Фенн прижалась к нему, и он сомкнул вокруг нее объятия. Теперь, когда опасность миновала, силы покинули ее. Она снова превратилась в испуганного ребенка. Остаток дня они просидели, глядя на зеленый Нил. Потом, когда солнце начало садиться в тучи дыма и пыли, по-прежнему висевшие над западным горизонтом, Таита встал и понес Фенн в лагерь.
Люди увидели их и выбежали навстречу. Дети возбужденно кричали, женщины вопили от радости. Мерен первым подбежал к ним. Таита поставил Фенн на землю и раскрыл объятия навстречу ему.
– Маг! Мы опасались за ваши жизни, – взревел Мерен еще в пятидесяти шагах от Таиты. – Мне следовало больше верить в тебя. Следовало знать, что твое волшебство победит. Нил снова течет! – Он обнял Таиту. – Ты вернул жизнь Нилу и нашей родине. – Второй рукой он обнял Фенн. – Никто из нас никогда не поймет, сколь огромно совершенное вами чудо, но сотни поколений египтян будут благодарить вас за него.
Тут их окружила возбужденная толпа, Таиту и Фенн повлекли в лагерь. И весь вечер там плясали, оглашая воздух пением, смехом и радостными криками.
Прошло много недель, прежде чем Нил успокоился и вошел в берега. Но и тогда его воды были покрыты пеной и окутаны брызгами, а ревущий поток тащил по дну большие куски красного камня. Звук был такой, словно великан в гневе скрежетал зубами. Тем не менее, Таита приказал переносить части лодок с холма вниз и собирать на берегу.
– Если бы ты не заставил нас отнести лодки наверх, их разнесло бы в щепки, – говорил Мерен. – Я тогда спорил с тобой и теперь прошу понять и простить меня, маг.
– Прощаю с удовольствием, – ответил Таита. – Но по правде говоря, за долгие годы я привык к твоим гонениям на здравый смысл.
Едва лодки собрали, все покинули деревню Калулу и разбили новый лагерь на приятном лесистом участке недалеко от лодок. Здесь ждали, пока уровень воды спадет настолько, что по реке можно будет плыть. Настроение было праздничное. Постоянным источником радости для всех служило сознание того, что можно не бояться преследования джарриан и злобной силы ведьмы, а также того, что возвращение на родину, которую они все так любили и по которой соскучились, не за горами.
Огромная самка гиппопотама из числа тех, что жили в озере, подошла слишком близко к вновь свободному потоку Нила, и ее подхватило течением. Даже огромной силы животного не хватило, чтобы спастись от порогов. Истерзанную тушу самки выбросило на скалы. Смертельно раненная, она выбралась на берег под самым лагерем. Пятьдесят человек, вооруженных копьями и топорами, бросились к ней, и она не смогла дать им отпор. Убив самку, ее освежевали на месте.
Вечером куски нежного мяса, завернутого в сочный нутряной жир, жарились на пятидесяти кострах, и снова люди пировали и танцевали ночь напролет. И хотя все наелись до отвала, оставалось еще очень много мяса, которое требовалось засолить и закоптить; его хватило бы на несколько недель. Вдобавок река кишела рыбой, оглушенной и потерявшей ориентировку в мощном потоке, и ее можно было легко бить острогой прямо с берега, причем попадались рыбины тяжелее взрослого мужчины. Еще оставалось несколько тонн дурры, взятой в хранилищах Джарри, поэтому Таита разрешил сварить пиво. К тому времени когда вода в реке спала достаточно, чтобы вновь пуститься в плавание, все отдохнули и чувствовали себя сильными, здоровыми и готовыми к дальнейшему путешествию. Даже Хилто почти оправился от раны и смог занять место среди гребцов.
Нил перестал быть тонким ручейком, каким был во время похода в страну Джарри. Каждый поворот, каждая мель и каждый риф становились неожиданностью, поэтому Таита не стал рисковать ночными плаваниями. По вечерам приставали к берегу и строили изгородь из колючих кустов. После долгого дня, проведенного на тесной палубе, лошади до темноты паслись и разминались. Мерен с отрядом охотников отправлялся за добычей. Как только спускалась тьма, люди и лошади собирались за изгородью. Привлеченные запахом лошадей и свежей дичи, за колючей оградой всю ночь ревели львы и кружили леопарды.
В убежище нуждалось множество людей и животных, поэтому в загородке было тесно. Однако из уважения и любви, которые все испытывали к Таите и Фенн, им всегда выделяли небольшое, но уединенное место. Когда они оставались одни, разговор часто заходил о родине. Хотя в прежней жизни Фенн носила корону Верхнего и Нижнего царств, все, что она теперь знала о Египте, она узнала от Таиты. И выспрашивала все подробности об этой земле и жизни ее обитателей, их вере и обычаях. В особенности ей хотелось слушать рассказы о детях, которых она родила когда-то давно, и об их потомках, которые правят сейчас.
– Расскажи мне о фараоне Нефере Сети.
– Ты же все о нем знаешь, – возражал Таита.
– Расскажи снова, – настаивала она. – Мне ужасно хочется встретиться с ним лицом к лицу. Как ты думаешь, он поверит, что я была его бабушкой?
– Странно, если бы поверил. Ты больше чем вдвое моложе его, такая молодая и прекрасная, что он может даже влюбиться в тебя, – дразнил ее Таита.
– Этого никогда не будет, – решительно отвечала Фенн. – Во-первых, это было бы кровосмешением, а во-вторых, что гораздо важней, я принадлежу тебе.
– Правда, Фенн? Ты действительно принадлежишь мне?
Она удивленно распахнула глаза.
– Для мага и мудреца ты иногда бываешь редкостным тупицей, Таита. Конечно, я принадлежу тебе. Я пообещала это еще в прежней жизни. Ты ведь сам рассказывал.
Таита решил сменить тему.
– А что ты знаешь о кровосмешении? И кто тебе об этом рассказал?
– Имбали. Она рассказывает мне то, чего не рассказываешь ты.
– Что же она сказала?
– Кровосмешение – это когда кровные родственники гиджима друг друга, – спокойно ответила Фенн.
У Таиты захватило дух, когда с невинных уст слетело грубое слово.
– Гиджима? – осторожно переспросил он. – А что это значит?
– Сам знаешь, Таита, – сказала она с видом долготерпения. – Мы с тобой в другой жизни гиджима друг друга.
У него опять перехватило дыхание.
– А как мы это делали?
– Ты хорошо знаешь. Держались за руки и целовались. Так люди гиджима.
Он с облегчением вздохнул, и Фенн сразу поняла, что он что-то утаил от нее.
– Разве не так?
– Так, по крайней мере отчасти.
В ней проснулось любопытство, и почти весь вечер она была необычно молчалива. Таита знал, что так легко она не отстанет.
На следующий вечер лагерь разбили у водопада, который все хорошо помнили по путешествию вверх по течению. Тогда река почти пересохла, но теперь положение водопада обозначал столб брызг, вздымавшийся высоко над лесом. Пока на берегу рубили кусты и устраивали изгородь, Таита и Фенн сели верхом на Дымку и Вихря и проехали по шедшей вдоль берега звериной тропе, обтоптанной буйволами и слонами и покрытой грудами их помета. Луки египтяне держали наготове и продвигались вперед осторожно, ожидая за любым поворотом столкнуться с каким-нибудь стадом. Однако хотя в лесу неподалеку слышались трубные звуки и треск веток, они доехали до водопада, не увидев ни одного слона. Стреножили лошадей, пустили их пастись и дальше пошли пешком.
Таита вспоминал этот участок реки, когда она была узким ручейком на дне глубокого ущелья. Теперь белопенные воды бились о черную скалу, проходя меж высокими берегами. Впереди гремел невидимый водопад, орошая лица брызгами.
Когда они наконец оказались над водопадом, Нил сузился от двухсот шагов до каких-нибудь двадцати. Внизу поток под бесчисленными арками радуг устремлялся в кипящую пропасть.
– Последний водопад перед порогами Египта, – сказал Таита. – Последняя преграда на нашем пути.
Он задумался, созерцая великолепную картину.
Фенн, казалось, была поглощена тем же зрелищем; на самом деле ее занимали совсем другие мысли. С полуулыбкой, с мечтательным выражением в глазах она прислонилась к плечу Таиты. А когда заговорила, то хриплым шепотом, который почти терялся в грохоте водопада.
– Вчера я спросила с Имбали о том, как люди гиджима. – Она во все зеленые глаза смотрела на Таиту. – Она рассказала. Конечно, я видела, как это делают лошади и собаки, но не думала, что мы тоже так можем.
Таита растерялся.
– Пора возвращаться, – сказал он. – Солнце садится, не стоит оставаться на тропе в темноте, когда вокруг бродят львы. Поговорим позже.
Они оседлали лошадей и двинулись обратно по берегу. Обычно их беседы текли бесконечно, каждая мысль вела к новой. Но сейчас обоим нечего было сказать, и они ехали по звериной тропе молча. Всякий раз как Таита искоса поглядывал на Фенн, та улыбалась.
Добрались до изгороди. Женщины суетились у костров, а мужчины, собравшись небольшими группами, разговаривали и пили пиво, отдыхая после целого дня гребли. Когда Таита и Фенн спешились, к ним подошел Мерен.
– Я уже собирался посылать на поиски.
– Мы разведывали тропу, – ответил Таита, передавая лошадей конюхам. – Завтра нужно будет разобрать лодки и пронести мимо водопада. Тропа крутая, поэтому работы много.
– Я собрал всех капитанов и рулевых, чтобы обсудить это. Мы ждали только твоего возвращения в лагерь.
– Я принесу тебе ужин, – сказала Фенн и ушла к женщинам у костров.
Таита занял место во главе собравшихся. Он завел обычай проводить такие собрания не только ради планирования конкретных действий, но чтобы у каждого была возможность задать вопрос, важный и интересный для всех. Собрания служили также судом над провинившимися, где каждого можно было призвать к ответу за проступки.
До начала совещания, Фенн принесла Таите миску с похлебкой и чашку пива. Уходя, она прошептала:
– Я оставлю лампу гореть и буду ждать тебя. Нам нужно обсудить очень важные вещи.
Заинтригованный, Таита побыстрее закончил собрание. Едва договорились, как переносить лодки, он оставил Мерена и Тината заниматься менее важными делами. Когда он поравнялся с женщинами, те пожелали ему спокойной ночи и захихикали, когда он прошел мимо, словно знали какую-то тайну. Мерен устроил им шалаш в дальнем углу укрепления за занавесом из свежесрезанного тростника. Зайдя внутрь, Таита увидел, что Фенн и впрямь оставила лампу гореть и уже лежала под покрывалом на их ложе. Но не спала. Увидев его, она села и отбросила покрывало. Груди девушки мягко блестели в свете лампы. С ее первой красной луны они пополнели и округлились. Соски торчали, а ареолы вокруг них стали темно-вишневыми.