ыла связана с вороной, такой же веселой и озорной, как и сама Твайнет.
Мы подружились, но мое сердце еще не было готово к чему-то большему. Думаю, отец девушки сильнее, чем она, был возмущен тем, что я не проявляю к ней достаточного интереса, поскольку довольно часто в самой разной форме заявлял, что женщина не может ждать вечно. Я чувствовал, что Твайнет хочет найти спутника жизни не так сильно, как казалось ее родителям. Мы оставались друзьями всю весну, а потом и лето. Олли, отец Твайнет, и вынудил меня в конце концов уйти из Вороньего Горла. Он потребовал от своей дочери, чтобы она либо перестала со мной встречаться, либо заставила объявить о своих намерениях. В ответ Твайнет заявила, что не собирается выходить замуж за мужчину, который ей не подходит, и уж конечно не пойдет за того, кто младше ее годами и сердцем. А еще она сказала, что ради того, чтобы получить внуков, родители готовы уложить ее в постель с человеком, выросшим среди людей, не обладающих Древней Кровью, да еще с кровью Видящих.
Мне передали ее слова, но не Рольф, а Холли. Она произнесла их едва слышно, опустив глаза, словно стыдилась столь чудовищной сплетни. Но когда она на меня посмотрела, спокойно дожидаясь, что я стану все отрицать, ложь, готовая сорваться с моих губ, так и осталась непроизнесенной. Я поблагодарил Холли за то, что она поведала мне о чувствах Твайнет, и сказал, что она дала мне пищу для размышлений. Рольфа в тот момент дома не было. Я зашел к ним, чтобы попросить топор, пришла пора заготавливать дрова на зиму. Я ушел, так ничего и не попросив, мы с Ночным Волком уже поняли, что не останемся среди людей Древней Крови. К тому времени, когда луна заняла на небе свое место, мы покинули Воронье Горло. Я надеялся, что для местных жителей мое исчезновение станет уходом молодого человека, которому отказала возлюбленная, а не бегством бастарда от людей, узнавших его.
В комнате воцарилась тишина. Шут прекрасно понимал, что я поделился с ним своими самыми сокровенными опасениями. Люди Древней Крови знают, кто я такой, им известно мое имя, а следовательно, они обладают властью надо мной. То, чего я никогда не говорил Старлинг, я совершенно спокойно открыл Шуту. Такая власть над человеком не должна принадлежать тем, кто плохо к нему относится. Но тут я ничего не мог поделать. Я жил вдалеке от людей Древней Крови, один, но ни на секунду не забывал, что уязвим. Я хотел было рассказать Шуту историю про менестреля, выступавшего на празднике Встречи Весны, – ту самую, что поведала мне Старлинг, но решил сделать это позднее. Неожиданно я понял, что погружаюсь в пучину черных, мрачных мыслей. Подняв голову, я увидел, что Шут не сводит с меня глаз.
– Это эльфийская кора, – прошептал Шут.
– Эльфийская кора, – раздраженно подтвердил я, хотя мне никак не удавалось убедить себя, что ощущение безнадежности, охватившее меня, возникло из-за того, что я выпил пару чашек настоя.
А может быть, причина в бессмысленности моей жизни?
Шут встал и принялся взволнованно расхаживать по комнате. Он дважды дошел до двери, оттуда к окну, а потом резко развернулся и направился к буфету, достал бренди и две кружки и поставил на стол. Что же, неплохая мысль, подумал я, не хуже любой другой. Я смотрел, как он наливает бренди в кружки.
Я помню, что мы пили весь вечер и далеко за полночь. Шут все время что-то говорил. Думаю, он пытался отвлечь меня от мрачных мыслей, но и у него настроение было не лучше. Он начал с анекдотов из Удачного, затем перешел к дикой истории о морских змеях, которые растут в коконах, а потом превращаются в драконов.
– Представляешь, – печально проговорил он, – они покидают коконы поздней весной, слабые и тощие, точно котята, родившиеся слишком рано. Время их величия впереди, но сейчас они себя стыдятся. Они даже не могут охотиться, чтобы добывать пропитание.
Я прекрасно помню взгляд, который появился в его золотистых глазах, смотревших на меня.
– Может быть, это я во всем виноват? – едва слышно задал он напоследок вопрос, который не имел никакого отношения к его рассказу. – А вдруг я привязался не к тому человеку?
Шут наполнил свою кружку и решительно ее осушил, напомнив мне Баррича в его самые черные минуты.
Я не знаю, как лег в кровать той ночью, помню только, что лежал, обнимая за шею волка и сонно наблюдая за Шутом. Он достал забавный маленький инструмент с тремя струнами, уселся у камина и начал наигрывать не слишком благозвучную мелодию, под которую запел песню на незнакомом мне языке. Положив руку на запястье, я почувствовал присутствие Шута, но он не обернулся, чтобы на меня посмотреть, хотя и понял, что я сделал. Слова его песни стали мне вдруг понятны – он пел об изгнаннике, тоскующем по своей родине.
IX. Сожаления мертвеца
Считается, что Сила является наследственной магией династии Видящих и встречается практически у всех, в чьих жилах течет их кровь. Однако известно, что некоторые из обычных жителей Шести Герцогств рождаются со скрытыми способностями к Силе. Во время правления первых королей мастер Силы, служащий монарху из династии Видящих в Оленьем замке, разыскивал молодых людей, обладающих способностью к этой древней магии. Их привозили в замок и, если оказывалось, что они достаточно одарены, обучали Силе. Затем из них составляли группы, как правило, по шесть человек, – круги магов, целью которых являлось служение монарху. И хотя сведений о таких кругах почти не осталось, как будто манускрипты, посвященные им, были сознательно уничтожены, устные предания утверждают, что подобных магических отрядов едва ли набиралось больше двух или трех, поскольку люди, наделенные настоящим талантом к Силе, рождаются редко. Сведения о том, как мастера находили детей со скрытыми способностями, ныне утрачены. Король Баунти, отец короля Шрюда, отменил традицию создания кругов, возможно считая, что, ограничив количество тех, кто владеет этим видом магии, особами королевской крови, тем самым он расширяет и их возможности. Поэтому, когда во время правления короля Шрюда на берега Шести Герцогств пришла война, династия Видящих осталась без поддержки магов.
Я проснулся посреди ночи, спохватившись, что оставил Малту на склоне холма. Пони наверняка вернулся домой и сам зашел в сарай, но лошадь Шута целый день мучилась без воды.
Пришлось мне, стараясь не шуметь, встать и выйти из дома, оставив дверь открытой, чтобы не разбудить Шута. Я даже волка не стал будить и ушел один. По дороге я остановился около сарая и, прикоснувшись Даром к пони, понял, что он спит. Я решил не беспокоить его.
Я взобрался вверх по склону к тому месту, где оставил лошадь Шута, радуясь, что сейчас не зима, а на небе сияют луна и звезды. Впрочем, я так хорошо знал тропинку, что мне не нужно было ее видеть, чтобы не оступиться. Когда я подошел к Малте, лошадка сердито фыркнула, словно упрекая меня за невнимательность. Я отвязал ее и повел вниз по склону. Как только мы подошли к реке, которая несла свои воды в море, я остановился и позволил кобыле напиться.
Стояла великолепная летняя ночь. Стрекотали насекомые, Малта, отфыркиваясь, пила воду. А я, наслаждаясь покоем и тишиной, впитывал эту теплую тихую ночь, укравшую цвета у травы и деревьев, окрасив их в черные с серыми пятнами тона, так что окружающий меня знакомый пейзаж казался загадочным и таинственным. Прохладный влажный воздух наполняли ароматы лета, дремавшие днем. Я сделал глубокий вдох и заставил себя на время забыть о своих человеческих заботах, погрузившись в миг настоящего, который вдруг превратился для меня в бесконечность. Мой Дар набрал силу, и я стал единым целым с бархатным великолепием ночи.
Дар приносит ощущение эйфории. Он похож и одновременно не похож на Силу. Человек, обладающий Даром, погружается в жизнь вокруг себя – я ощущал не только присутствие лошади, но и мириады насекомых в траве и даже могучую силу огромного дуба, тянувшего свои ветви к луне и ко мне. На склоне холма под кустом спрятался заяц. Я ощущал его неясное присутствие, как человек, который вдруг начинает различать один определенный голос в шуме базарной толпы. Но что самое главное, я испытал физическое родство со всеми живыми существами, населяющими наш мир. Я имел право здесь находиться, потому что был такой же частью этой ночи, как и вода, журчащая у моих ног. Я думаю, древняя магия черпает силы именно в осознании того, что мы – крупицы огромного мира, не больше, но и, разумеется, не меньше зайца.
Это ощущение чистого единства омыло меня и прогнало прочь жажду Силы, которая запятнала мою душу сегодня днем. Я сделал еще один глубокий вдох, а потом выдохнул так, словно наступили последние минуты моей жизни, на которые я хотел слиться воедино с чистой, ласковой летней ночью.
На мгновение в глазах у меня потемнело, а потом все начало двоиться, но вскоре и это прошло, и я вдруг перестал быть самим собой, я больше не стоял на склоне холма у своего уединенного домика, я не был один.
Я снова стал мальчишкой, я бежал от давящих на меня со всех сторон стен, выбрался из спутанных простыней. Я мчался босиком по овечьему выпасу, испещренному тут и там клочьями травы, я очень спешил, но все равно не поспевал за своей спутницей. Она была красива, точно звездная ночь, ее коричневую шкуру раскрасили темные пятна. Она мчалась вперед легко, словно сама ночь, а я следовал за ней, ведомый Даром, соединившим нас. Я был пьян от любви к ней и этой ночи, одурманен несущейся мне навстречу безграничной свободой. Я знал, что должен вернуться, прежде чем встанет солнце. А она, столь же уверенно, считала, что нам не нужно возвращаться, что лучшего времени бежать отсюда не будет.
Но в следующее мгновение все вернулось на свои места. Вокруг меня по-прежнему цвела ночь, которая звала меня за собой, но я снова стал взрослым – мальчишка, утонувший в чудесных ощущениях своей первой Дарованной связи, исчез. Я не знал, кого коснулись мои ощущения, где находился тот мальчик и почему наши сознания слились воедино – пусть и на короткую долю секунды. Мне стало интересно, почувствовал ли он мое присутствие. Впрочем, это не имело особого значения. Кем бы они ни были и где бы ни находились, я пожелал им удачи в ночной охоте. А еще – чтобы их связь оставалась долгой и прочной.