– Нет, пожалуй, я уеду завтра. Ты скоро последуешь за мной.
– Не слишком на это рассчитывай, – предупредил я.
– Но у меня нет выхода, – возразил он. – Время заявляет свои права. На нас обоих.
– Пусть на сей раз мир спасает кто-нибудь другой. Наверняка существует другой Белый Пророк, – весело сказал я, но глаза Шута широко раскрылись, и он вздрогнул.
– Никогда не говори о таком варианте будущего. Мне будет плохо, если в твоем сердце возникнет даже намек на сомнение. Дело в том, что существует женщина, которая с радостью примерит плащ Белого Пророка. Она мечтает направить мир иным курсом. С самого начала я сопротивлялся ее намерениям. Однако на данном этапе ее влияние крепнет. Теперь ты знаешь, почему я не хотел говорить об этих проблемах. Мне потребуется твоя сила, друг мой. Вдвоем мы, наверное, справимся. Не следует забывать, что иногда достаточно небольшого камешка в колее, чтобы колесо изменило направление движения.
– Однако судьба камешка не кажется мне привлекательной.
Он посмотрел на меня, в его золотых глазах танцевал свет лампы. Голос Шута был полон тепла и усталости.
– О, не бойся, ты останешься в живых. Я знаю, ты должен выжить. И я приложу для этого все свои силы.
Я сделал вид, что охвачен смятением.
– И ты предлагаешь мне не бояться?
Он кивнул, и его лицо стало серьезным. Я решил сменить тему разговора:
– Кто та женщина, о которой ты говорил? Я ее знаю?
Он вернулся к столу и сел.
– Нет, ты ее не знаешь. Но я давно с ней знаком. Точнее, мне известно о ее существовании, я услышал о ней, когда был еще ребенком… – Шут посмотрел на меня. – Много лет назад я кое-что рассказывал о себе. Ты помнишь? – Он не стал дожидаться ответа. – Я родился далеко-далеко на юге, в самой обычной семье. Ну, насколько люди вообще могут быть обычными… Мать меня очень любила, а двое моих отцов были братьями, как принято в тех краях. Но с того момента, как я появился на свет, стало ясно, что во мне заговорила древняя наследственность. Давным-давно Белый смешал свою кровь с кровью предков моей семьи, и мне выпала судьба продолжить дело древнего народа.
И хотя мои родители очень меня любили, они знали, что мне не суждено остаться с ними и продолжить их дело. Меня отослали туда, где я мог получить надлежащее образование и подготовиться к будущей жизни. Там ко мне прекрасно относились и проявляли нежную заботу. Каждое утро меня расспрашивали о снах, и мудрые мужи записывали их содержание, чтобы потом тщательно обдумать. Я делался старше, меня стали посещать сны наяву – тогда мне пришлось изучить искусство письма. Теперь я мог сам записывать свои видения, ведь всем известно: лишь рука, неразрывно связанная с глазом, способна точно отобразить сон.
Шут рассмеялся и покачал головой:
– Хорошенький способ вырастить ребенка! Любые мои слова воспринимались как проявления высочайшей мудрости. Но, несмотря на свою наследственность, я ничем не отличался от обычных детей. Хулиганил, когда представлялась возможность, рассказывал глупости о летающих кабанах и призраках отпрысков королевского рода. Каждая придуманная мной история оказывалась длиннее предыдущей, однако я обнаружил одну странность. Какие бы глупости я ни придумывал, в моих бреднях всегда оказывались зерна истины.
Шут бросил на меня быстрый взгляд, словно ждал возражений, но я молчал. Он опустил глаза.
– Наверное, мне следует винить самого себя. Когда во мне выросли побеги величайшей правды, никто в нее не поверил. В тот день, когда я объявил себя Белым Пророком, наставники отвернулись от меня. «Забудь о своих диких мечтаниях», – сказали они мне. Словно найдется человек, который стал бы мечтать о такой судьбе! Они заявили, что мантия Белого Пророка уже легла на другие плечи. Она родилась раньше, чтобы изменить будущее мира в соответствии со своими видениями. Всем известно, что каждый век знает лишь одного Белого Пророка. Даже я об этом знал. Тогда кто я такой? Они не могли ответить на мои вопросы, однако были уверены, что я не пророк. А женщина, назвавшаяся Белой Пророчицей, уже отправилась в мир.
Он вздохнул и надолго замолчал, потом пожал плечами:
– Я знал, что они ошибаются. Уверенность шла из самых глубин моего существа. Они хотели заставить меня найти утешение в той жизни, которую я у них вел. Им даже в голову не приходило, что я могу восстать. Но я убежал. И отправился на север – мой путь и те времена я даже не стану пытаться описывать. Я шел все дальше и дальше на север, пока не добрался до двора короля Шрюда Видящего. Ему я и продал себя на тех же условиях, какие чуть позднее принял ты. Свою верность за его защиту. Не прошло и года с момента моего появления, как слух о тебе потряс двор. Бастард. Нежданный ребенок, никому не известный Видящий. Как они все были удивлены! Все, кроме меня. Ведь мне уже привиделось твое лицо, и я знал, что должен тебя найти, хотя меня упорно убеждали в том, что ты попросту не можешь существовать.
Он наклонился вперед и положил на мое запястье руку в тонкой перчатке. Шут сжимал мою руку всего мгновение, наша кожа не соприкасалась, но я почувствовал, как некая связующая нить протянулась между нами. Нет, не Сила и не Дар. Я даже не ощутил присутствия магии – в том виде, как я ее понимал. Нечто похожее происходит, когда попадаешь в необычное место и тебя охватывает ощущение, будто ты здесь уже бывал. И мне показалось, что мы с Шутом уже так сидели, произносили эти слова – и всякий раз наши слова запечатывало его короткое прикосновение. Я отвел глаза и наткнулся на взгляд Ночного Волка.
Кашлянув, я попытался заговорить о другом:
– Ты сказал, что знаешь ту женщину. Как ее зовут?
– Ты никогда не слышал ее имени. Однако о ней ты знаешь. Помнишь, во время войны красных кораблей нам рассказали, что их вождя зовут Кебал Робред?
Я согласно кивнул. Племенной вождь островитян, который неожиданно объединил всех под своим началом. С пробуждением драконов союз мгновенно распался. В некоторых легендах говорится, что дракон Верити пожрал главаря пиратов, в других – будто Кебал утонул.
– Ты слышал, что у него была советница? Бледная женщина?
Слова Шута показались мне ужасно знакомыми. Я нахмурился, пытаясь вспомнить. Да. До меня доходил такой слух, но не более. Я вновь кивнул.
– Хорошо. – Шут откинулся назад и заговорил почти небрежно: – Это она. И еще кое-что: она не только свято верит в то, что является Белой Пророчицей, но и убеждена, будто Кебал – ее Изменяющий.
– Тот, кто делает других героями?
Шут покачал головой:
– Нет. Ее Изменяющий уничтожает героев. Он уменьшает способности людей. Там, где мне удается что-то построить, она разрушает. Там, где я объединяю, она разъединяет. – Он вновь покачал головой. – Она верит, что все должно закончиться прежде, чем начнется вновь.
Я ждал, когда он продолжит, но Шут молчал. Тогда я подтолкнул его:
– А во что веришь ты?
На его лице появилась задумчивая улыбка.
– Я верю в тебя. Ты – мое новое начало.
Я не нашелся что ответить, и в комнате повисла тишина.
Он дотронулся до уха:
– Я ношу серьгу с тех пор, как мы с тобой виделись в последний раз. Но теперь я должен вернуть ее тебе. Там, куда я направляюсь, ее носить нельзя. Она слишком узнаваема. Люди могут вспомнить, что ты носил такую же. Или Баррич. Или твой отец. Она может всколыхнуть ненужные воспоминания.
Я смотрел, как он возится с застежкой. Сережка представляла собой синий самоцвет, оплетенный серебряной сетью. Баррич подарил ее моему отцу. Я носил ее после смерти Чивэла. В свою очередь я передал серьгу Шуту для Молли – в знак того, что я никогда ее не забуду. Однако он поступил мудро, оставив серьгу себе. А что будет с ней теперь?
– Подожди, – попросил я. – Не снимай.
Он удивленно посмотрел на меня.
– Если нужно, замаскируй ее, только не снимай. Пожалуйста.
Он медленно опустил руки.
– Ты уверен? – с сомнением спросил Шут.
– Да, – твердо ответил я.
Когда на следующее утро я проснулся, Шут уже встал, помылся и оделся. На столе лежала уложенная сумка. Оглядев комнату, я не заметил его вещей. Он вновь превратился в благородного лорда. Было забавно наблюдать, как он в своем роскошном наряде готовит кашу.
– Значит, уезжаешь? – глупо спросил я.
– Сразу после завтрака, – тихо ответил он.
Нам следовало бы отправиться вместе с ним.
Первые слова, с которыми Ночной Волк обратился ко мне за последние дни. Я удивился и посмотрел на него – Шут тоже.
– А как же Нед? – спросил я.
Ночной Волк лишь взглянул на меня, словно я знал ответ. Он ошибался.
– Я должен остаться, – сказал я им обоим.
Мне не удалось их убедить. Я казался себе ужасно степенным, уравновешенным и важным, и мне это не понравилось.
– У меня есть обязательства, – почти сердито продолжал я. – Не должен мальчик возвращаться в пустой дом.
– Ты прав, – тут же сказал Шут, однако даже его согласие вызвало у меня раздражение.
Настроение у меня окончательно испортилось. Завтрак прошел в молчании, а когда мы встали из-за стола, я почувствовал ненависть к липким тарелкам и котелку с кашей. Привычные обязанности вдруг показались мне невыносимыми.
– Я оседлаю лошадь, – мрачно сказал я Шуту. – Нет нужды пачкать твой роскошный костюм.
Он ничего не ответил, и я быстро вышел из хижины.
Казалось, Малта уже почувствовала, что ей предстоит путешествие, и нетерпеливо переступала ногами, однако не мешала мне седлать ее. Я делал все не торопясь, в результате, когда я закончил, упряжь Малты была в идеальном порядке. Мне почти удалось успокоиться, но когда я подвел лошадь к крыльцу, там уже стоял Шут, положив руку на холку Ночного Волка. На меня вновь нахлынула тревога, и я по-детски свалил вину на Шута. Если бы он не навестил меня, я бы не понял, как сильно без него скучал. Я бы продолжал оплакивать прошлое, но не начал бы томиться из-за будущего.
Я чувствовал себя несчастным и старым, когда Шут подошел обнять меня на прощание. И хотя я понимал, что у меня нет оснований на него злиться, я ничего не мог с собой поделать. Так я и стоял в его объятиях, не в силах ему ответить. Я рассчитывал, что он стерпит, но когда его губы оказались возле моего уха, Шут прошептал приторно-сладким голоском: