— Привет, малявка. Что ты тут забыла? — грубо ответил он, но я пропустила это.
— Мне надо встретиться с мудрецом, — сообщила я, и он, проигнорировав, подбросил меня до главного острова. Слова моей благодарности он выслушивать, конечно, не стал и свалил до того, как я вообще успела что-то сказать. Обижаться и париться по этому поводу я не стала, обойдётся. Ещё я энергию и нервы тратить на кого-то буду.
Первым делом я создала двух клонов, одного простого и одного улучшенного. Простой после прибытия на место развеется, чтобы доложить мне, а улучшенный останется до моего прибытия.
Всё сделав, я отправилась в храм и уже через 15 минут была на месте перед Аромуном.
Этот храм был очень похож на католическую церковь: готический стиль, богатая резьба, витражи, тёмные тона, своды под потолком. Время потрепало строение, было видно, как от потолка к плачущей женщине с розой, нарисованной на стекле яркими красками, тянулись множество ниточек паутины, и как они трепетались от движения воздуха; были заметны лёгкие сколы резьбы и осыпь фресок. Из-за пустующего огромного пространства шаги отдавались гулким эхом. Лучи солнца проходили сквозь цветные окна, создавая россыпь цветов на тёмном каменном полу, а ещё эти лучи были видны в пространстве, их траектория падения. И, когда я вошла в этот радужный "коридор" света, взглянув вниз, заметила, что всё моё тело было покрыто цветными пятнами. Мои руки, испещрённые шрамами, впервые стали мне казаться чем-то невероятно красивым в этом сиянии. Этот храм... не хотелось покидать. Здесь было тихо, красиво, чисто. Спокойно.
— Ты явилась сюда, чтобы найти на свой вопрос ответ, — тихо и хрипло протянул мудрец, чуть приоткрыв глаза и снова их закрыв. Он, как всегда, лежал на большой подушке посередине храма и, кажется, спал, пока не пришла я.
— Да, верно. У меня есть вопрос, который уже долгое время меня беспокоит. Мне один человек сказал, что Мир — это маятник, а также… — замолчала я, думая, как спросить, что всё идёт по канону. Они ведь будущего не знают, в отличие от меня. — Мне бы хотелось узнать, работает ли эффект бабочки в нашем мире. Ну, то есть, если переместиться в далёкое прошлое и что-то изменить, то кардинально изменится весь мир в настоящем.
— Интересные вопросы ты задаешь, — снова открыл он глаза и внимательно посмотрел своими фиолетовыми зрачками. — Эффекта бабочки нет в нашем мире.
— Но... — опешила я, — как это — нет?
— Вот так и нет, правильно сказал твой друг, наш мир — это маятник.
— То есть… — начала я судорожно соображать, — то есть… ВСЁ НАОБОРОТ?! — наконец-то дошло до меня. Весь пазл встал на место, невидимыми нитями соединяя события.
— Всё верно, наш мир стремится к предначертанному ему плану. И если что-то идёт не так, то мир тут же пытается это восстановить и привести в равновесие. Невиданные силы управляют судьбами людей, убирая тем самым всё ненужное и восстанавливая утраченное.
— Тогда зачем нужна я?! — выкрикнула я в порыве эмоций. В моей голове совершенно не укладывался тот факт, что мир справится и без меня! Зачем меня тогда сюда послали, если прекрасно справятся и без меня?
Поняв, что выкинула, я тут же заткнулась, пытаясь усмирить в своей душе обиду и негодование. Впервые за долгое время я действительно обиделась. Обиделась на что-то или кого-то. Самой пока не ясно! Но, чёрт подери, эти чувства сжирают. Словно какой-то комок внутри моей души сжался мгновенно и разжался. Не поняла, что это.
— Ариза, иногда есть безвозвратные события, последствия которых не исправить. И мир не успевает подстраивать события таким образом, чтобы успеть спасти его.
— Не верю, — отрицаю я.
— Можешь верить, можешь — нет, не нам судить, не нам подвластно это.
— Просто… — опускаю голову, понимая, что я лишняя в этом мире, и как только я выполню свою миссию, то меня могут тут же убрать по велению вселенной. — Я… не знаю… Аромун-сама, скажите, а сколько у вселенной примерно уходит на то, чтобы восстановить мир?
— Это мне неизвестно, но мне кажется, что от одного дня до десятилетий.
— Хорошо, — сглотнула я, понимая, что у меня ещё будет возможность пожить в этом мире после того, как я выполню миссию. Вот только день или полвека — мне неизвестно. Как это страшно… Понимать, что тебя словно выращивают на убой. Хотя нет, не свинью на убой, а словно курицу, чтобы сначала яйца давала, а потом можно и зарезать.
Я попросила Аромуна, чтобы, если я не буду долго появляться в этом мире, они взяли воспитание дракончика на себя. А потом вышла из храма практически в испорченном настроении. Было обидно, неприятно… больно? Мне не хотелось принимать этот факт, эту данность. Мозг отказывался верить. Свет остался позади.
Я настолько погрузилась в свои мысли, вспоминая все моменты, связанные с маятником, что даже не заметила, как дошла до дома.
Встав у порога, я не хотела входить внутрь, хоть и соскучилась по своему любимцу. Я ощущала весь осадок, как свинец, который словно осел на дно и травит душу. Свинец, что как яд, который я приняла сама. И мне не хотелось, чтобы он почувствовал это. Всё это. А он поймёт, он не глупый. Но потом всё-таки осмелилась постучаться, чтобы клоны открыли.
***
В гостиницу я вернулась уже под ночь. Поэтому решила никого не будить, а тихо влезла в окно.
Закрыв за собой створки, я на цыпочках подкралась к своей комнате и увидела, что в нашей комнате свет уже выключен, а вот в соседней включён. Наверное, Наруто, Джирайя и Какаши там уже ложатся спать.
В эту же секунду я вспомнила про свиток, что передал мне Минато и попросил отдать Наруто. И я поняла, что это наилучший момент. Так как если у меня что-то пойдёт не так и я не смогу открыть, то мне поможет в этом Джирайя.
Я тихо, но со скрипом, открыла нашу дверь и вошла в комнату, бросив взгляд на спящего Саске. Моей целью было взять рюкзак, что я и сделала, а после на носочках, осторожно, чтобы не разбудить, пошла обратно.
Я вышла и, закрыв дверь, направилась к комнате, где был Наруто, и, постучавшись дождалась, когда мне откроют дверь.
Открыл мне сенсей Какаши, который уже, по-видимому, готовился ко сну.
— Привет, Ари-чан, что надо?
— Какаши-сенсей, а вы можете позвать Наруто? — попросила я.
— Я не знаю, где Наруто, но уверен, что он тренируется, — почесал он за затылком и улыбнулся одним глазом.
— Хм, вот оно как... спасибо! — сказав напоследок, я скрылась за поворотом коридора, направившись к выходу.
«Что и требовалось узнать. Ну, предсказуемо. И как я его не услышала? Он же расенганом шуметь должен был», — пронеслось в голове, когда я перепрыгивала с одной ветки дерева на другую.
На месте я была уже через десять минут. И, спустившись с дерева, увидела Наруто, что, сидя на коленях и упираясь одной рукой в дерево, а второй в землю, тяжело дышал. Вокруг было много испорченных расенганом деревьев, а в нос тут же ударил жуткий запах гари. Ну и попортил же он местность.
— Наруто, ты как? — подошла я ближе и заметила, что все его руки были опять обожжены. — Пойдём? Отдохнуть надо всё-таки.
— Нет… — замотал головой мальчик, и я села перед ним.
— Наруто, пойдём домой, ты выспишься, а завтра с новыми силами в бой, — положила я руку на плечо друга.
— Домой? — переспросил он, и следующие слова словно сбили меня с ног: — У меня нет дома…
В груди так резко что-то сильно сжалось. В комок пустого вакуума. Как знакомы мне эти слова. Они словно огонь, который обжёг душу, оставляя после себя лишь пустое послевкусие отвращения.
— Что ты такое говоришь? — сжимаю я руку на его плече. — Как ты вообще можешь такое говорить!? — спрашиваю я и поднимаю за подбородок его голову.
Он, закрыв глаза, отворачивается, будто прячется, и я вижу, как бегут дорожки слёз по его маленькому запачканному лицу. Мне хочется встрясти его, привести в порядок, узнать, что произошло. Но я и так знаю, что. Произошло самое страшное, что может произойти в жизни любого ребёнка. Он остался без своего единственного родителя. Он остался сиротой.
— Ари… — дрогнул его голос, и я крепко обняла его, так сильно, что он хотел отстраниться, сопротивляться, но не смог. У него не было сил. Да и у меня, но мне было очень больно.
— Наруто… друг, не держи в себе. Я рядом, — тихо сказала я, почувствовав, как он начал плакать. Его грудь затряслась. Я ослабила хватку. И он стал быстро и поверхностно дышать.
— Ты слышишь? Я с тобой.
— Я столько раз просил его научить меня этой технике, — дрожащим голосом шепчет он. — Но он всегда говорил, что рано ещё. Что он обучит позже. Он лгал. С самого детства. Не до меня было. Он словно не любил меня.
— Наруто… это не так. Он любил тебя. Он любил! Он всегда любил тебя! — воскликнула я, и он заплакал ещё сильнее. В надрыв. Я видела, как сжимаются с силой его зубы и веки, как напряжена челюсть. Как по щекам катятся дорожки слёз. Одна за другой. Одна за другой.
Это дикая потеря. Невероятное отчаяние. Он сжался в комок и, схватившись за грудь, надрывно зарыдал. От нехватки кислорода грудь сжимали спазмы. Его пальцы крепко сжимались на футболке с левой стороны, на сердце. Мне вдруг стало так больно в душе. Так больно смотреть на это. — Хватит держать всё в себе, — сказала я ему, или скорее, себе.
Я заплакала. Тоже. Мы сидели на земле, обнявшись, и просто плакали. Плакали не переставая. На все силы. Чтобы выпустить всю ту грёбанную боль! У меня не было ни отца, ни матери. Ни в том мире, ни в этом. Я не знаю фразы: «Я люблю тебя, доченька». Я никогда не слышала её. Я не знаю, каково это — просыпаться утром, идти на кухню и видеть маму за плитой. Или того же отца за газетой или книгой, который бы грозно посмотрел или одобрительно улыбнулся... У меня не было этого! Я сирота. Наруто знал это. И теперь он тоже! И нам больно от этого... Больно… Больно. Больно!
Слёзы текли по моим щекам, я зарылась в плечо друга, сжала его предплечье. Так же, как и он плакал в мои волосы. И мы, просто облокотившись на дерево, сидели так и всхлипывали. А потом слёзы закончились. Ушли. А боль и горе остались. От потерянного детства. От боли потери близкого нам человека.