– Значит, ты совершила ошибку.
Джо хотелось сказать Мелиссе многое. Увы, она не научила своих девочек тому, что женщина должна уметь прощать себя, быть к себе снисходительнее. Мир и без того жесток, не надо еще и самобичеванием заниматься.
Мисси забегала по комнате, громко цокая каблуками по деревянному полу.
– Помнишь, что ты говорила нам в детстве? Тот афоризм про торжество зла, для которого нужно лишь равнодушие честных людей? Так вот, это про меня! Я выказала равнодушие. – Ее голос дрогнул. – И из-за меня пострадала моя сестра!
– В следующий раз ты поступишь правильно.
Мисси остановилась и опустила голову.
– Ты не в силах исправить случившееся. Значит, должна постараться в следующий раз.
– Знаю. – Мисси пригладила волосы, вытащила запутавшуюся сережку. – Знаю.
Дверь распахнулась, послышались громкие голоса и шаги. «Наконец-то!» – подумала Джо, собирая остатки сил. И вот она, Лайла, – ее малышка, загорелая и эффектная, в сандалиях на платформе и с нежно-розовой помадой. Короткое свободное платье из бежевого льна едва прикрывает колени, глаза закрыты солнечными очками-авиаторами. Джо облегченно выдохнула, чувствуя, как мышцы на спине и плечах расслабляются. Когда она озвучила Бетти свою последнюю просьбу – больше всего ей хотелось поговорить напоследок с Лайлой, – сестра пообещала ее найти, но Джо особой надежды не питала.
Хотя номинально Лайла жила в Нью-Йорке, долгие месяцы она путешествовала неизвестно где и неизвестно с кем. Какое-то время Джо, Ким и Мисси удавалось отслеживать ее по аккаунтам в соцсетях. Лайла размещала свои фотографии на пляже в Мексике или на крыше, и Ким с Мисси узнавали какое-нибудь здание на заднем плане, или заявлялась в Атланту, чтобы пожить неделю или две с Бетти и Гарольдом. Иногда она отвечала на звонки и сообщения Джо, однако чаще их игнорировала. Лайла злилась на всех и вся. На Мисси за то, что та не поверила ей про Лестера Шауба, на Ким за то, что та лишила ее непыльной работенки няни в своем шикарном доме; к Джо у нее был длинный-предлинный список претензий, который та и в памяти удержать не могла. Под номером один числился брошенный Дэйв, хотя это Дэйв бросил Джо, а не наоборот. Под номером два – переезд в другой район, снова по вине Дэйва, чего Лайла тоже не желала признавать. Плюс к тому Джо отыскала Шелли и сошлась с ней. Тут Джо вполне понимала негодование дочери. Еще Джо не принимала сторону Лайлы в спорах с сестрами, не разрешала ей просто сидеть дома и не работать, не давала денег или ключей от машины по первому требованию, выставила за порог, когда Шелли обнаружила, что Лайла стащила перкоцет, назначенный Джо после мастэктомии. «Ну кто так делает?» – воскликнула Шелли, и Лайла надулась, стоя на пороге в позе топ-модели, и заявила: «Тот, кто знает, что каждую таблеточку можно толкнуть по двадцать баксов!»
Ни с кем из родных Лайла на контакт не шла. Джо молилась, чтобы деньги и связи сестры совершили чудо и она смогла попрощаться со своей младшей дочерью, напутствовать ее каким-нибудь советом или хотя бы сказать, что любит ее и любила всегда. Джо оставляла Лайле все свое имущество, в том числе и денежные накопления, которые неплохо вкладывала в течение многих лет. Попечителями она назначила Ким и Мисси. Джо знала, что Лайла придет в ярость, когда об этом узнает. «Я умею обращаться с деньгами! Няньки мне ни к чему!» – вопила бы она, но вручение младшей дочери пачки банкнот наверняка закончилось бы катастрофой.
Высокая и эффектная, Лайла подлетела к матери, благоухая духами и зубным эликсиром, и поцеловала ее как ни в чем не бывало, словно с момента их предыдущей встречи прошло не больше недели, словно Лайла провела последние месяцы, водя Джо по врачам и навещая ее в больнице, растирая ей спину, принося грелки и давая попить из согнутой трубочки как самая преданная дочь.
– Привет, мама! – сказала она, целуя Джо в щеку, и Джо заплакала.
– Так что ты думаешь?
Было девять часов вечера. Небо над Атлантой стелилось черным бархатом. Стрекотали сверчки, пели цикады, и тихо жужжал кондиционер, который поддерживал в комнате приемлемую температуру.
– О чем? – медленно спросила Джо. Язык у нее заплетался.
– Я про твою младшую. – Шелли легла на кровать, прижалась к Джо всем телом и взяла за руку. – Ты ведь знаешь: что-то случилось.
– Я просто рада, что она здесь. – Конечно, Шелли права. С Лайлой вечно что-нибудь случалось, и на этот раз наверняка тоже, но Джо приняла таблетку, и внешний мир с его проблемами был от нее далеко. – Расскажет, когда будет готова.
– Ты имеешь в виду, когда наступит самый неподходящий момент, – уточнила Шелли.
– Может, и так. – Джо прильнула к теплой Шелли. – Наверное, ты рада, что у тебя нет детей.
Шелли притворно содрогнулась.
– Твоих нам вполне достаточно!
Улыбнувшись, Джо взяла любимую за руки.
– Что бы ни случилось, мы справимся, – заверила Шелли. – Я, девочки и твоя сестра.
Джо кивнула. Она устала, очень устала и скоро не сможет помочь уже никому. Теперь ей оставалось лишь надеяться. Она надеялась, что Ким перестанет ненавидеть себя за то, что покинула мужа и хочет быть свободной. Она надеялась, что Мэтт будет хорошим отцом своим девочкам. Она надеялась, что Мелисса себя простит. Она надеялась, что Лайла найдет свой путь в жизни. Да, мир изменился, однако недостаточно. Столько демонстраций, столько усилий по пробуждению самосознания, столько протестов, пикетов, прочитанных книг, бесед, бюллетеней, столько работы, а они все там же…
Дверь открылась, на пол пролился теплый свет. В комнату на цыпочках вошла босая Лайла в одной футболке, с очищенным от косметики лицом и стянутыми в пучок на макушке волосами. Она молча прошлепала по ковру и присела на краешек кровати, в кои-то веки не поморщившись при виде Джо и Шелли, лежащих вместе. Шелли поднялась и посмотрела на Лайлу с подозрением. Джо не знала, как выглядит ее собственное лицо, да она его особо и не чувствовала.
– Мамочка, – начала Лайла, которая перестала называть Джо мамочкой в три года. Она опустила взгляд, и ее нижняя губа задрожала.
– Что, милая?
– Мне нужно тебе кое-что сказать.
Джо представила, как Шелли закатывает глаза, думая: «Ну вот, опять!»
– Давай.
– Я беременна.
Хотя голова Джо утопала в подушке, она ясно расслышала, как фыркнула Шелли. Джо могла себе представить ее отвращение и знала, что именно этого Шелли и ожидала от Лайлы.
– Ребенка оставишь? – шепотом спросила Джо.
– Думаю, да, – так же шепотом ответила Лайла, покачала головой и добавила: – Честное слово, как только я узнала, то сразу решила: других вариантов у меня нет!
– Ты действительно этого хочешь?
Она быстро кивнула:
– Конечно! Думаю, материнство – это все, что мне нужно от жизни! Я ведь была хорошей няней, помнишь?
Джо кивнула, размышляя о том, где Лайла будет жить, чем станет зарабатывать, знает ли она отца ребенка и захочет ли тот принимать участие в жизни малыша.
– Да, я много всякого натворила, но я хочу этого ребенка! Я буду хорошей матерью! – Лайла запнулась. – Тетя Бетти говорит, что я могу пожить здесь. И я, и ребенок. Она обещала найти мне работу на ферме Блю-Хилл, если я захочу. Она сказала…
– С меня причитается! – Бетти вошла в комнату и положила руки Лайле на плечи, глядя в лицо Джо. Бетти снова изменила прическу, перестала закрашивать седину и отпустила волосы ниже плеч, как носила их в шестидесятые.
«Мы так старались», – думала Джо. На экране телевизора Хиллари Клинтон задрала голову и улыбнулась, глядя, как сверху падает тысяча серебристых воздушных шаров. Они так старались, прошли так далеко, и все же впереди многие мили пути, которых сама Джо уже не увидит.
– Берегите себя. – Джо надеялась, что все они ее услышат и поймут. Бетти: береги моих девочек. Лайла: береги себя и ребенка. Ким и Мелисса: заботьтесь друг о друге, будьте хорошими людьми. Шелли: я всегда буду любить тебя. Прости за годы, которые мы потеряли, и радуйся годам, которые мы провели вместе. На Джо накатывала тьма, густая, как карамель, сладкая, как конфета, обволакивающая, бархатная… Где-то вдалеке заплакал ребенок. «А! – подумала Джо. – Так вот кто ты!» Она закрыла глаза… и очутилась в своей спальне на Альгамбра-стрит. Они только что въехали в новый дом, мама и папа так рады! Это их шаг к Американской мечте, и Сара позволила Джо надеть вместо платья любимые штаны и самую удобную рубашку. Можно бегать и кричать во все горло сколько угодно – никто не станет ругаться. Мама приготовит на ужин любимую жареную курицу, потом придет Мэй – печь кукурузный хлеб и подпевать радио, приведет с собой Фриду. Они будут играть в ковбоев и индейцев, а вечером младшая сестренка посмотрит на нее широко распахнутыми глазами, немного побаиваясь ночевать в новом доме. Джо обещала рассказать ей сказку. «Только не очень страшную», – шепотом попросила Бетти, и Джо ответила: «Конечно, не бойся». Она любила маму, папу и младшую сестренку. Она хотела, чтобы они были счастливы и гордились ею. Она думала о драконах и принцессах, об увитых шипами башнях, о храбрых девочках и счастливых концах. Давным-давно…
Джо просыпалась и засыпала, снова просыпалась, плакала, стонала от боли, говорила: «Ах, Шелли, прости меня, пусть это прекратится, мне больно, мне так больно!» Шелли успокаивала ее, и Джо чувствовала укол в локтевой изгиб. Время растягивалось и сжималось, как воздушный шарик, который надувают и спускают. Когда она проснулась утром, на щеках застыли соленым узором высохшие слезы. В телевизоре Хиллари Клинтон в белом брючном костюме стояла в центре сцены, и ей громко аплодировали. Камера дала панорамный вид зрителей, показывая лица женщин. Некоторые плакали. «Смотрите, – попыталась сказать Джо, но ее никто не услышал. – Смотрите, что мы сделали!»
– Мама!
Джо посмотрела на Лайлу. «Теперь уже недолго, – подумала она. – Пора».