Старая цитата снова пронеслась в его голове, что единственное, что нужно для торжества зла, это чтобы хорошие люди ничего не делали. Помимо разговоров за столом и согласия со многими людьми, которые чувствовали то же самое, что он делал? спросил он себя. Короткий ответ был: «Немного». Как и все остальные, когда он честно изучал факты, он искал другие дела, которыми можно было бы себя занять, все время предполагая смутным образом, который никогда не кристаллизовался сознательно, что «что-то» произойдет.
В прошлом это никогда не было его методом. Он не захватил Navcomms и не превратил его в крупнейшее и самое динамичное подразделение Космического крыла ООН, ожидая, пока «вещи» «произойдут». Вещи не происходят просто так. Люди заставляют их происходить. Однажды, еще в ранние дни UNSA, коллега спросил его, действительно ли он думает, что несколько преданных своему делу людей, которые верят в то, что они делают, могут изменить мир. Колдуэлл ответил: «Они единственные, кто когда-либо это делал». На самом деле, это была не его собственная фраза; он наткнулся на нее как на цитату женщины-антрополога или что-то в этом роде, когда-то давно. Но она была хороша, и он не думал, что она была бы против, если бы он ее украл. Его прежнее «я» все еще было рядом, говорящее сейчас в его голове, спрашивающее, что он собирается с этим делать.
Он все еще боролся с этим вопросом дома в тот вечер, пропуская половину того, что говорила Мейв, и привнося новый мороз на домашнюю сцену как раз тогда, когда все начало оттаивать. Единственное, что он сделал к концу вечера, чтобы загладить свою вину и успокоить совесть, — это отменил игру в гольф.
На следующее утро ему принесли бутылку бренди и букет роз для Мейв от Милдред. Это вернуло завтрак к его обычному теплому и солнечному состоянию и придало его уверенности в человеческой природе после его негативных размышлений. Но Милдред никогда не принадлежала к той части человечества, в природе которой он когда-либо сомневался изначально.
***
На следующий день, после повторных метафорических блужданий вокруг предмета в своей голове, чтобы исследовать все возможности и углы, он удовлетворился тем, что, хотя это и было странно, простое предложение Милдред не содержало никакого скрытого ключа, который он должен был бы распознать. Отправление в своего рода моральный тур по коридорам власти мира вряд ли принесло бы что-то примечательное, кроме как скормить его мельнице сплетен о том, что штамм наконец добрался до Колдуэлла, и, возможно, — конечно, со всей должной вежливостью и требуемыми почестями, которые он мог бы лелеять в свои годы любви, — стоило ему работы.
И даже если он и получал серьезное и сочувственное внимание здесь и там, конфликты интересов были настолько запутанными, а истинные мотивы, стоящие за ними, настолько скрытыми, что любая инициатива, которую он мог бы разжечь, была бы разбавлена контрприказами и бюрократическими препонами задолго до того, как она могла бы вырасти во что-то скоординированное и эффективное в мировом масштабе. Он должен был знать, сыграв значительную роль в координации одного из крупнейших международных предприятий современности. Но Space Arm возник и смог функционировать так, как он это делал, именно потому, что все финансовые и политические силы, сплотившиеся за ним, были в выигрыше. Они вряд ли продемонстрировали бы ту же способность к согласованным действиям, когда увидели бы, что их просят отказаться от тех самых возможностей для расширения и диверсификации и в целом превзойти своих конкурентов, которые подстегивали их раньше.
Колдуэлл не собирался менять человеческую природу или то, как она формировала мир; по крайней мере, не в ближайшее время. Единственным другим фактором в уравнении была предрасположенность туринцев, которые рассматривали людей как агрессивно настроенных инопланетян, которых можно было бы великодушно принять, если бы их наклонности можно было обуздать и перенаправить; но если нет... кто знает, что? На первый взгляд, Колдуэлл не видел, что он мог бы сделать, чтобы изменить и это. Потребовалось бы что-то, что уменьшило бы расстояние между ними эмоционально и психологически, чтобы «чуждость» уменьшилась; это сделало бы людей «семьей», как он принял Милдред в своем Отделе ЮНСА.
После уничтожения Минервы турийцы продемонстрировали свою способность и потенциальную готовность формировать столь тесные связи, когда они вернули себе элемент Ламбии у лунян и попытались интегрировать их в свою цивилизацию, позже став еврейцами. Но эта попытка была омрачена вторжением энтов из сюрреалистического мира вычислительной символики, возникшего внутри JEVEX. Церийцы по собственной просьбе остались в своей собственной Солнечной системе после перемещения на Землю и стали предками терранцев. Разделение с тех пор породило чувство отчужденности, лежащее в основе внешне сердечных отношений, которые существовали сейчас.
Нужны были некие объединяющие события или события, которые бы превзошли все остальные соображения, что-то достаточно важное в умах турийцев — и людей тоже, — чтобы объединить две их расы в одну с общим будущим с таким же родством, которое турийцы смогли проявить к евленцам. Но что?
Затем от Ханта поступили новости о том, что группа ученых Туриена под руководством Иесяна решила проблему конвергенции временных линий. Если так, то это означало, что они были на грани получения связной информации из других частей Мультивселенной. Колдуэлл провел несколько часов в своем кабинете, изучая последовавший отчет и размышляя о его последствиях. Постепенно в его сознании сформировалось видение времени, когда пропасти, разделявшей их сейчас, не существовало; времени, когда расходящиеся истории ганимцев, терранцев, лунян, евленцев — все сошлись в мире, который существовал давным-давно.
Хватит думать, решил он тогда. Пришло время дать волю инстинктам и обойти систему. На ум пришла старая ирландская поговорка, что «раскаяние легче, чем разрешение». Теплое, бодрящее чувство старого Грегга Колдуэлла, снова приступающего к действию, нахлынуло на него. Он потянулся к пульту управления на своем столе и ввел код для доступа к каналу Отдела передовых наук в сети Туриена. Голос ВИСАРа заговорил несколько секунд спустя.
«Грегг Колдуэлл. Привет, давно не виделись».
«Да, ну, у тебя же нет здания, полного людей, и семьи, которой нужно управлять дома».
«Попробуйте пару десятков звездных систем».
«Ладно, ты меня поймал. Но приятно снова поговорить».
«Точно так же. Что я могу для вас сделать?»
«Можете ли вы рассказать мне, как починили Калазар? Мне нужно поговорить с ним. И я хотел бы, чтобы это было лицом к лицу через виртуальную систему, а не просто по телефону».
«Когда вы имели в виду?»
«Когда ему будет удобно. Сейчас я свободен».
«Одну секунду».
Колдуэлл рассеянно постукивал пальцами, представляя, как компьютер на другой звезде прерывает инопланетянина в середине чего-то прямо сейчас. Это все еще казалось сверхъестественным. Боже, церковь Эйнштейна ошиблась.
Затем «Калазар говорит: «Привет и рад тебя слышать». Как оказалось, теперь он подключен к системе. Если это бизнес, как насчет того, чтобы сделать его правительственным центром в Туриосе?»
«Хорошо. Дай мне две минуты».
Кэдвелл встал и прошел в приемную. Митци отлучилась по какому-то поручению. Он прошел по коридору и в комнату, где были установлены нейропары. У него были мысли установить один в своем кабинете, но он еще не принял решение. Уловки, чтобы произвести впечатление на посетителей, были не в его стиле, и лучше бы они были там, где они были доступны для всех. Он откинулся назад с чувством, которое всегда возникало у него, как у дантиста. Через несколько мгновений он стоял в ярко украшенной комнате с мраморными стенами, богатой мебелью, напольными покрытиями и драпировками, с окном, выходящим на башни и возвышающиеся арки. Калазар сидел на диване перед низким столиком, вокруг которого было расставлено несколько других сидений.
«Ты отлично рассчитал время. Я просто кое-что читал». Инопланетянин встал и указал на одно из сидений. «Присоединяйся ко мне, пожалуйста».
Нет, он должен был перестать думать «инопланетянин», напомнил себе Колдуэлл. Вот в чем был смысл всего визита.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
VISAR отказалась от своих попыток решить проблему конвергенции, создав «квантовую подпись», уникальную для конкретной вселенной, посредством которой другие вселенные могли быть эффективно заблокированы. Хотя концепция была достаточно разумной, оказалось, что количество информации, необходимое для определения стабильной зоны, экспоненциально увеличивалось с размером зоны. Это означало, что за пределами тривиальных экспериментов, которые имели мало ценности, кроме демонстрации принципа, количество вычислений, необходимых для достижения реалистичного рабочего объема, способного поддерживать что-либо стоящее, быстро возрастало до бесконечности, подвергая испытанию возможности даже чего-то вроде VISAR. Математики из Тьюриена надеялись, что они смогут найти какую-то форму сокращения или алгоритма, который сделает проблему разрешимой, но они были первыми, кто признал, что на данный момент у них нет четкого представления о том, что они ищут, и поиск решения, если таковое вообще существует, может занять годы.
Прорыв произошел с совершенно неожиданного направления, в котором не участвовали математики или продвинутые теоретики, а инженеры по космическим двигателям. Космический корабль Туриена работал на усовершенствованной форме двигателя, используемого в Шапироне, восходящей к ранним дням Ганимской Минервы, в которой корабль переносился внутри распространяющегося «пузыря» искаженного пространства-времени. В то время как современные суда Туриена получали энергию из межзвездной сети, излучаемой через h-пространство, Шапирон использовал собственные бортовые генераторы. Некоторые из группы Исяна изучали отдельную проблему поддержания когерентности стоячей волны, которая определяла объект, проецируем