— Настасья Вадимовна, — обратился к ней председатель, — сотрудники органов из района разместятся у вас, пока идет расследование, помогите им расположиться, постельное белье мы сейчас организуем. Товарищи, вот это наша учительница, она вам поможет, а через час прошу на ужин, Тимофей Федорович знает, где я живу.
Максим спрыгнул с подводы и огляделся: школа стояла на краю села, окруженная аккуратно высаженным молодым березняком: на территории палисадника к тому же красовались несколько молодых елочек; было очевидно, что здание выстроено недавно — государство заботилось об образовании людей и находило деньги на школы.
Девушка оказалась очень миловидная и приветливая, поздоровавшись, повела сотрудников внутрь здания. Максим с волнением рассматривал в коридоре стенды с фотографиями отличников — октябрят и пионеров, вдыхал такой знакомый запах, свойственный только школам, в одном классе даже посидел за партой. Старшина понимающе смотрел на молодого парня, загрустившего по юности. Учительница провела их наверх и показала два небольших класса, где можно расположиться:
— Очень вас прошу остановиться здесь, на втором этаже, мне будет спокойнее, так как здесь моя комната, а то я так боюсь эти ночи! — на глазах девушки показались слезы.
— Хорошо, — успокоил ее Максим, — мы Вам постараемся не мешать по ночам, а днем, уж извините, сюда будут приходить на допрос люди, и это продлится не один день. — Вы мне не помешаете, даже наоборот, поохотней будет, что вы рядом, я ведь еще не в отпуске, занимаюсь делами.
Через двадцать минут председатель вместе с бригадиром принесли постели и помогли собрать пару кроватей, отодвинув немного от окна парты в одном классе, в другом Максим в присутствии участкового смог побеседовать с учительницей:
— Настасья Вадимовна, я читал Ваши первичные показания. За эти дни еще что-то вспомнили или нет?
Учительница отрицательно покачала головой, глаза ее вновь сделались влажными:
— Как сейчас помню только, как она взяла сумку, улыбнулась мне и вышла вслед за лесником. Я всю ночь не спала, ждала ее, но она так и не вернулась.
— Может, кто-то последнее время угрожал ей, или у нее был с кем-то конфликт? Расскажите, нам все очень важно.
Девушка смущенно перевела взгляд на милиционера, но все же решилась и рассказала вот что:
— За три дня до этого Неточка пришла с вызова очень взволнованной и рассказала, что у самой школы Селиванов, поджидавший ее, предложил ей вместе прогуляться за селом. Она отказалась, тогда он схватил ее за руку и потащил в сторону орешника. На ее счастье из района возвращались подводы, отвозившие молоко, завклубом немного струсил, и она вырвалась, быстро забежала за палисадник, а затем в школу. Я уже ей тогда предлагала обратиться в милицию.
— Почему же она этого не сделала? — насторожился Максим.
— Она человек очень скромный и мирный, совершенно не публичный. Вероятнее всего, не хотела никакого конфликта.
— Вот видишь, Тимофей Федорович, какие открываются обстоятельства, в общем-то, видимо, ты оказался прав.
— Так я Вам и говорил, товарищ младший лейтенант.
— Хорошо, Настасья Вадимовна, Вы свободны, спасибо Вам. Если будет страшно, сразу зовите нас, не стесняйтесь.
— Что будем делать, старшина? — Максим обратился к помощнику.
— Пойдемте к председателю колхоза на ужин, может, там в непринужденной обстановке еще что выясним.
— Знаешь, как-то неудобно.
— Да бросьте Вы, лейтенант, это очень гостеприимные люди, вот увидите, они Вас из-за стола выпускать не будут.
Дом председателя находился на другом порядке села и немногим отличался от остальных, был на фундаменте из красного кирпича и под железной крышей, с красивыми резными наличниками. Нужно признать, село было довольно зажиточным, ни крыш под толью, ни тем более под соломой нигде не было, везде крылечки были выкрашены краской. Как только оперативники зашли внутрь, их встретила радушная хозяйка Аграфена Ильинична — женщина лет пятидесяти с заплетенной сзади в кружок темно-русой косой. Ополоснув в умывальнике у стены руки, гости сели за круглый стол в передней комнате, а хозяин выпроводил троих детей в летнюю веранду готовиться ко сну. Хозяйка достала из печи картошку с мясом, тушенную в чугуне, и разложила по тарелкам, выставила в блюде пироги и ватрушки, в стеклянных вазах клубничное варенье и сахар. Венер Михайлович поставил на центр стола только что вскипевший самовар и сел за стол, хозяйка нерешительно присела рядом, периодически поглядывая на мужа. Дав гостям спокойно откушать, супруги терпеливо ждали, не начиная первыми разговор. Старшина вслед за молодым человеком поблагодарил хозяев за вкусный ужин, хотел выйти на улицу покурить, но Аграфена Ильинична вежливо остановила их, поставив на стол пепельницу, они закурили «Беломорканал» из пачки старшины. Первым заговорил хозяин дома:
— Я сходил в клуб, там скоро кончится взрослое кино, сказал заведующему, чтобы он к 10 часам подходил к школе, там на втором этаже вы будете его ждать.
— Спасибо, товарищ председатель, — поблагодарил его Максим. — Завтра с утра вместе с председателем сельсовета соберите на главной улице народ, мы побеседуем с ними, затем попробуем еще раз прочесать близлежащий лес, может быть, молодая женщина еще жива, и мы сможем найти ее.
— Все сделаем, Максим Захарович, только, наверное, опоздали уже мы, как ни горько об этом говорить! Как спохватились ее 8-го к вечеру, начался сильный дождь и шел до утра, не переставая, служебная собака не смогла взять след, как ни пытались, и поиски ни к чему не привели. Тут еще есть одна странная деталь. Бригадир полеводства мне доложил, что утром, около 6:00, проверял состояние пастбищного луга у леса и видел издалека, как там неожиданно приземлился самолет с красными звездами на крыльях, пилот быстро вылез из кабины и скрылся в лесу. Он был на поле около часа, но летчик так и не появился. Вместе с председателем сельского совета они позвонили в воинскую часть в Шую, оттуда прибыл караул и взял самолет под охрану (меня в селе не было, я был до вечера в райкоме партии на партхозактиве). Видимо, вечером прилетел еще такой же самолет с двумя летчиками, заправили бензином первый, никому ничего не говоря, сели в кабины и улетели. Об этом можете расспросить Евлампия Сидоровича, моего бригадира. Хотите, он тоже сейчас в школу к вам придет?
— Будем очень признательны, — поблагодарил офицер. Они поднялись из-за стола и, поблагодарив хозяев, вышли на улицу.
Максим сидел за столом, а старшина на подоконнике, когда в класс зашел заведующий клубом и представился, младший лейтенант указал ему место на стуле рядом с собой. С минуту молодой оперативник разглядывал пришедшего: ему было лет 55, узкий с залысиной череп выглядел отталкивающе, а длинный острый нос и бегающие колючие глаза вообще вызывали отвращение; ладони были очень узкими, такими, как у девчонок, не похожими на мужские. Допрашиваемый заметно нервничал, ерзая на стуле. И старался прикрыть рукой черный синяк под левым глазом.
— Когда Вы в последний раз видели Соболеву Нету Валерьевну? — Максим в упор смотрел в глаза Селиванову.
— Дня за три до ее исчезновения, — было видно, как на лысине допрашиваемого выступил пот.
— А откуда Вы точно знаете время, когда она исчезла?
— Утром 9-го июня Владимир Афанасьевич приходил в клуб и сообщил, что учительница бьет тревогу — фельдшер не пришла с ночного вызова, не видел ли я ее сегодня.
— Владимир Афанасьевич — это кто такой?
— Председатель сельского совета.
— Вы сказали, будто видели гражданку Соболеву за три дня до исчезновения, а другие свидетели утверждают, что Вы приставали к ней в этот вечер, пытались затащить ее в орешник. Что можете сообщить по этому поводу?
— Я действительно взял ее за руку, но лишь с той целью, чтобы ее поцеловать, а эти невежи все восприняли по-своему. Побудете здесь у нас — еще не с такими сплетнями столкнетесь.
Оперативник заметил, как глазенки допрашиваемого вновь забегали, было очевидно, что он лжет и выкручивается.
— А скажи, Женя, откуда у тебя такой фингал? Кто тебе его подсветил? — вмешался в разговор молчавший милиционер.
— Так, Тимофей Федорович, ты со шпаной борешься, что они по утрам в лесу околачиваются и на честных граждан нападают, — работник культуры потер пальцем длинный нос.
Старшина спокойно встал с подоконника, вынул из кобуры наган, играя им, подошел к обмершему Селиванову:
— А ты, Евгений Евгеньевич, покажи мне эту шпану, или хоть приметы их опиши, я и займусь ими, — он повертел стволом пистолета у носа заведующего клубом и убрал наган в кобуру.
Максим в этот момент внимательно смотрел в глаза Селиванову (ведь глаза — зеркало души) и все понял: «Без сомнения, женщину-фельдшера убил именно он. Вопрос теперь только в том, где ее искать, где он ее сумел закопать?»
— Ладно, гражданин Селиванов, Вы пока свободны. Подпишите протокол допроса и можете идти, — не успел младший лейтенант встать из-за стола, как сидевший интеллигентик вскочил со стула и выпорхнул за дверь.
— Зря Вы его отпустили, Максим Захарович, ведь очевидно, что это его рук дело, он сейчас нам бы все рассказал, разрешите, я этого субъекта догоню и верну сюда.
— Не стоит, старшина, он сильно чем-то или кем-то напуган и будет только трястись, да еще ему плохо станет. Завтра еще раз к вечеру допросим, а там видно будет.
— Не думаю, что это у Вас получится. Наверняка эта гнида прямо сейчас побежит в район к кому-нибудь из районного комитета партии[1] под крылышко, больше Вы его не увидите.
— Знаешь, Федорыч, не хочется начинать карьеру с допросов с пристрастием, мы сыщики закона, а не палачи. Конечно, если начальник отдела санкционирует, то придется поговорить с ним более жестко, но мне почему-то кажется, завтра все прояснится. Давай немного подождем, хорошо?
— Давайте попробуем.
В этот момент дверь в класс отворилась, и вошел бригадир полеводческой бригады Запалов, он, сняв фуражку, поклонился и сел на предложенное Максимом место. Несколько минут он подробно рассказывал о такой чудесной посадке самолета у них на поле, практически повторив рассказ председателя колхоза. Сотрудники правоохранительных органов, не перебивая, слушали его. Когда он окончил, Максим спросил его: