«Завершение»
Я сижу на холме. И сижу, как мне кажется, уже целую вечность. Время от времени я осознаю, что должна быть причина тому, что я нахожусь здесь. Всякий раз, когда эта мысль приходит мне в голову, я исследую различные вероятности, пытаясь определить возможную причину моего пребывания на холме. Где никого больше нет. Уже целую вечность. И я все гляжу и гляжу на длинную и глубокую долину внизу.
Первая причина, по которой я нахожусь здесь, кажется очевидной: я могу мыслить. Задайте мне вопрос. Вычислить корень квадратный из какого-нибудь жутко огромного числа? Или кубический? Попросите меня умножить число из восемнадцати знаков на себя квадрильон раз. Пусть требуется решить задачу с точки зрения переменных кривых. Спросите меня, где будет находиться данный предмет в определенный отрезок времени в будущем, и предоставьте мне хотя бы малейшую возможность для анализа.
Для нахождения ответа мне потребуется лишь доля секунды.
Но никто никогда не спрашивает меня ни о чем подобном. Я сижу в одиночестве на холме. Иногда я рассчитываю движение падающей звезды. Иногда гляжу на отдаленную планету и слежу за ее курсом, пользуясь любым пространственно-временным способом контроля, чтобы ни на мгновение не потерять ее из виду. Но все эти действия кажутся мне бессмысленными. Они ни к чему не приводят. Что я буду делать со всей этой информацией?
В такие минуты я чувствую себя незавершенным. Мне почти кажется, что существует кто-то, для кого все это имеет значение.
Ежедневно солнце встает над безвоздушным горизонтом Земли — черным, освещенным слабым светом звезд, но и это всего лишь крошечная частичка черного, усыпанного звездами небесного свода.
Но он не всегда был черным. Я помню время, когда небо было голубым. Я даже предвидел, что произойдет подобное изменение. Я даже сообщил кое-кому подобную информацию. Только сейчас я ломаю голову, пытаясь вспомнить, кто же это был.
Это одно из моих наиболее удивительных воспоминаний: я так отчетливо чувствую, что кому-то очень нужна была эта информация. И что я сообщил ее, но вот кому именно — этого я сейчас припомнить не могу. Когда в голову мою приходят подобные мысли, я спрашиваю себя, а не может ли быть так, что в моей памяти есть пробелы. Странно, что у меня имеется такая сильная уверенность.
Время от времени я прихожу к убеждению, что мне следует поискать ответ. Ведь сделать это не представляет для меня больших проблем. В былые времена я без колебаний посылал самого себя в самые отдаленные уголки планеты. Я даже отправлялся к звездам. Да, это было так просто.
Впрочем, к чему мне беспокоить себя подобными мыслями? Чего мне там искать? И вот я просто сижу в одиночестве на холме, один-одинешенек на планете, которая состарилась и стала ненужной.
Еще один день. Солнце, как обычно, карабкается по небосводу к полудню — вечно черному, усыпанному звездами небосводу середины дня.
Внезапно на противоположной стороне долины, залитой солнечными лучами, я замечаю какое-то серебристое сияние. Силовое поле материализуется из времени и синхронизирует себя с нормальным течением времени планеты.
Мне не составляет никакого труда узнать, что оно прибыло из прошлого. Я узнаю используемую энергию, определяю ее ограничения, после чего логически выявляю источник. Похоже, оно прибыло из прошлого планеты, отстоящего от моего нынешнего на тысячелетия.
Точность при этом не имеет особого значения. Вот оно: проекция энергии, которая уже знает обо мне. Она посылает межпространственный сигнал, и мне становится интересно, когда я обнаруживаю, что могу расшифровать сообщение на основе своих прошлых знаний.
— Кто ты? — спрашивает оно.
— Я — Незавершенный, — отвечаю я. — Пожалуйста, возвращайся туда, откуда ты прибыл. Сейчас я уже так изменил себя, что в состоянии следовать за тобой. Я хочу завершить себя.
Это решение я принял за долю секунды. Сам я не способен перемещаться во времени. Когда-то, давным-давно я решил проблему, как это делается, но почти тут же что-то помешало мне создать устройство для перемещений во времени. Сейчас я уже не могу припомнить всех подробностей.
Но у энергетического поля на противоположной стороне долины такое устройство имелось. И, установив внепространственную связь, я смогу перемещаться туда же, куда и оно.
Эту связь следует установить прежде, чем оно успеет догадаться о моих намерениях.
Существо на другой стороне долины, похоже, не обрадовалось моему ответу. Начав передавать новый сигнал, оно внезапно исчезло. Может быть, оно надеялось застать меня врасплох?
Разумеется, мы вместе прибываем в его время.
Надо мной голубое небо. На противоположной от меня стороне долины — сейчас частично скрытое деревьями — находится поселение, состоявшее из нескольких маленьких строений, обступивших строение побольше. Я обследую эти строения по мере возможности и торопливо делаю необходимые изменения, чтобы не выглядеть подозрительным на фоне окружающей среды.
Я сижу на холме и жду развития событий.
Когда зашло солнце, поднимается слабый ветерок и загораются первые звезды. Сквозь туманную дымку они выглядят как-то особенно.
По мере наползания темноты на долину происходят изменения и в строениях на противоположной стороне. Зажигаются окна. Большое здание в центре светится особенно ярко, а с наступлением ночи — просто ослепительно — благодаря свету, льющемуся сквозь прозрачные стены.
Вечер и ночь проходят без приключений. А за ними — следующий день, и еще один день.
Двадцать дней и ночей.
На двадцать первый день я посылаю сообщение машине на противоположной стороне долины:
«Разве мы не можем вместе контролировать эту эпоху?»
Тут же последовал ответ:
«Да, вполне, если ты только не раскроешь мне немедленно механизм работы всех твоих блоков».
Больше всего на свете мне хотелось бы получить возможность пользоваться устройствами, при помощи которых он совершает путешествия во времени. Но я не настолько глуп, чтобы показать ему, что я не способен самостоятельно построить машину времени.
Я передаю:
«Буду рад передать тебе полную информацию. Но какие гарантии ты можешь мне дать, что не используешь эту информацию против меня — ведь ты лучше меня знаешь этот век?»
— А какие у меня гарантии, что ты поделишься со мной полной информацией о себе? — возразила машина.
Тупик. Совершенно ясно, что ни один из нас не может доверять другому.
Ничего иного я и не ожидал. Но по крайней мере я хоть выяснил, чего я хочу знать. Мой враг считает, что я сильнее его. Его вера — плюс мое собственное знание своих возможностей — убеждают меня, что он прав.
Но как бы то ни было, я не спешу. Снова я терпеливо жду.
Я уже успел заметить, что пространство вокруг меня полно самых разнообразных колебаний искусственного происхождения. Отдельные из них могут быть трансформированы в звук, другие — в свет. Я слушаю музыку и голоса. Смотрю драматические спектакли и сцены из городской и деревенской жизни.
Я изучаю лица людей, анализирую их действия, пытаюсь по их движениям и словам оценить степень их разумности и потенциальных возможностей.
По-моему, они не высоки, и все-таки я подозреваю, что даже несмотря на медленные темпы развития эти существа построили машину, которая в данный момент является моим главным соперником. И тут мне в голову приходит вопрос: каким же это образом кому-то удалось создать машину, которая превзошла своего создателя?
Постепенно я начинаю разбираться в этом веке. Механическая цивилизация на ранней стадии развития. Я прикинул, что возраст машины на противоположной стороне долины вряд ли превышает несколько лет.
Если бы мне удалось вернуться назад в прошлое до того, как эта машина была построена, то я бы вставил в нее приспособление, при помощи которого я сумел бы сейчас осуществлять контроль над нею.
Я просчитываю природу такого приспособления и активирую одну из собственных управляющих схем.
Ничего не происходит.
А это, по-видимому, означает, что я не сумею стать владельцем пространственно-временного устройства. Очевидно, что способ, благодаря которому я со временем возьму верх над своим противником, будет изобретен в будущем, а не в прошлом.
Настает рассвет сорокового дня, и солнце неумолимо движется к зениту.
Раздается стук в мою псевдодверь. Я открываю ее и вижу перед собой мужчину.
— Вам придется убраться отсюда со своей лачугой, — говорит он. — Вы нелегально расположились на земле, принадлежащей мисс Анне Стюарт.
Он — первый человек, с кем я вошел в близкий контакт с момента своего прибытия сюда. Я почти не сомневаюсь, что он — агент моего противника, и поэтому я не решаюсь вмешиваться в работу его мозга: тогда из-за сопротивления могут возникнуть определенного рода сложности, а я не хочу пока еще рисковать.
Я продолжаю смотреть на него, пытаясь вникнуть в смысл его слов, ведь я, создав за этот период времени копию строения, что я видел на другом конце долины, надеялся избежать привлечения к себе какого-либо внимания.
И теперь я переспросил, растягивая слова:
— Собственность?
— Что это с вами? Вы что, не понимаете по-английски? — грубо спрашивает мужчина.
Этот индивидуум несколько выше моей части тела, которое я принял в качестве разумной формы жизни этой эры. Его лицо изменилось в цвете. А меня как молнией озаряет: собственность. Частное владение, ну конечно же — тонкие намеки пьес, которые я видел, внезапно обретают смысл.
Однако отвечаю я так:
— Со мной все в порядке. Я могу оперировать в пределах шестнадцати категорий. Да, я понимаю по-английски.
Этот четкий ответ производит на человека необычный эффект. Его руки тянутся к моим псевдоплечам. Он крепко хватается за них… и дергает меня, словно намеревается задать мне взбучку. Но поскольку мой вес чуть больше девятисот тысяч тонн, его усилия ни к чему не привели.
Его пальцы выпускают меня, и он отскакивает на несколько шагов. И снова его лицо изменяется, нет на нем выражения превосходства, теперь оно, утратив розовость, мертвенно-бледное. Судя по его реакции, похоже, что, хотя он и явился сюда по чьему-то приказанию, но действиями его никто не управляет. Дрожь в его голосе, кажется, подтверждает то, что он действует, как индивидуум, и не сознает о неведомой ему серьезной опасности, которую могут навлечь на него совершаемые им действия.