[109]. Критики западной науки пытались ложно трактовать научные открытия европейцев, приводили пространные и неконкретные цитаты из конфуцианской классики и заявляли, что западная наука берет свои истоки в китайской. Таким образом, было заявлено, что западные календари были взяты из главы «Яотянь» в «Лишу», базовые идеи западных воззрений на Землю в ее астрономическом статусе исходили из комментария к 10 главе Цзэнцзы[110], а формула для вычисления длины окружности была найдена и освоена Цзы Чунчжи (425–500)[111]. В отношении алгебры заявлялось, что тут был позаимствован метод Ли Е времен династии Юань, тогда как другие элементы западной математики были извлечены из древнего математического трактата «Чжоуби суаньцин»[112].
Тот факт, что Минская династия смогла оставаться у власти так долго, несмотря на то, что большинство императоров, занимавших трон Дракона, едва ли были подходящими кандидатами на эту роль, можно считать знаком устойчивости китайских политических институтов. Даже в годы упадка последней великой истинно китайской династии Срединное государство оставалось в глазах европейских приезжих наиболее впечатляющей страной из существовавших. Маттео Риччи как первый иезуит, который осел в Китае, отсылал в Европу хвалебные доклады о стране несмотря на то, что ему пришлось приложить титанические усилия, чтобы добиться хотя бы какого-нибудь успеха в своей апостольской деятельности. Он прибыл в Китай в 1583 г., но до начала XVII в. ему не было дано разрешения обосноваться в Пекине. Ошибочно поначалу скопировав облик буддийского монаха, он быстро осознал, что не сможет добиться серьезного отношения к себе, пока не станет для китайских ученых партнером по диалогу в рамках конфуцианской традиции, ведь для них это было оселком универсального смысла. Погрузившись в китайскую философию, Риччи начал отсылать в Европу исполненные энтузиазма доклады, где Китай рисовался страной, управлявшейся философами (хотя иногда он намекал на истинное состояние правительства, которое ему удалось наблюдать те десять лет, что он провел в Пекине, которые отнюдь не были самым выдающимся периодом в истории Китая). Иногда в его докладах сложно найти оговорки о власти евнухов при дворе и об их политическом влиянии. Но даже Риччи обратил в христианство довольно мало китайцев. И сам основатель миссии, и его последователи в Срединной империи имели небольшое влияние на состояние дел в Китае, если сравнивать его с тем влиянием, которое они оказали на европейскую интеллектуальную историю. Их доклады, посылавшиеся в Европу, оказали глубочайшее влияние на такие важнейшие фигуры в истории мысли, как Лейбниц и Вольтер.
5. Адам Шалль и другие
Несмотря на падение династии Мин и воцарение в Пекине династии Цин, иезуиты продолжали служить во дворце, теперь уже новым императорам. Многие священники в провинциях погибли в процессе волнений, связанных с завоеванием маньчжурами Юга. Иезуиты в Пекине, предводительствуемые Адамом Шаллем, напоминали современных дипломатов в государстве, переживающем переворот. Однако в XVII столетии они даже не могли проконсультироваться со своим «правительством» — Папой, потому что письма доходили в Европу, как минимум, за год, если доходили вообще. Поэтому иезуитам пришлось признать маньчжур de facto. Сделать это было непросто, потому что защиты, помимо того, что они могли сказать о себе, у них не было никакой. Некоторые склонились перед маньчжурами и стали служить новой власти, другие же последовали за Минами в изгнание в провинцию Гуанси, где находился брат покойного императора принц Гуй с двумя вдовствующими императрицами, своей женой и сыном-наследником.
Этому лишенному власти двору служили некоторые иезуиты, например немец Андрэ Ксавьер Коффлер (Andrew Xavier Koffler). Он заслужил свою славу тем, что единственный из всех придворных иезуитов смог обратить в христианство императрицу, двух вдовствующих императриц, а также наследника. К тому времени, однако, когда его задача была выполнена, королевская семья уже ничем не правила. Окрестив одну из вдовствующих императриц Еленой, Коффлер упросил ее обратиться за поддержкой к Папе. И зимой 1650 г. она послала письмо, оригинал которого хранится в Ватикане[113]. Сопровождаемые Коффлером царственные китайские беженцы перемещались из города в город. Будучи изгнаны из Кантона, когда он был захвачен, они ненадолго вернулись туда в 1648 г., когда город был возвращен Минам с помощью португальского оружия китайским генералом-христианином. Однако в 1651 г. Кантон был окончательно взят маньчжурами, и последний минский император бежал в Юннань, а позже — в Бирму. Но даже в этих экстремальных обстоятельствах он не поддался пропаганде Коффлера и не перешел в христианство. Обращение женщин значило достаточно мало, потому что христианство было чем-то типа моды в высших кругах Пекина в течение долгих лет. Оно снискало к себе гораздо большее уважение, чем буддизм, из-за того, что его священники были лучше образованы и культурны.
Пекинские же иезуиты тем временем стояли перед задачей вхождения в фавор к новым правителям, продолжая исполнять то, что казалось им их истинным предназначением в Китае — представлять западную науку и культуру, не смешивая их с религией. Придворные игры, в которых они были вынуждены принимать участие, могли бы показаться не соответствующими их способностям, но лишь подобным способом иезуиты могли поддержать свою позицию.
Адам Шалль, которого последний минский император убедил основать производство для литья пушек португальского образца, был в двусмысленном положении в отношении новой династии. Однако ему каким-то образом удалось сохранить свой дом, книги и астрономические инструменты нетронутыми даже в той неразберихе, которая царила в столице. Достаточно мужественным поступком было составление им доклада юному императору Шуньчжи, где он указывал, что работой его жизни как иезуитского астронома была реформа запутанного китайского календаря, без помощи которого даже маньчжуры не смогут регулировать дела сельскохозяйственного Китая, и более того, указав в нем, что в случае его изгнания и лишения дома и книг, будет нарушено распространение истинной религии[114]. Маньчжуры просмотрели второй пункт и сконцентрировались на первом. Шалль был под защитой, ему даже был предоставлен указ, вывешенный на двери дома. Он продолжил работу над реформой календаря.
Шуньчжи было шесть лет, когда маньчжуры взяли Пекин. До 1650 г., когда Шуньчжи исполнилось 12 лет, регентствовал дядя императора.
17 июля 1656 г., через несколько месяцев после того, как Байков приехал в Пекин, компания солидных голландских купцов была препровождена в город и доставлена в тот же самый Чжукэсы, из которого Риччи так предусмотрительно смог исчезнуть многие годы назад. Посланные голландским губернатором Батавии купцы, подобно Пиресу, пережили обычную многомесячную задержку в Кантоне, пока администрация не решила, что делать с первым «посольством» от народа, который совершенно справедливо заслужил все те уничижительные прозвища, которыми награждали его представителей на юге китайцы. Предводительствуемое двумя купцами — Петером де Гойером (Peter de Goyer) и Якобом де Кейзером (Jacob de Keyzer) — посольство состояло из купцов, их прислуги, хирурга, двух переводчиков, трубача и барабанщика. Последние двое, конечно же, оказались совершенно жалким сопровождением, мыслившимся как нечто, долженствующее создать видимость свиты, когда миссия достигла пекинского двора.
Во главе посольства стоял Джон Ньюхоф (John Nieuhqf), не очень точный хроникер, но прекрасный рисовальщик, по эскизам которого в Англии были опубликованы первые гравюры, изображающие Пекин. По результатам поездки в 1693 г. была издана книга «Посольство от нидерландской Восточно-Индийской Компании к Великому татарскому хану»[115].
Как и в случае с посольством Байкова, на следующий день после прибытия голландцев сановники либу пришли за списком подарков. Купцы были закиданы целым рядом вопросов о голландцах и причинах их прибытия. Торговцы ответствовали, что причиной их поездки было желание «установить прямую связь с императором и получить доступ к свободной торговле для голландцев на всем пространстве его владений»[116]. То же самое они уже говорили в Кантоне, после чего были отправлены в Пекин, таким образом надеясь, что разрешение будет дано уже без особых задержек. Особенностью миссий как Ньюхофа, так И всех последующих голландских посольств была ошибка, заключавшаяся 8 предположении о том, что китайцы должны хотеть торговать, Это предположение базировалось на недостаточном знании китайского даннического взгляда на мир.
Со своей стороны китайцы хотели узнать о голландцах столь много, сколь было возможно. Правда, им потребовалось некоторое время для того, чтобы поверить в то, что у голландцев была своя территория на суше, а они вовсе не являлись некими кочевниками моря, каковыми представлялись им раньше. Вскоре голландцы были призваны для того, чтобы представить свои подарки императорскому совету.
«Главный начальник сидел в дальнем конце зала на широкой скамье, сложив ноги как портной, справа от него… сидели два татарских князя, а слева от него — Адам Скадигер (Sceliger) \Шалль. — Д. Д.\, иезуит, уроженец Кельна в Германии, который жил в большой чести при дворе в Пекине около 30 лет, Он был очень благообразным стариком с длинной бородой, постриженный и одетый по татарской моде»[117]