Такое же избиение произошло с ранеными и больными, лежавшими в двухклассном Елизаветинском училище. Заведующий этим училищем, жена его и несколько местных казаков, живших напротив, удостоверили Комиссию, что большевики, придя туда, также сначала выгнали всех «вольных» со двора и из помещения училища, а затем, поставив к дверям и воротам стражу, вошли в училище, откуда вслед за входом большевиков послышались стоны и крики раненых.
Через некоторое время большевики начали выходить из училища, все измазанные кровью, и обмывали себя и свое оружие, топоры и лопаты от залившей их крови в стоявших на дворе корытах, а затем снова возвращались в училище продолжать свое кровавое дело.
2-го же апреля вечером большевики приказали местным казакам убрать из всех лазаретов тела убитых ими раненых и больных и свести их «на гной» в камыши, т. е. выбросить их, чтобы они сгнили в камыше. Однако казаки отвезли трупы убитых на кладбище и зарыли там в общую могилу.
Лица, входившие в школы, где находились лазареты, после ухода оттуда большевиков показали, что вид лежавших там трупов был нестерпимо ужасен. Тела убитых валялись по всем комнатам в изуродованном виде — так, один офицер лежал, держа в закостеневших руках свою же отрубленную ногу, у другого были выколоты оба глаза, у некоторых были отрублены головы и разрублены лица, у других же вся грудь и лицо были исколоты штыковыми ранами и т. д.
Тут же среди трупов лежали стонавшие недобитые раненые. Пол был залит огромными лужами крови, а солома, служившая подстилкой раненых, была насквозь пропитана кровью. Крови было так много, что ходить по полу, по словам очевидцев, было очень скользко.
Священник, случайно находившийся на кладбище, и казаки, зарывавшие могилу, показали, что большинство тел было настолько изуродовано и изрублено, что представляли собой прямо отдельные куски человеческого мяса.
Выяснить точное число и все имена убитых большевиками в лазаретах станицы Елизаветинской раненых и больных участников Добровольческой Армии не удалось, но, по показанию одного казака, закапывавшего трупы, он насчитал положенных в могилу 69 тел.
Кроме того, тогда же были убиты и две сестры милосердия, из которых одну большевики бросили в Кубань, а другую, совсем молодую девушку, институтку 6 кл., Веру Пархоменко, расстреляли за кладбищем.
Настоящий акт расследования основан на данных, добытых Особой Комиссией с соблюдением правил, установленных в Уставе Уголовного Судопроизводства.
Марта 20 дня, 1919 года г. Екатеринодар.
ДЕЛО № 15
СВЕДЕНИЯ
о злодеяниях большевиков в гор. Екатеринодаре и его окрестностях
В г. Екатеринодар большевики вступили 1 марта 1918 года. В тот же день была арестована группа лиц мирного населения, преимущественно интеллигенции, и все задержанные в числе 83 лиц были убиты, зарублены и расстреляны без всякого суда и следствия. Трупы были зарыты в трех ямах тут же в городе. Ряд свидетелей, а равно врачи, осматривавшие затем убитых, удостоверили случаи зарытия недобитых, недорубленных жертв. В числе убитых опознаны: член городской управы Пушкарев, нотариус Глоба-Михайленко и секретарь Крестьянского Союза Молинов, а также дети 14—16-летнего возраста и старики свыше 65 лет. Над жертвами издевались, отрезая им пальцы рук и ног, половые органы, обезображивая лица. 4-го того же марта, после ряда издевательств и троекратного ареста, был зарублен в Екатеринодаре, у гостиницы Губкина, полковник Орлов; равным образом уничтожена его семья, состоявшая из жены, двух дочерей и двух сыновей.
Изложенные данные основаны на показаниях свидетелей и судебно-медицинских осмотрах.
ДЕЛО № 18
АКТ РАССЛЕДОВАНИЯ
о социализации девушек и женщин в гор. Екатеринодаре по мандатам Советской власти.
В г. Екатеринодаре большевики весною 1918 года издали декрет, напечатанный в «Известиях Совета» и расклеенный на столбах, согласно коему девицы в возрасте от 16 до 25 лет подлежали «социализации», причем желающим воспользоваться этим декретом надлежало обращаться в надлежащие революционные учреждения. Инициатором этой «социализации» был комиссар по внутренним делам еврей Бронштейн. Он же выдавал и «мандаты» на эту «социализацию». Такие же мандаты выдавал подчиненный ему начальник большевистского конного отряда Кобзырев, главнокомандующий Иващев, а равно и другие советские власти, причем на мандатах ставилась печать штаба «революционных войск Северо-Кавказской Советской республики». Мандаты выдавались как на имя красноармейцев, так и на имя советских начальствующих лиц, — напр., на имя Карасеева, коменданта дворца, в коем проживал Бронштейн: по этому мандату предоставлялось право «социализации» 10 девиц. Образец мандата:
МАНДАТ
Предъявителю сего товарищу Карасееву предоставляется право социализировать в городе Екатеринодаре 10 душ девиц возрастом от 16 до 20 лет, на кого укажет товарищ Карасеев.
Главком Иващев
Место печати
На основании таких мандатов красноармейцами было схвачено больше 60 девушек — молодых и красивых, главным образом из буржуазии и учениц местных учебных заведений. Некоторые из них были схвачены во время устроенной красноармейцами в Городском Саду облавы, причем четыре из них подверглись изнасилованию там же, в одном из домиков. Другие были отведены в числе около 25 душ во дворец Войскового Атамана к Бронштейну, а остальные в «Старокоммерческую» гостиницу к Кобзыреву и в гостиницу «Бристоль» к матросам, где они и подверглись изнасилованию. Некоторые из арестованных были засим освобождены — так была освобождена девушка, изнасилованная начальником большевистской уголовно-розыскной милиции Прокофьевым, другие же были уведены уходившими отрядами красноармейцев, и судьба их осталась невыясненной. Наконец, некоторые, после различного рода жестоких истязаний, были убиты и выброшены в реки Кубань и Карасунь. Так, напр., ученица 5-го класса одной из екатеринодарских гимназий подвергалась изнасилованию в течение двенадцати суток целою группою красноармейцев, затем большевики подвязали ее к дереву и жгли огнем и, наконец, расстреляли.
Фамилии потерпевших лиц не опубликовываются по понятным основаниям.
Настоящий материал добыт Особой Комиссией с соблюдением требований Устава Уголовного Судопроизводства.
Составлен 25 июня 1919 г. в г. Екатеринодаре.
Между тем в конце весны и начале лета 1918 года ожесточенные бои и стычки развернулись по всему Северному Кавказу от берегов Таманского полуострова и Черного моря до восточных степей Ставрополья и Прикумья. Но теперь основную тяжесть борьбы с советской властью взяло на свои плечи кубанское и терское казачество. На самом Западе — в низовьях Кубани — собирались в кулак разрозненные отряды красных, сформированные из батраков, иногородних, солдат разбитой 39-й армии, моряков-анархистов, сошедших с потопленных кораблей Черноморского флота. Они отступали на Таманский полуостров, оставляя за собой выжженные казачьи станицы и хутора. Большевистское командование пыталось на марше сформировать из этой разношерстной, но готовой драться насмерть толпы Таманскую Красную армию. В начале лета руководству Добрармии стало ясно, что Таманская армия красных стремится прорваться к побережью Черного моря и укрыться от белого казачества за Кавказским хребтом. Другая, менее организованная часть — отряды разгромленной 39-й армии и многочисленные партизанских соединения красных — отступали на восток, к Ставрополю и в степи реки Кумы. Развернувшаяся на юге России Гражданская война все более и более осложнялась обострением стародавних противоречий между казаками и иногородними.
Но здесь же все ярче и ярче вспыхивали еще более древние противоречия между русским населением и горцами Северного Кавказа: чеченцами, ингушами, кабардинцами, осетинами, карачаевцами, черкесами, адыгами. Горцы, как правило, были самым непредсказуем фактором гражданской бойни в России. Деникин и Алексеев хорошо помнили, как во время первого Кубанского похода черкесы Текинского полка, примкнувшие к Добрармии, выжгли и вырезали слободу Горькая Балка со всем русским населением. И уже весной 1918 года банды горцев-абреков стали совершать набеги на казачьи хутора и станицы, жечь и грабить их. Казаки жестоко мстили обитателям горных аулов. Никто не мог поручиться за вооруженные отряды чеченцев, ингушей, кабардинцев или черкесов, которые могли участвовать как на стороне белых, так и на стороне красных, или в любой момент переметнуться из одного лагеря в другой, чтобы жечь, грабить, убивать и угонять в рабство мирное население.
Всю тяжесть советской продразверстки испытала на себе хлеборобная Тамбовская губерния. Во многих деревнях и селах Тамбовщины с весны 1918 года прославилась «Красная Соня» (С. Н. Гельберг), которая командовала «летучим отрядом», состоявшим из революционных матросов, анархистов, мадьяр, китайцев. Приходя в деревню или село, она в первую очередь расстреливала всех богатых и зажиточных крестьян и создавала там советы. Формировали советскую власть на селе в основном из пьяниц, бедноты и батраков. Работящие, средние и зажиточные крестьяне от такого «почета» отказывались. Звали «Красную Соню» еще и «Кровавой Сонькой». Прозвища эти она вполне заслужила, ибо любила собственноручно расстреливать офицеров, священников и гимназистов на глазах матерей, жен и детей, да еще всячески глумясь над своими жертвами. Народная молва о ней разлеталась по всем уездам Тамбовщины, и люди, никогда не видевшие ее в глаза, хорошо знали о ней. После ее ухода из села созданные ею советы тут же сами разбегались. Продотряды красных просто-напросто выгребали у крестьян весь хлеб, оставляя их умирать голодной смертью. Первой и самой массовой формой сопротивления продразверстке стало сокращение крестьянами посевных площадей. Поля засевались в размерах, необходимых только для личного потребления. Но уже 21 августа 1918 года крестьяне села Каменка, что в 54 верстах южнее Тамбова, разгромили продотряд, который принудительно изымал последнее продовольствие у людей. За ним поднялось и село Хитрово, что располагается южнее Каменки. Так зачиналось крестьянское движение «зеленых» — последняя крестьянская война в России.