Итальянский иезуит Микеле Руджиери (Michele Ruggieri) прибыл в Макао в 1579 г., и хотя ему пришлось трудно, в ряде случаев ему помогло знание местного этикета. В сентябре 1583 г. Руджиери и тридцатилетний итальянский священник Маттео Риччи приехали в южнокитайский город Чжаоцин.
Со временем иезуиты усовершенствовали свою собственную систему образования и основали много школ и колледжей, в которых она использовалась. Их педагогическая деятельность имела не только политическое, как можно предполагать, но и образовательное значение, так как среди их учеников были многие будущие правители, которым предстояло в дальнейшем использовать политическую власть во благо римского католицизма. Так поступил, например, император Священной Римской империи Фердинанд II, правивший с 1619 по 1636 г. Среди прочих достаточно близких к иезуитской учености фигур можно назвать влиятельных мыслителей типа Вольтера и Монтескье, которые были глубоко впечатлены описаниями, присылавшимися иезуитами из Китая. В свою очередь, эти мыслители задавались целью вплести свои собственные идеи о Китае в основное русло европейской мысли.
Хотя в начале своей карьеры Лойола работал среди бедных, больных и несчастных, перед смертью он почитал более важной задачей властвовать над умами соверенов, которые определяли характер духовной жизни народа, данного им в подчинение. Если в ранние годы существования ордена его основатели еще как-то сомневались, соответствует ли принятие должности, например, исповедника принца крови понятиям о религиозном самоуничижении, то позже Лойола приказал своим последователям никогда не отклонять подобные предложения. В 1553 г. он писал провинциальному главе ордена в Лиссабон: «И интересы "Общества" (Иисуса. — Д. Д.), и служба Богу могут только выиграть от этого, потому что члены "Общества" участвуют в поддержании доброго состояния главы, являются залогом этого доброго состояния принца, таким образом, духовная помощь ни в одном случае так хорошо не применяется, как здесь»[62]. Чем более влиятелен был монарх, тем более важно было добиться его доверия.
Посмотрим, что произошло, когда прививки того нового растения, каким являлся орден иезуитов, появились на китайской почве. Связи между Лойолой и Дальневосточной миссией были весьма крепкими: ведь человеком, которому предстояло предпринять первую серьезную попытку миссии попасть в Китай, был один из основателей ордена — Франциск Ксавье. Он полагал, что Китай было необходимо обратить в истинную веру прежде страны, столь отличающейся от нее, как Япония. Однако Ксавье достаточно успешно проповедовал в Стране восходящего солнца, а умер в 1552 г. на пороге Китая, предприняв первую из многих неудачных попыток открыть миссионерскую практику на юге Китая, предпринимавшихся в течение третьей четверти XVI в.
Маттео Риччи, будущий герой китайской миссии, родился в Италии 8 октября 1552 г. в городе Мачерата (Macerata) недалеко от побережья Адриатического моря в семье фармацевта, который в течение некоторого времени был и губернатором города. Маттео был старшим сыном из тринадцати детей Джиованни Баттисты Риччи. Его семья принадлежала к мелкопоместному дворянству, а на гербе фамилии помещался голубой еж («riссiо» по-итальянски) на червонном поле. По мере того как будущий миссионер подрастал, он начинал осознавать, что происходит за стенами его родного города. Два вида перемен были в то время актуальны для Европы. Первая происходила из того факта, что церковь, по большей части утерявшая ауру святости, продолжала требовать соответствовавших этой святости привилегий. Мы знаем, что не желавший мириться с подобным положением вещей Север взбунтовался, и христианство оказалось расколотым. Это потрясение старого мира совпало с другим важным процессом — интервенцией, направленной в глубины обширных новооткрытых земель. Главные колонизаторы, народы Иберийского полуострова, были готовы дать ответ на оба эти вызова.
Достаточно высокопарно и вполне однозначно оценивает биограф Маттео Риччи Винсент Кронин эпоху, когда орден иезуитов заявил о себе как о единственной в своем роде силе, могущей справиться с поставленными задачами: «Цвет Европы и все ресурсы нового гуманизма были мобилизованы "Обществом" иезуитов для интеллектуального и духовного крестового похода. Выдающиеся люди всех национальностей были призваны обновить ряды, предназначенные для обучения и формирования хорошо образованной элиты, готовой заполонить земной шар миссионерами. Трентский Собор и триумфы Франциска Ксавье уже представляли из себя оселок подобного рвения»[63].
Лидерами в этом начинании были Испания и Португалия в содружестве с Италией, северные провинции которой были оккупированы испанскими войсками. Точно так же, как генуэзец Колумб повел к берегам Америки испанскую экспедицию, итальянские философы и проповедники ныне добавляли славы ордену, основанному испанцем, правда, как мы уже говорили, основанному на их территории. Европейская цивилизация консолидировалась, чтобы «очистить» приобретения, достигнутые величайшими путем военной экспансии.
Если вернуться к молодым годам Маттео Риччи, надо будет отметить, что он учился в своем родном городе Мачерата и был весьма способным, но и впечатлительным мальчиком. В возрасте шестнадцати лет этот молодой человек крепкого сложения, черноволосый и с голубыми глазами закончил курс обучения в иезуитском колледже. В Мачерате имелся свой небольшой университет с юридическим факультетом, но отец Маттео счел, что его сыну пристало учиться в Риме. Он отклонил все разговоры отпрыска о принятии священнического сана. Как старшему сыну Маттео предстояло унаследовать не только честь, принадлежащую семье, но и магистерское кресло города. Наставники убедили мальчика подчиниться отцу, ведь он все же был еще молод, и ему предстояло сделать выбор в пользу ордена более осмысленно.
Путешествие, которое проделал Маттео в Рим — около 200 с лишним километров за два дня, — произвело на него неизгладимое впечатление: ведь из провинциального городка он попал в самый центр христианства, в столицу мира, в Рим Виргилия и Горация, первых христианских мучеников и первых церквей. Из маленького провинциального общества он попал ко двору великого понтифика, где собирались представители всех европейских наций и рассматривались вопросы, связанные с духовными достоинствами человечества. У отца Маттео было множество влиятельных друзей в окружении кардиналов, а преподаватели колледжа снабдили его рекомендательными письмами к братьям в Риме, так что Маттео Риччи без труда нашел свое место в космополитическом городе. Поступив в университет на факультет юриспруденции, расположенный в самом центре города, он осознал недостаточность своей подготовки, и то, сколь многие области знаний ему еще предстоит одолеть. Маттео узнал много нового для себя из «Mirabilia Urbis Romae», книги-путеводителя, составленной в средние века — в ней указывались римские памятники, расположенные в соответствии с тем местом, которое им отводили Ливий и Тацит, с дополнением многих соответствующих преданий. Вторым любимым чтением Маттео был Флорус, автор II в. н. э., восхвалявший римский народ. Он оживлял на страницах своей книги древнюю славу и позор Римской империи, а внимательный читатель находил в каждом предложении пророчества, которым суждено было сбыться на Востоке.
1. Маттео Риччи и первая иезуитская миссия в Китае
Итак, XVI в. близился к своему завершению, императорская династия Мин перевалила за грань двух третей срока своего существования, и в Китай приехал один из наиболее выдающихся людей своего времени, о молодых годах которого мы рассказали в предыдущей главе. Его звали Маттео Риччи и он был иезуитским священником. Из всех европейцев, которые предпринимали попытки понять китайцев и их цивилизацию, он был, пожалуй, наиболее талантливым, а миссия его — наиболее результативной. Среди всех европейцев, которые путешествовали в Китай, он был единственным, кому китайцы демонстрировали свое уважение как ученому, преуспевшему в их языке и литературе. Для того чтобы достичь такого положения, Маттео Риччи пришлось стать китайцем, по меньшей мере, наполовину.
Уничижение, которое может показаться подходящим ключевым словом для описания того подхода, которого придерживался отец Рубрук, — не то понятие, которое дало бы ключ к пониманию четко мотивированного, но утонченного Риччи. Он не был набожен, он был интеллектуален. Будучи преданным делу веры, он в большой мере был и политиком. Европеец из европейцев, обуреваемый страстями, но умеющий их контролировать, он осознавал: чтобы прийти к соглашению с китайцами, ему в первую очередь надо было их понять.
Нечто среднее между восхищением и обожанием, или же сочетание того и другого, вот то чувство, которое обычно охватывает исследователя, изучающего историю карьеры Маттео Риччи в Китае и его собственные множественные произведения, написанные там[64]. В течение последнего периода своего пребывания в Пекине, ему выказывали те же знаки уважения, которые китайские ученые и государственные министры проявляли лишь по отношению к соотечественникам, равным им по статусу. Риччи пришлось потратить двадцать семь лет своей жизни на то, чтобы добиться подобного уважения.
Вернемся к молодым годам Маттео. Надо отметить, что помимо врожденной набожности, юный Риччи обладал страстью к знаниям и учебе. Довольно-таки скоро он осознал точное направление своих усилий в жизни — он собирался поехать в Китай. Вероятнее всего, в колледже ему были известны письма Франциска Ксавье с Востока, в которых последний писал: «Напротив Японии лежит Китай, огромная империя, располагающая огромной территорией, которая, по свидетельствам португальских купцов, превосходит все христианские государства в своей практике справедливости и равенства. Китайцы, которых я видел… и с которыми я познакомился, имеют белый цвет кожи… смышлены и стремятся к знаниям. По уму они превосходят даже японцев… Ничто не дает мне возможности предположить, что там есть христиане»