— Нам известно, что последний всплеск решимости силой разрубить узел противоречий по поводу Проливов у дипломатов России, но подчеркну, не у военных, приходился на вену этого года, — начал излагать свои рассуждения министр финансов — невысокий круглый еврей с лысиной и умными, проницательными глазами.
Джавид всегда держался независимо благодаря многочисленным связям с банкирами Запада. К нему стекалась информация по каналам наиболее закрытым — финансовым. (Не позже начала марта 1915 года именно Джавид-бей через нейтральных финансистов Европы, с которыми он еще до войны поддерживал контакты вне зависимости от того, к какой из противоборствующих групп великих держав они формально принадлежали, добился приглашения от имени Т. Делькассе встретиться с представителями французских кругов, заинтересованных в мире. Джавид из всех османских лидеров был наиболее приемлемой фигурой в глазах европейской элиты).
— Так эта очередная фантазия политиков, — продолжал Джавид, — весьма скептически оценивалась в российской Ставке и в военно-морских кругах. Единственное, что там считают возможным, это установление в какой-либо форме «военного контроля» над судоходством в Босфоре. Подчеркну, это — путь сепаратного соглашения с нами. Причем, в этих кругах предполагают сохранить наш суверенитет над Стамбулом и обоими Проливами. Их Ставка считает возможным вывести нас из войны до заключения общего мира и реставрировать свободный режим Проливов эпохи русско-османского союза 1833 года.
— На совещании стран Антанты в Лондоне в январе начале февраля и в Сен-Жан-де-Мориен (во Франции) в апреле по существу не учитывались интересы России, естественно не рассматривались позиции османского правительства. Прозвучала лишь оговорка Лондона и Парижа, что без согласия Петрограда притязания Италии в расчет не будут приниматься. Это была только формальная вежливость союзников вашего северного соседа. «В России — бунтуют, в Турции пьют кофе. Бог с ними, обойдемся», — писала тогда французская пресса, — двусмысленно прибавил высокий худощавый Шнитке и утонул в сигарном дыму…
— Напомню вам, уважаемые, что существует и никем не отменено окончательное определение зон раздела Османской империи Антантой (оставим за скобками проблему будущего Босфора и Стамбула). Россия должна получить области Эрзерум, Трабзон, Ван и Битлис, а также ту часть Курдистана, что к югу от Ванна и Битлиса, — резонно и уверенно стал излагать свою позицию Джавид. — Вся юго-восточная Анатолия и населенные арабами области Малой Азии планируется передать под контроль Великобритании и Франции в виде особых цветных зон оккупации; Палестина должна быть выделена в особую зону под контролем международной комиссии союзников по согласованию с шерифом Мекки. Там планируется создать независимое еврейское государство. Однако правительство России считает, что «палестинский вопрос еще недостаточно созрел». Но Россия не относится к сионизму отрицательно, и… русское правительство, наоборот, сочувствует водворению иудеев в Палестине при условии, однако, чтобы не были затронуты права и привилегии их «Святых мест» — в Иерусалиме, Назарете и пр. В Аравии планируют создать независимое арабское королевство. Италии же намерены передать зону Измира с прилегающей областью. Авторами этого проекта являются британский и французский дипломаты Сайкс и Пико. Сами видите, уважаемые, какую участь уготовили империи лидеры Антанты.
— Да. Благодарим вас за информацию, уважаемый Джавид-бей, — в раздумье произнес Энвер. — Положение осложнено разрывом наших отношений с Соединенными Американскими Штатами (с апреля 1917 г.), а с августа — и началом войны с Грецией. И все же у меня есть определенная уверенность, что в настоящий момент Греция не представляет для нас серьезного противника. Дело не в том, что греки слабы и не способны воевать с нами. Нет, Греция, пожалуй, не менее, а более чем Россия, опасна нам и Империи Османов. Но сейчас она не решится на активные военные действия, так как около миллиона греков Анатолии — наши заложники. Мы еще найдем силы расправиться с анатолийскими греками не хуже, чем с анатолийскими армянами в 1915 году. Конечно, Италия и США как непосредственные противники на полях сражений пока не представляют для нас опасности. Вижу выход из нарастающей катастрофы и в том, что союзники по Антанте не сговорятся между собой. Пока я еще надеюсь на посредничество Вудро Вильсона. Но особо полагаюсь на Россию. События там придают мне надежду. Народы Кавказа (особенно мусульмане) Российской империи скоро заявят о себе, а мы поспособствуем этому. Кроме того, мы еще располагаем сильной армией. Хафиз, в каком положении сейчас наши войска? — Под ружьем у нас около трех миллионов. Но армия плохо вооружена, разута. Аскеры голодают. Из них на фронтах боеспособных не более 600 тысяч штыков и сабель, не более 400 тысяч — в тылу. На европейском театре находится до 90 тысяч солдат. Наиболее боеспособные части по просьбе наших уважаемых союзников (Хафиз-бей сделал легкий поклон в сторону Шнитке) переброшены на Восточный фронт и воюют против России. Три пехотных дивизии в Добрудже и Валахии. Две дивизии — в Галиции. Правда, они несут огромные потери. Только в Галиции мы уже потеряли до 35 тысяч солдат. Две дивизии дерутся против союзных войск Антанты в Македонии, — доложил начальник разведки.
— Благодарю, уважаемый Хафиз-бей, — молвил Энвер.
Он был доволен состоявшейся беседой, ибо знал, что Шнитке немедленно доложит фон Сандерсу о состоявшемся обмене информацией, что было в интересах турецкого военного руководства.
Анна Павловна Спасская (урожденная Жуковская) — матушка Кирилла — встретила сына и его невесту холодно. Сразу дала понять, чтобы искали себе квартиру или комнату, так как весь второй этаж дома на Маросейке напротив Колпачного переулка, который занимала ее многочисленная семья, был и так тесен. Кирилл, конечно же, снял неплохую отдельную комнату в доме на той же улице, но ближе к центру города. Счастливые дни жизни с Соней в осенней, золотой Москве, под тихий шелест листопада, потекли рекой. Наступило продолжительное и теплое бабье лето. В начале октября они венчались в храме апостолов Петра и Павла у Яузских ворот. На их венчании был только родной брат Кирилла Владимир с женой Инной. Они и стали свидетелями их брака. Ни мать, ни кто другой из родных не пришел. Вначале батюшка крестил Соню полным чином крещения с троекратным погружением. Когда же та стала рабой Божией Софией, приступил к обряду венчания. Соня была прекрасна в сиреневом длинном платье с влажными вьющимися прядями каштановых волос, выбивавшихся из-под серебристого платка. Кирилл — хорош в военном мундире прапорщика с погонами на плечах. С венцами на челе они испили брачную чашу, дали обет любви и верности, обменялись кольцами, и священник водил их вкруг аналоя по храму. И Софья Иосифовна Подгайская стала Софьей Косминой.
После свадьбы подолгу, целыми днями гуляли они залитыми осенним солнцем, то еще теплыми, то уже прохладными, укрытыми багрово-золотым покровом листвы улицами древней столицы. Пили кофе, вино, в кафе и в кабачках. И им казалось, что в России, да и во всем мире не было ни войны, ни революции, и что нигде не лилась кровь во имя высоких социальных и патриотических идеалов. Космин был совершенно счастлив и спокоен. Но иногда замечал он, что взгляд его молодой прекрасной жены становится печальным и отрешенным. Он гнал от себя всякие сомнения и мысли на этот счет.
Удивительные и неожиданные порой явления и потуги рождала русская революция. С чувством изумления порой читает профессиональный историк строки документов, запрятанных в секретных архивах бывшей Советской России…
«Господин городской голова!
Вы — представитель нашей древней столицы — матери Москвы, спасенной царями. Дайте царя Николая Николаича! Верните нам Польшу и Украину. Ужели не видите, что гибнет Россия из-за никому не нужной революции? Ужель нет у сынов Москвы ни жалости, ни сострадания к Отечеству? Россия гибнет ежедневно, и гибнут бесцельно ея сыны. Россией правят люди ей чуждые и непонимающие в Государственном деле. Министры Гучков и Керенский сгубили Россию, развратили и ослабили нашу армию, ведут Россию к нищете, в руки немца, восстановили солдат против офицеров какой-то неизвестной слободой. И что ожидается дальше — развал и нищета. И враг врывается в наше Отечество. Что же дальше?
Чернов, купленный немцем, творит гадость. Это — Вильгельма помощник, ленинец. Терещенко израсходовал всю царскую казну направо и налево. Отказались от проливов и Константинополя — нашей заветной мечты, и из-за этого отказа возлополилась армия. Бежит с поля сражения, все бросая на пути. Хаос, все из-за министров. Хотят министры лишить нас Украины, Польши, Хивы и Финляндии, разорвать Русь на клочки. Этого бы царь никогда не сделал. Царь берег свое государство, а без царя, как без пастыря гибнет Русь. Противно смотреть на красное знамя. Солдаты, мы распустились. И начальство распустилось ради несчастной революции.
Никому не нужна эта революция! И республика нам не нужна. Мы — монархисты, нам нужен царь. Мы без царя жить не можем. При царе пойдем сражаться под царским знаменем, а не под красным знаменем. И тогда с позиции некто не убежит из нас, солдат. Просим, дайте нам царя Николая Николаича или Михаила.
Не дробите России. Не отделяйте от России ни Финляндии, ни Украины, не давайте им никакой самостоятельности. Не хотим мы республики. Дайте нам скорей царя Николая Николаича или Михаила. И тогда мы вернем все: и Польшу, и получим проливы и Константинополь, и Украина спасется. Давайте скорее царя, а то разгромим все, солдаты.
Никакой независимости Польши не признавайте. Никакой Рады Украинской не признавайте, ей не позволяйте самовольничать. И упразднить эту ненужную Раду. ДАВАЙТЕ СКОРЕЕ ЦАРЯ.
В тылу нас держат, не учат. Толку нет. Все разворовывается и распродается. Давайте нам проливы и Константинополь — наша заветная мечта. И тогда голову положим за царя, за веру и Отечество, но не за ненужную революцию. Не отпускать от России Польши и Украины. Временного правительства и Керенского мы не признаем, а требуем царя Николая Николаича или Михаила. Будь проклята революция, слобода и Керенский. А требуем царя.