Первой приехала женщина, эдакая базарная баба и хабалка. Влетела, как ошалелая, споткнувшись о мой чемоданчик, и разразилась красноречивыми эпитетами.
— Ах, он старый черт! — истерично заверещала. — Привел, понимаешь ли, свою шаболду! — уперев руки в боки, стала надвигаться на меня. Но мы-то че?! Мы тоже не пальцем деланные!
— Дамочка! — уже подскочила с кресла я. — Вы что себе позволяете?
— Ты что, пигалица, совсем страх потеряла?
— А я его и не находила! И, вообще, вы кто такая?
Пучеглазая хабалка подобной наглости не ожидала, запнулась, от гнева покраснела и зашлась кашлем.
— Ты у меня вылетишь отседова, как пробка!
— Людка! Людка, етишкин корень! — влетел уже долгожданный Семен Семеныч. — Ты что опять взялась мне жизнь паскудить? Мало кровушки у меня попила? — держался за сердце, тяжело дыша.
— Это ты из меня всю душу вытряс, ирод! Вот разведемся, и ты у меня попляшешь! — уже обернулась она к нему. Не дай бог, такую супругу. Понятно, отчего бывшая… или почти. — Ты мне за все заплатишь!
— Шиш тебе, а не квартира! — выставил ей дулю под нос старикан.
— Ах, свинота ты неблагодарная! Да я на тебя лучшие годы своей жизни потратила!
— Ведьма проклятая! — гаркнул на нее. — Ты почему без меня квартиру сдала? Решила исподтишка действовать, гадюка?
— Ой, Семушка, дак и ты, я гляжу, без дела не сидел, — саркастично заметила, покосившись на меня.
Они бы и дальше рады друг другу перемывать косточки, но Синицын прервал их своим звучным и недовольным басом.
— Так чья квартира-то?
— Моя! — в одночасье выпалили хозяева.
Настал ступор и затяжное молчание. Это что получается-то, что нам обоим сдали квартиру? И оба хозяева.
— Фролова, — обратился ко мне Димка, отчего я вздрогнула. Уж больно непривычно спокойно моя фамилия прозвучала из его уст. — Ты договор составляла?
Мне бы бессовестно соврать… Так, проверять же пойдет этот больно справедливый. С него станется…
— Нет, — вздохнув, честно ответила.
— И я — нет, — хмыкнул.
Пока мы решали проблемы. Хозяева тем временем с недовольными физиономиями, презренно фыркали и нарочно на друг друга не смотрели, словно тем самым подтверждая свою напускную важность.
— Хозяева, — обратился уже к нынешним/бывшим супругам, — давайте вы просто девушке вернете деньги, и на этом разойдемся.
Это вопиющее нахальство! Нет уж! Пусть сам свои шмотки собирает и тю-тю отсюда, о чем ему незамедлительно и поведала. Синицын пожав плечами, лишь потребовал у хозяйки свои деньги назад.
— Какие деньги, юноша? — упала на дурочку дамочка. — Не знаю, ничего. Пусть девушка выселяется. Ей-то попроще будет, — указала рукой на мои сумки, — и складывать ничего не надо.
— Тогда верните мне деньги! — уже вставила свое слово я.
— Э-э, девонька, так нет денег-то, — неловко пробормотал старый мухомор. — На адвоката все ушло.
Охренеть! Приплыли тапки к берегу… Просто театр абсурда.
Дамочка, поняв, что дельце-то попахивает жаренным, по стеночке-стеночке и к двери заторопилась. Как бы то ни было, а деньги нам возвращать, похоже, никто не собирался.
— В общем, вы тут разбирайтесь, — поспешил следом откланяться за своей женой старый хрен, — а мне еще с адвокатом встречаться.
Хозяева отчалили на выход, а мы с Синицыным оторопевшие просто глядели им вслед, не веря, что подобное могло случиться.
— Чтоб вам развод не дали! — брякнула себе под нос, а Димка кивнул головой, впервые соглашаясь с моими пожеланиями.
Глава 3
И вот теперь, когда мы остались в квартире наедине в оглушающей тишине и с сексуальным напряжением, я выжидающе уставилась на Синицына. Возможно, он и славился образом холодного чурбана, но всегда был почтителен с девушками. С расчетом на это я, собственно говоря, и ждала, пока проявиться его исключительная джентльменская натура, и он быстренько собирает свои вещички и укатит в неизвестном направлении. Но минута утекала за минутой, а Синицын так и не сдвинулся с места, глядя на меня в упор.
— Тебе вызвать такси? — прервал он первым молчание, а меня перекосило. Хамло неотесанное!
— С чего бы вдруг мне вызвать такси? — хмыкнув, плюхнулась обратно в кресло, изящно закинула ногу на ногу. — А тебе помочь свои пожитки собрать?
Кажется, меня прокляли. До седьмого поколения, как пить дать! А нам не привыкать — мы закаленные! Нервным движением он взлохматил свои волосы, что уже успели высохнуть, и Синица сквозь зубы процедил:
— Я никуда не собираюсь. Значит так, Фролова, — едва ли выговорил мое имя, словно оно было ядовитым, — я пошел разбираться, а ты долго не засиживайся.
Засим командир пожелал еще раз окатить меня убийственным взглядом, пнуть с дурости мой чемоданчик и откланяться, громко хлопнув дверью.
Никто и не сомневался, что неразумный побежит восстанавливать справедливость. Ну, а мы как более развитые, а то бишь хитрые, шустро поскакали в комнату. Как я и ожидала, Синица все же мужик, а против природы, едрит мадрид, не попрешь, потому-то и не удивилась, застав кучу неразобранных коробок в комнате, пару разбросанных носков, а еще конструкцию весьма сомнительного и подозрительного вида. Большую в почти мой рост штуковину, накрытую покрывалом до самого низа. Жуть какая!
Быстро все это безобразие перетащила в зал, поставила около выхода, а носочки с полотенцем так уж и быть, сжалившись, запихнула в первую попавшуюся коробку. Осталась только эта подлянка. Разумно решив, что самой мне такую громадину не поднять, оставила сие безобразие для хозяина. И так чуть не надорвалась, а я девушка хрупкая, нежная. Я же будущая мать, в конце-то концов!
Свои же вещи я поспешила разложить по полочкам в шкафу. Лифчик к лифчикам, трусишки к трусишкам, пижамки, носочки, чулочки (колготы принципиально не ношу, не комильфо это) и все остальные женские премудрости. Не поленилась даже по цветам рассортировать. Косметику на столик в комнате. Крема, гели, шампунь (импортный, между прочим, из самого Парижу) обосновала в ванной, обувь нашла свое место в прихожей.
Так, тихо мурлыча себе под нос, и справилась. Поставив ноутбук на стол, осмотрелась и счастливо вздохнула. Эх, лепота!
Вдруг Сатанинская конструкция шевельнулось, а я замерла — точно вкопанная. Что-то под ним угрожающе поскреблось и я с воплем:
— Дьявол!
Пробкой вылетела из спальни, не забыв захлопнуть дверь.
Накручивая круги вокруг дивана, дошло… Чего это я? В самом деле? Нервная такая, что бес в церкви. Непорядок. Лялю — ухажера моего шкафовидного не испугалась, когда тот полез в окно с цветами, да пылкими речами. А уж, поверьте мне, там было чего пугаться!
Здоровый лоб, морда-лица перекошенная и зловещая, лапищи, что дубины, и ко всему прочему — влюблен. Влюблен окончательно и бесповоротно! С его-то слов. И все бы ничего… Что я от ухажеров через форточки туалетов не уматывала удочки, что ли? Так этот настойчивый гад жениться вздумал! Угрожает этим по сей день!
Уж ежели Лялю не испугалась, то что мне до ветерка. Просто ветерок подул, а я натура впечатлительная… На том и решила, что, дескать, всяких странных конструкций не боюсь, а в комнату не заходила, потому что вещи уже разложила. И чего там, собственно говоря, делать?
Очень кстати заурчал живот и я, посетовав на голодного предателя, стала рыскать в поисках еды. В чем преуспела. Пицца была хоть и не первой свежести, но голод не сосед — от него не уйдешь. Так меня, жадно жующую, и застал Синица. Даже ничего не сказал. Видимо мои голодные зенки были весомым аргументом, против его претензий.
— И как? Разобрался? — отрывая кусок пиццы зубами, поинтересовалась. Без ехидства, к слову, и с искренним интересом. В конце-то концов, нужно же ему где-то жить?
Уже привычно холодный Синицын опустился на стул за барную стойку аккурат напротив меня. Взял кусок пиццы, не внимая на мое возмущенное:
— Эй!
Откусил, прожевал и невозмутимо поведал:
— Хозяева деньги не вернут, — ну это и так понятно, но отчего-то свое саркастическое замечание оставила при себе, — они их на адвокатов потратили. Но предложили альтернативу…
Синицын сделал выразительную паузу, а я навострила ушки, как та лиса.
— Пять месяцев вместо трех.
— Почему это пять?
Тут уже Синицын искривился в усмешке и нахально заявил:
— Потому что кое-кого жаба задавила! — и не успела я вставить слово, как продолжил, — Ты заплатила за два по цене трех. Поэтому, на правах сильного пола я живу, первые три месяца, а потом заселяешься ты на два.
Кусок пиццы встал в горле, глаз дернулся, спина неестественно выпрямилась — точно деревянная. Вернуться домой? На три месяца.… От подобной мысли тотчас же заворотило. Уж лучше я со свету сведу этого сильного на правах слабого!
— Синицын, — коброй зашлась, вставая из-за стола, — ты же мужчина, — оскалилась, блеснув коварно глазками. Будущий неупокоенный жмурик сощурился, не подозревая, что в случае его отказа его скоропостижная кончина неизбежна. — Разве ты можешь выгнать бедную девушку на улицу?
Между тем подкралась с кошачьей грацией к нему, провела коготками по спине, почти ластясь. Димка повернул свою голову ко мне. Наши лица оказались неприлично близко, но его не проняло. Сухо он изрек:
— Во-первых, не на улицу, а, во-вторых — могу.
Ухх, рожа жмотярская! Так и продолжая невозмутимо жевать, он даже не моргнул, когда мои ногти с силой вонзились ему в бок. Так просто его не пронять.… И, судя по решительному взгляду, отступать он был не намерен. Скорее меня вышвырнут за шкирку, как паршивого, нагадившего в ботинки котенка, нежели проявят благородство.
Синицына я успела изучить вдоль и поперек. Безусловно, из тех крохотулик, что мне удалось о нем узнать, я сложила некий весьма скудный портрет его скрытной личности. И пущай он был не склонен к жалости… Однако есть ли на свете мужчина, невосприимчивый к слезам?