сослуживцами Сары из Hadson’s, ее подругами по синагоге, соседями. Десятки женщин твердили одно и то же: «Девочки, ваша мама так вас любила!» Бетти с Джо обменивались недоуменными взглядами, стоило Мардж из Better Dresses или Кэрол из синагоги сообщить им, как Сара нахваливала бизнес Бетти или детей Джо. «Она очень вас любила. Говорила о вас постоянно, так вами гордилась!»
После того как раввин провел миньян для чтения Каддиша и дом опустел, Джо нашла бутылку шнапса, вероятно, оставшуюся после отцовской шивы. Дэйв с Гарольдом увезли девочек обратно в отель, а Джо с Бетти вынесли письмо и выпивку на задний двор, где Сара поставила под вишней кованый столик с четырьмя крошечными колченогими стульями. Джо с Бетти втиснулись на них с трудом. Джо открыла письмо, написанное синими чернилами на тетрадных листах в линейку твердым материным почерком с наклоном влево, с ее обычными сокращениями, заглавными буквами посреди предложения и другими отклонениями в использовании пунктуации. Они прочли письмо и узнали, что секреты были не только у них от матери, но и у нее от них.
«Врачи нашли Опухоль у меня в животе полгода назад», – начиналось письмо. Никаких там «Дорогая Джозетта и Элизабет», ни «Джо и Бетти», ни «Дорогие мои дочери» или «Это мое предсмертное заявление».
– Умела же она переходить к самой сути, – заметила Джо.
«Прошла один курс химиотерапии и чувствовала себя паршиво».
– Ей делали химию? И она ничего нам не сказала?! – У Бетти защипало глаза. Что бы она ни чувствовала к матери, какие бы обиды ни таила, при мысли о том, что Сара прошла курс лечения в одиночку, Бетти едва не расплакалась.
– Такая уж она была, – безжизненным голосом проговорила Джо. – Даже если бы мы узнали о ее болезни, мама все равно предпочла бы остаться одна.
Бетти продолжила читать. «Я знаю, вы разозлитесь, что я вам не сказала, только я человек замкнутый и не хочу обременять вас своими бедами. Джо, у тебя есть муж и девочки, а у тебя, Бетти, твой ”большой бизнес”».
Хотя обе сестры заметили, что Сара не упомянула мужа Бетти, они промолчали. Сара сильно присмирела после того, как Бетти с Гарольдом скромно поженились в ратуше Атланты. «Я рада, что ты наконец остепенилась», – сказала мать, но Бетти знала, что дочь, которая замужем за неевреем и чернокожим, вовсе не входила в ее планы. И все же она послала свадебный подарок – набор хрустальных бокалов из Hadson’s, принимала по праздникам семью Гарольда и навестила их в Атланте. Мать так и не привыкла к Гарольду, однако Бетти понимала, что она старается изо всех сил.