Павел I – попытка возвращения России к себе
Этого загадочного правителя некоторые почитают как святого – сейчас уже меньше, но до революции в народе жило устойчивое широкое поклонение императору-мученику.
Загородный дворец предков Павла в Гатчине при нем стал его главной резиденцией. Он поселился здесь, как бы подчеркивая свою отчужденность от столичных элит. У него давно зрела неприязнь ко всем начинаниям матери и к разнузданному духу двора, что царил при ней.
Взойдя на трон, он очень явно обозначил смену курса торжественным перезахоронением праха своего отца, Петра III. Екатерина ведь его свергла и память о нем затоптала, но Павел ее воскресил. Церемония прошла в Петропавловской крепости – усыпальнице всех императоров. На похоронной церемонии регалии несли Алексей Орлов и другие участники цареубийства, а Павел собственноручно совершил неслыханный до того обряд коронования родительских останков.
Так, наспех перекраивая итоги и стиль прежнего правления, Павел нажил себе первых врагов. В первую очередь в лице дворян – потому что отменил дарованную Екатериной дворянскую вольницу. Теперь аристократы снова должны были служить. Он поднял для дворян налоги, приказал им строить казармы, оплачивать судебные учреждения, запретил подавать коллективные прошения, запретил допускать к участию в выборах дворян, уволенных со службы за проступки, упразднил губернские дворянские собрания.
Все это не могло не вызвать среди элит всплеска негодования и даже ненависти, но объективно это было болезненное и необходимое исправление кривизны тогдашней жизни.
Крестьяне при Павле наконец чуть вздохнули, живо почувствовав облегчение от прежних непосильных тягот и несправедливости их положения: число дней в неделю, когда они должны были трудиться на хозяина, уменьшалось. Манифестом о трехдневной барщине Павел запретил помещикам отправление барщины по воскресным дням, праздникам и более трех дней в неделю. Была отменена разорительная для крестьян хлебная повинность и прощена недоимка подушной подати. Было запрещено продавать дворовых людей и крестьян без земли, разделять семьи при продаже. Губернаторам было предписано наблюдать за отношением помещиков к крестьянам, а о случаях жестокого обращения с крепостными докладывать императору. Да и самим крестьянам было разрешено жаловаться на своих помещиков.
И все это совершалось стремительно, за первые же годы правления! Принятые меры возвращали социальную гармонию в государство, ставшее совершенно рабским при Екатерине. Кто знает, может, Павел и отодвинул, сколько мог, революцию, но сделал это ценой собственной жизни, создав заговорщиков в дворянской среде и своем ближайшем окружении.
В армию при нем вернулась дисциплина – пусть и слегка на немецкий лад, из-за чего Павел ссорился с Суворовым. В новой форме было полезное нововведение – шинели, которые сменили в 1797 году прежние епанчи и спасли множество русских солдат. За малейшие промахи офицеров ожидало разжалование. В то же время солдатам разрешили жаловаться на злоупотребления командиров и наказывали их не так часто, как раньше. Впервые в Европе были введены наградные знаки для рядовых.
Павел сумел уврачевать и многолетний напряженный российский раскол – дозволил старообрядцам строить храмы по всей России и утвердил положение о единоверческих церквях, одновременно и православных, и староверческих. С тех пор старообрядцы особо чтут память Павла I.
Как сейчас бы сказали, он был «народным правителем». Ставил на простых людей, а элиту всерьез урезонивал. Именно Павел остановил порочную цепочку дворцовых переворотов. В день своей коронации в Успенском соборе Кремля Павел I публично прочел принятый новый закон о престолонаследии. В нем были жесткие и понятные всем правила наследования престола: введенная Петром I практика назначения наследника упразднялась – уж больно много из этого следовало интриг и переворотов. Этот акт Павел составил, еще будучи наследником, – в 1788 году, и 10 лет эта бумага хранилась здесь, в Успенском соборе! Павел первым из русских самодержцев дерзнул официально назвать себя главой Церкви, имея в виду, что он глава мирян, а не епископата. В документе есть пункт о невозможности восшествия на престол лица, не принадлежащего к православной церкви, – Павел понимал Россию. Когда-то в завещании его прабабки Екатерины I тоже это было: «Никто никогда российским престолом владеть не может, который не греческого закона».
В отличие от прежних правителей этого века, Павел особенно остро чувствовал роль Церкви в жизни страны и ее миссию.
Он спешил исправить ошибки екатерининских гонений на Церковь: освободил духовных лиц от телесного наказания, увеличил штатные оклады духовенству, принял меры по обеспечению вдов и сирот духовного звания, повысил ассигнования на духовные школы.
При нем война с французами была осознана как борьба христианской России с атеистической империей. Павел вообще осознавал себя как вождь европейской реакции, защитник христианства на Западе. Даже папа римский назвал Павла «другом человечества и защитником угнетенных».
Втянувшись в сложную геополитическую игру, которой рулили англичане – как всегда, чужими руками, – Павел флотом Ушакова вышиб французов с Мальты, этой сторожевой башни Средиземноморья. После чего устроил там базу российского флота и провозгласил себя протектором (защитником) Мальтийского ордена. В 1799 году в Россию с острова были перенесены потрясающие святыни: правая рука Иоанна Предтечи, которой он крестил Спасителя, а также часть Животворящего Креста и Филермская икона Божией Матери. Их торжественно поместили в церковь Спаса Нерукотворного в Зимнем дворце, в честь этого события была даже составлена особая служба на 25 октября. В календаре 1800 года Мальта уже обозначалась в числе русских губерний.
Первый русский гимн «Коль славен наш Господь в Сионе»
Это, наверное, самый яркий символ настроения в стране павловской поры. Песня славы России – по сути, песня славы Господу. Поэт Херасков переложил в стихи 47-й псалом. Вот слова гимна:
Коль славен наш Господь в Сионе,
Не может изъяснить язык.
Велик Он в небесах на троне,
В былинках на земле велик.
Везде, Господь, везде Ты славен,
В нощи, во дни сияньем равен.
О Боже, во Твое селенье
Да внидут наши голоса,
И взыдет наше умиленье,
К Тебе, как утрення роса!
Тебе в сердцах алтарь поставим,
Тебе, Господь, поем и славим!
Главная песня страны – это молитва! Молитвой будет и следующий наш гимн – но «Боже, царя храни» все же ставит в центр самодержца, а в этом, павловском гимне в центре – Господь.
Ежедневно в полдень мелодию «Коль славен…» вызванивали 37 курантов на Спасской башне Московского Кремля, и продолжалось это вплоть до революции 1917 года! В XX веке гимн негласно стал считаться гимном русской эмиграции[37].
Говорят, Дмитрий Шостакович вплел мотив «Коль славен…» в известную песню 50-х годов «Родина слышит, Родина знает» – Юрий Гагарин насвистывал эту песню прямо перед стартом в космос.
Павловское короткое правление будет пропитано попыткой оживления религиозного чувства в стране, где оно уже сильно остывало. И по уже известному закону, согласно которому за умножением благочестия (хотя бы за малым к нему стремлением) следует рост величия страны, вслед за пробуждением духовных сил народа пробуждается и внешняя физическая мощь России.
Русская Америка: святой Герман Аляскинский
Никогда в этом веке Россия не имела столько славы в мире, сколько при Павле I. Суворовский и ушаковский победные броски в Европу снискали нам невиданную славу среди освобожденных народов, да и среди врагов-французов. Все это стимулировало и подъем внутри страны. Народ ощущал царя своим и близким. Сон екатерининского времени прошел.
При этом императоре Россия своей территорией почти обогнула земной шар: от средиземноморской Мальты до Русской Америки и Калифорнии и Северного Ледовитого океана. На исходе павловского правления отряды казаков были отправлены на завоевание Индии – это был большой проект Павла и Наполеона, неслыханный удар по Англии, которая без своей индийской колонии переставала быть мощной державой.
При Павле было довершено дело, начатое великим Берингом. На острове Кадьяк, сперва в бухте Трех Святителей, а потом – на месте нынешней столицы города Кадьяк (тогда – Павловская гавань) укрепились русские колонисты. В городке до сих пор стоит дом первого главного правителя русских поселений в Америке А. А. Баранова (1808 года), есть и колодец Баранова. В городе открыт музей «Русско-американский магазин» и действует православная Свято-Германовская духовная семинария. В храме Воскресения Христова покоятся мощи Германа Аляскинского, первого православного святого Америки, прибывшего сюда в 1793 году с четырьмя валаамскими монахами и епископом, чтобы проповедовать среди язычников.
Преподобный Герман, первый миссионер в Новом Свете, крестил очень много алеутов и других жителей Русской Америки.
Монашеский путь звал его с детства. Уже юношей Герман оказался на Валааме и, пройдя различные послушания, выбрал уединение в лесной пустыни. В затворничестве он провел десять лет, почти не уходя от скита, очень мало общаясь с людьми, – и вдруг этот человек преодолевает полмира! Такой рывок говорит о том, что повлечь его могли только сила Божия и Божие внушение. Отшельник должен был оставить затвор и молчание, чтобы не переставая говорить новым народам о Христе!
Тяготы миссии преподобный Герман переносил очень стойко, утверждая: «Я – нижайший слуга здешних народов и нянька». В 1807 году его назначили здешним главой. Те, кто общался с ним, описывали его как человека поразительного ума, ясно и быстро рассуждающего. Крещение у Германа прошли не только тысячи язычников, но и русские. С благоговением о беседах с ним вспоминал правитель Русско-Американской компании Семен Иванович Яновский, обращенный преподобным в православие из деистических идей того времени.
В XIX веке Герман переберется на соседний с Кадьяком остров Еловый (сейчас он называется Спрус), переименует его в Новый Валаам, сначала неофициально, а приказ от правителя Русской Америки придет позже, в 1831 году. Здесь, предсказав точную дату своей смерти, преподобный и умрет в декабре 1836 года. Самую высокую точку острова уже американцы назовут горой Германа – в 1933 году.
С той Валаамской миссией прибыл еще один подвижник – иеромонах Ювеналий. Он с другими монахами объехал на байдарках весь остров Кадьяк, обучая желающих, в основном молодежь, богословию и ремеслам. За два месяца все население острова стало христианами. В 1795 году в Нучене Ювеналий крестил более 700 чугачей, а за весь период своей миссии монахи обратили в православие 6740 алеутов и совершили 1573 обряда венчания.
Гибель подвижника Ювеналия осталась загадкой. По одной из версий, его замучили местные шаманы на берегу озера, по другой – его убили члены племени юпика, не любившие незнакомцев. Все это племя впоследствии приняло православие. Мощи же Ювеналия Аляскинского, канонизированного в 1980 году, так и не найдены.
Кровь мучеников – семя христианства. Вот железный закон жизни всех апостолов: от апостола Павла до московского священника Даниила Сысоева – не бывает плодов миссионерства без пролитой крови.
Плоды трудов группы Германа Аляскинского – в рассыпанных по всему архипелагу аляскинских островов и на самой Аляске православных храмах. Крестившись в православие, местные народы становились нашими – не по паспорту, а по духу. Поразительно, но конфликтов с туземцами у русских здесь почти не было. Герману Аляскинскому больше, чем генерал-губернаторам и проворным купцам, Россия обязана тем, что появилась Русская Америка.
В 1799 году была основана Михайловская крепость. Потом она стала Новоархангельском, и сюда переехала столица Русской Америки. Сейчас это – американская Ситка. Здесь и теперь стоит православный храм Архистратига Михаила, до сих пор являясь кафедральным собором всей Аляскинской епархии.
В будущем веке русские двинутся сильно южнее, в Калифорнию – возникнет Форт-Росс и другие, до сих пор целые, русские крепости. Корабли Русско-американской кампании дойдут даже до Гавайев – тогда всерьез обсуждались шансы включить острова в состав Российской империи. Руины русского форта Елизаветы, построенного на острове Кауаи в 1816 году, и теперь напоминают об этих планах.
Тогда же на аляскинский островок Уналашка прибудет священник Иван Веньяминов – будущий митрополит Московский Иннокентий, возведет тут храм Вознесения. С момента его освящения в 1825 году – уже почти два века – служба проводится каждое воскресенье!
Священник Иннокентий – продолжатель дела Германа Аляскинского. Он просвещал обитателей Камчатки, Алеутских островов, Северной Америки, крестил тысячи людей, строил храмы, при которых основывал школы, и сам обучал в них детей. Массово проводил прививание оспы, что позволило остановить эпидемии этой болезни у просвещаемых им народов. С расширением Русской Америки его епархия стала самой большой православной епархией в мире: от Якутии до Северной Америки.
В 1826 году он создал алфавит для алеутского языка, перевел на алеутский Писание. Заслуги этого великого человека оценили сами местные жители: самый мощный и высокий вулкан Аляски до сих пор носит имя Веньяминова.
Св. Германа и св. Иннокентия православные США считают своими святыми покровителями. Трудами и молитвами этих людей здесь наша страна выполняла свою миссию, данную Христом в Евангелии:
«Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа; уча их соблюдать все, что Я повелел вам» (Матф. 28:19).
Поэтому и для этого Божиим Промыслом мы так стремительно приросли здешней территорией. Когда миссия была исполнена (или оставлена), мы бездумно этой территории лишились.
Цареубийство – страшное начало последнего века прежней России
Указ о строительстве величественного Казанского собора в Санкт-Петербурге – это последний указ императора Павла I. В здании есть памятная доска с надписью: «Соизволеніемъ Павла I-го начата 1801». Этот храм Павел задумал для хранения чтимого списка чудотворной Казанской иконы, когда был еще наследником престола и остался под огромным впечатлением от собора Святого Петра в Риме. В Казанском и его колоннаде трудно не заметить влияние римского шедевра.
Но достроить Павел его уже не успел. Еще одна памятная доска в храме гласит: «Попеченіемъ Александра I-го кончана 1811». Символично, что к моменту освящения храм станет храмом воинской славы, здесь упокоятся герои и трофеи Отечественной войны 1812 года. Войны, которой не случилось бы, будь жив Павел.
Его мученическая смерть – до сих пор самый неразгаданный и темный эпизод нашей истории, в котором совершились две страшных и труднопоправимых трагедии. Помимо того, что был сорван великий национальный разворот России, был убит помазанник Божий – грех, кричащий Небу об отмщении и ложащийся страшным отпечатком и последствиями на всю страну.
Мы проходили это уже не раз: на лестнице княжеского дворца в Боголюбове, где в XII веке добивали князя Андрея Боголюбского, говорят, до сих пор время от времени проступают на стенах кровавые пятна. После этого цареубийства мощнейшее Владимиро-Суздальское княжество взорвалось в междоусобицах и рухнуло под нашествием татар, неспособное сопротивляться им. После убийства царевича Дмитрия в Угличе цветущая и крепкая страна за несколько лет была ввергнута в Смуту и потеряла государственность.
Что будет теперь?
Заговор против императора зрел давно – в него были вовлечены до 300 человек. В их числе были опальные и утесненные в правах дворяне. Но спусковым крючком к убийству императора стало, вероятно, изменение внешней политики Павла. В основном – превращение Англии из союзника в геополитического врага.
Павел помнил, как англичане предали нашу армию в суворовском походе 1799 года, но решающим фактором стал захват британским флотом острова Мальта (5 сентября 1800 года), который Павел I в качестве великого магистра Мальтийского ордена считал подчиненной территорией и потенциальной средиземноморской базой для русского флота. На гербе России уже стоял Мальтийский крест! Это был вызов. Мы обязаны были отвечать.
Павел издал указ об аресте всех английских судов (их насчитывалось до 300) во всех российских портах. Также были приостановлены платежи всем английским купцам, пока они не рассчитаются по своим долговым обязательствам в России, и запрещена продажа английских товаров на территории всей империи. Дипломатические отношения между нашими странами были разорваны.
Началась санкционная экономическая война. Павел создал враждебную коалицию против англичан, ради которой пошел на сближение со вчерашним врагом – Францией. Незадолго перед убийством Павел совместно с Наполеоном стал готовить военный поход на Индию, чтобы «тревожить» английские владения. Одновременно с этим он послал в Среднюю Азию Войско Донское (22 500 человек), в задачу которого входило завоевание Хивы и Бухары. Союз с Наполеоном был для врагов Франции как кость в горле. Уверенный в английском следе убийства Павла, Наполеон сказал тогда: «Англичане промахнулись по мне на улице Сен-Никез (он имел виду покушение на него 24 декабря 1800 года), но они попали по мне в Петербурге!»
До того между двумя морскими державами, Англией и Россией, были очень плотные экономические связи, и вот в один момент они оборвались. Наши элиты стали нести колоссальные потери – а поскольку среди них было уже достаточно людей «без рода и флага» и без принципов, они легко стали топливом заговора.
Между тем все шаги Павла были не эмоциональны, а очень продуманны. Он целенаправленно и уверенно уничтожал врага, постепенно сжимая свои руки на его шее. Англия лишилась русского леса для своего флота, а грозящая ей война с Россией и ее союзниками стала бы полной катастрофой.
Понимая это, англичане прибегают к своему испытанному методу: совершают государственный переворот в России. Все было сделано на английские деньги, позже называлась даже сумма: два миллиона рублей. В очень грубом пересчете на сегодняшние деньги – это почти полтора миллиарда!
Рассказывают, что с этими деньгами потом скрылась Ольга Жеребцова, любовница английского посла лорда Уитворта и сестра одного из заговорщиков, в чьем доме проходили их встречи. За несколько дней до намеченной даты Ольга уехала в Берлин и ожидала исхода заговора в безопасности, а деньги английского правительства присвоила потому, что была уверена: заявить на них права никто не осмелится.
Во главе заговорщиков стояли: вице-канцлер Никита Панин, генерал-губернатор Петербурга Петр Пален, командир Изюмского легкоконного полка Леонтий Беннигсен, личный флигель-адъютант императора Павел Голенищев-Кутузов и многие другие военачальники, в чьих силах было не дать охране царя действовать. Душой заговора являлась семья Зубовых: князь Платон Зубов, последний фаворит Екатерины II, который был особенно обижен на Павла за удаление от двора, и его братья – Валериан и Николай, зять Суворова, глупый, но крупный, физически сильный человек, привлеченный из-за своих родственных связей и симпатии солдат.
В основной группе был еще полковой адъютант Преображенского полка Александр Аргамаков – племянник Дениса Фонвизина и плац-майор Михайловского замка. Он был необходим всем остальным, чтобы попасть внутрь замка через разводные мосты.
В эту свою новую резиденцию Павел только-только переехал. В Зимнем для него было «слишком много переворотов», а распланированный им Михайловский дышал духом средневекового рыцарства и был окружен рвом – словно оторван от остального города и его прошлого, которое Павел явно не любил. У Аргамакова же были полномочия входить к императору для доклада в любое время суток.
В выбранную дату заговорщики (40–60 человек) ужинали у Палена, в парадной форме, лентах и орденах, как он им велел. Платон Зубов говорил со всеми о плане низвержения императора, убеждая собравшихся, что Екатерина всегда хотела передать престол внуку и Александр был с этим согласен. Палену приписывают такую цитату: «Напоминаю, господа, чтобы съесть яичницу, нужно сначала разбить яйца».
Тем временем Павел тоже ужинает, завершает переписку, отсылает пажей, обходит замковые посты. По воспоминаниям караульного, молится у иконы в прихожей, принимает питье от лейб-медика Гриве и закрывает двери, ведущие наружу из покоев, готовясь отойти ко сну.
Наступает полночь. Группа заговорщиков во главе с Паленом идет к парадному входу, и в их числе – генерал-губернатор, готовый отреагировать на любую тревогу и прекратить ее своим приказом; ударная группа Зубова следует через Садовую к Рождественским воротам Михайловского замка.
Основные 10–12 человек продвигались по второму этажу к царским комнатам. На шум отреагировала охрана, но Преображенскую и Семеновскую тревоги утихомирили их военачальники, тоже принимавшие участие в заговоре. Караульного солдата Агапеева ударили саблей по затылку, таким же образом убрали с дороги и охранника в комнате, гусара Кириллова.
Павел слышал возню и крики, пытался сбежать, но потайная дверь на лестницу, ведущую в покои императрицы Марии Федоровны, оказалась заперта. Тогда он вернулся в свою спальню и укрылся за занавесью или каменным экраном.
Вначале заговорщики растерялись, не найдя Павла в кровати, – но постель его была еще теплой, и, поняв, что «птичка недалеко», они тщательно обыскали все вокруг, обнаружив императора. До двух часов ночи, говорят, длился спор (а точнее – ругань и ссора) монарха в ночной рубашке и толпы пьяных офицеров и чиновников. Они требовали отречения, Павел отказывался подписывать акт и обличал ворвавшихся к нему за дерзость и неблагодарность. Зубов сказал: «Ты больше не император, Александр – наш государь» – и за это высказывание оскорбленный Павел нанес князю удар, а силой он обладал немалой.
Заговорщики поняли, что смиренно идти под арест и сдаваться император не намерен. Беннигсен прямо заявил: «…ежели он спасется, мы пропали». Другой воскликнул: «Полно разговаривать! Теперь он подпишет все, что вы захотите, а завтра головы наши полетят на эшафоте». Подобное говорит и Николай Зубов: «Чего вы хотите? Междоусобной войны? Гатчинские ему привержены. Здесь все окончить должно».
Спор продолжался. Император говорил все громче и начал сильно жестикулировать. В это время шталмейстер граф Николай Зубов, человек громадного роста и необыкновенной силы, будучи совершенно пьян, ударил Павла по руке и сказал: «Что ты так кричишь!» При этом оскорблении император с негодованием оттолкнул левую руку Зубова, на что последний, сжимая в кулаке массивную золотую табакерку, со всего размаху нанес удар в левый висок императора. Тот без чувств повалился на пол. В ту же минуту француз-камердинер Зубова вскочил с ногами на живот императора. Его топтали, шпажным эфесом проломили ему голову и, наконец, Скарятин, офицер Измайловского полка, сняв висевший над кроватью шарф, задушил императора. В начале этой отвратительной сцены Беннигсен вышел в предспальную комнату, на стенах которой развешаны были картины, и со свечкою в руке преспокойно рассматривал их.
Народу объявили наутро, что император скончался от апоплексического удара, то есть от инсульта. Лицо, синее от побоев, пытались загримировать, вызвав специально для этого гатчинского художника. Заплывший левый глаз и синяк на виске (от удара табакеркой) прикрыли треугольной шляпой.
Дело о гибели Павла было засекречено, показания уничтожались, и лишь в 1905 году получилось хоть что-то обнародовать. Сознание русских людей и прежде не верило в официальную версию смерти императора и почитало Павла как страстотерпца.
Сразу же имя и детали гибели царя обросли мистическими легендами – о числе лет его жизни, о проступающей на стене его спальни крови, о предчувствии смерти самим Павлом. Якобы он прощался после ужина со словами: «Чему быть, того не миновать». Волнующие знаки окружали его имя и после смерти: в 1852 году в Гатчине во время торжественной церемонии открытия памятника Павлу веревка после снятия покровов осталась на шее статуи, и державный сын, Николай I, увидя это, заплакал.
В середине XIX века спальня царя, ставшая местом его смерти, по повелению его внука императора Александра II была превращена в церковь во имя апостолов Петра и Павла. В каком-то смысле это Церковь на Крови.
«Не прикасайтесь к помазанным моим» (Пс. 104) – эта заповедь Бога нарушалась в России прежде, и после Павла I тоже будет нарушена не раз. В конце будущего, XIX века взорвут императора Александра II, а еще через три десятилетия 4 июля (в один день с первым убитым русским князем Андреем Боголюбским) 1918 года растерзают последнего русского царя с семьей. Страна погрузится в почти вековой ад: череду войн, революций, переворотов, народного обнищания, несвободы и атеистической депрессии.
Убийство Павла и следующий за ним разворот страны приведут к Отечественной войне 1812 года, оставлению Москвы, цветущим заговорам и потрясениям первой русской революции в декабре 1825 года.
Кто-то возразит: а как же невероятная слава? Ведь в XIX веке мы станем мощнейшим государством с лучшей в мире литературой, с быстро развивающимися наукой и промышленностью, с сильнейшей валютой в мире?
Несмотря на все внешние секулярные преобразования и частое отпадение от Бога элит, молитвенная армия страны еще была сильна – Церковь, пусть и подчиненная государству, еще рожала великих святых. А Господь смотрит на сердце народное и, возможно, его боль об убийстве Павла покрывала зло и ликование дворянства[38]. Народ все же тужил о Павле, молился за него и молился ему самому. Его могила в Петропавловской крепости стала местом паломничества. Считалось, что молитва ему помогает в восстановлении справедливости тем, кто пострадал от властей, а еще почему-то за помощью к могиле Павла часто ходили студенты. Так было до самой революции 1917 года. Но до нее Господь еще дал нам время.
До сих пор жива устойчивая легенда о том, что Павел I хранил в своем ларце послание последнему российскому императору с предсказанием его смерти – того же мученического креста, на который восходил и сам Павел.
Наступал последний век перед крушением России. И, как часто бывает, перед великими испытаниями Господь посылает народу великих утешителей, великих святых. Старцев, отшельников, преподобных и святителей.
Святой Тихон Задонский
Есть выражение: «Даже бесы льют воду на мельницу Господню». Вот и екатерининский удар по Церкви обернулся невероятным явлением: умножением святого подвига. Из-за урезаний земельных владений и прав монастырей закрылось 496 обителей! Из оставшихся 385 больше половины были заштатные, то есть не финансировались. Все это способствовало вынужденному возрождению отшельничества – сотни монахов уходили в леса и там, в затворе, вдали от мира и суеты, которая настигала их и в монастырях, посвящали себя целиком богообщению, вымаливали этот мир и годы благоденствия Отечеству.
Оптинский скит – место, откуда начиналось прославленное оптинское старчество. Предшественники и учителя великих старцев придут сюда из лесов в будущем, XIX веке с новым, поразительным знанием Бога, с умением прозревать людей насквозь и открывать им волю Божию. Этот пророческий дар рассуждения повлечет к ним миллионы людей и спасет миллионы человеческих жизней.
Один из прославленных носителей этого дара в конце XVIII века, святой Тихон Задонский, не был отшельником. Напротив, управляя огромной Воронежской епархией, он постоянно находился в буре народной жизни. Он пекся о народном образовании: открывал школы, первый начал переводить Библию на русский, писал и рассылал по церквам особые сочинения для народа, в которых боролся против «годового торжества» в честь языческого божества Ярилы, с сумасбродством и пьянством во время Масленицы. Однажды святитель даже неожиданно явился на народную площадь в самый разгар веселья и начал обличать бесчинников. Его слово так подействовало, что праздник более не возобновлялся.
Может, поэтому ему и теперь принято молиться об избавлении от пьянства и душевных недугов: депрессии, помешательства, беснования.
Тихон не только обладал даром рассуждения, но и совершал пророчества. В 1778 году, когда родился император Александр I, святитель предсказал многие события его царствования – и Отечественную войну, и то, что Россия спасется, а захватчик (Наполеон) погибнет.
Для России святой сделал так много, что его изображение есть и на памятнике 1000-летию Руси. Вот один эпизод из его жизни, который концентрированно отражает все это путаное время и корень святости самого Тихона. В доме своего знакомого он вступил в беседу с неким дворянином-вольтерьянцем и кротко, но так сильно во всем опровергал безбожника, что гордый человек не вытерпел и, забывшись, ударил святителя по щеке. Тихон бросился к обидчику в ноги и начал просить прощения за то, что привел его в такое раздражение. Это смирение святителя подействовало на дворянина невероятным образом: тот вернулся к православию и стал добрым христианином.
Святитель Тихон – пламенеющий Иоанн Златоуст своего века, один из самых пассионарных, неравнодушных людей этого костенеющего и сереющего времени. Его слова, изречения, книги до сих пор возжигают огонь в сердце и поднимают читающих на небо.
Вся казенная пенсия Тихона шла на благотворительность. Часто в простой монашеской одежде он отправлялся в ближайший город (Елец) и посещал заключенных местной тюрьмы. Утешал их, располагал к покаянию и затем наделял милостыней.
В будущем веке о двух русских центрах старчества – Оптиной и Саровской пустынях – скажут, что это «два костра, у которых отогревается вся замерзшая Россия».
Почему же эти костры не спасут страну от обезверивания? Почему не спасут от грядущего крушения России? Вглядимся с этим вопросом в хронику действия человека и Промысла Божия в наступившем XIX веке.