Фрунзе любил своего адъютанта за эту его обстоятельность. Все доклады Сергея всегда были очень подробными, с цифрами, примерами. Вероятно, и на этот раз он хотел рассказать все о Матронинском монастыре, что успел прочесть, пока сидел у радистов. К сожалению, Ключевский излагал только историю монастыря, но это сейчас меньше всего интересовало Фрунзе и его товарищей.
– Не надо про Зализняка. Ты бы более подробно про монастырь, – попросил его Фрунзе.
– Да! Еще Ключевский пишет про пещеры на территории монастыря. Когда-то в них прятались гайдамаки. Но со временем они разрушились. Вот, пожалуй, и все, – сказал Сиротинский и затем тихо добавил: – Я понимаю, что нам именно сегодня надо. Но у Ключевского больше ничего такого, что бы нас интересовало, нет. У него все больше про историю, про людей.
– Почему же! – не согласился Фрунзе. – И того, что нам нужно, вполне достаточно. Понятно, где разместились солдаты. Монастырь большой, келий много. Где-то возле валов находится охрана, это тоже ясно. Ночью ее можно тихонько снять и подобраться к монастырю на ружейный выстрел. Ну а там уж…
– Там самое главное и начнется, – скупо усмехнулся Менжинский. Он все еще не принимал бодрый, и даже беспечный, тон Фрунзе, хотя и понимал, что командовать армией, фронтом не может человек, пребывающий в постоянных сомнениях. Менжинский поднял на Фрунзе глаза и твердо добавил: – Кто-то окажется под щитом. Иного варианта не существует.
– Эх, Вячеслав Рудольфович! Не был бы я сейчас командующим фронтом, сам бы возглавил этот отряд. Понимаю, задача не простая. Но скажите, много ли предлагала нам жизнь в последние годы простых задач?
Все смолкли. Совещание как бы подошло к своему окончанию. Правда, не совсем ясно было, что же за группа отправится на станцию Бурты, кто будет ею командовать. По всему было ясно, что Фрунзе выступает больше в роли советника, потому что всецело поглощен другим: тщательной подготовкой к ближайшему наступлению по всему фронту, с тем, чтобы наконец покончить с Гражданской войной здесь, на юге. Отдельные очаги в Сибири и на Дальнем Востоке в счет не шли. После разгрома Врангеля они либо самоликвидируются, разбредутся по различным уголкам и весям, либо сам Фрунзе с высвободившимися войсками быстренько их уничтожит.
– Я абсолютно убежден: это тот случай, когда к успеху может привести только неожиданность, – продолжил Фрунзе. – Неожиданность и умное руководство операцией.
Менжинский понял: Фрунзе подступает к ответу на ожидаемые вопросы.
– Я понимаю, насколько важна эта операция. Да, я жду Первую конную и возлагаю на нее определенные надежды. Но прошу меня понять: у меня нет сейчас ни времени, ни свободных людей, которых бы я мог отозвать с фронта и передать в ваше распоряжение. Нету! Поэтому прошу вас: снимите с меня эту тяжесть! – И уже, глядя Менжинскому в глаза, добавил: – Очень рассчитываю на вашу помощь!
– Предложение, прямо скажу, неожиданное, – ответил Менжинский. – В том смысле, что у Особого отдела фронта иные задачи. В соответствии с этими задачами подобран и кадровый состав.
Фрунзе решил, что Менжинский не хочет принимать на себя эту не простую операцию. Да, она рискованная, но риска все же больше у врангелевцев, которые оказались в глубоком советском тылу и отсиживаются в Матронинском монастыре, как мыши, не смея до поры до времени выбраться на белый свет. Посылая их, Врангель заранее знал, что у них никаких шансов вернуться живыми. Они – смертники. Бросая их в этот костер, Врангель рассчитывал только на то, что при удачном стечении обстоятельств они смогут хорошенько потрепать Первую конную армию, а, быть может, и уничтожить.
– Но я принимаю ваше предложение, – согласился Менжинский. – Человек десять опытных чекистов для руководства операцией я постараюсь найти. Не без ущерба для дела. Но – ладно. Это ведь ненадолго.
– Благодарю вас, Вячеслав Рудольфович. Иначе я и не мыслил. Осталось решить один небольшой вопрос.
На какое-то время Фрунзе вновь смолк. Менжинскому показалось, что он догадывается, в чем суть этого «небольшого вопроса». Не зря Фрунзе несколько раз очень пристально посматривал на Кольцова. Но на всякий случай Менжинский промолчал: вдруг Фрунзе имеет в виду что-то другое. А то так получится, что он подскажет мысль, которую так не хотел бы услышать сейчас из уст Фрунзе.
Но он услышал ее. И не из уст Фрунзе.
– Я совершенно убежден, что этой операцией, назовем ее «засада», должен командовать… – выдержав паузу, Фрунзе обвел непроницаемым взглядом всех здесь присутствующих.
– Да ясно же, кто, – торопливо сказал Гольдман. – Тут ни у кого никаких сомнений. Павел Андреевич Кольцов.
Фрунзе обратил взгляд на Менжинского:
– Обратите внимание, не я предложил, – сказал он.
– Ну и что я должен вам ответить, Михаил Васильевич? – ворчливо спросил Менжинский. Ему не хотелось расставаться с Кольцовым, у него уже возникли на него совсем другие виды. Но и идти против воли Фрунзе он не хотел. Больше того, он понимал, что Кольцов – самая что ни на есть подходящая для этого кандидатура. Уж чего-чего, а осторожности, предусмотрительности и хитрости, так необходимых при выполнении этой операции, ему не занимать.
Менжинский вздохнул и указал на Кольцова:
– Вот же он сам. У него и спросите.
– Спрошу. Но не смею нарушать субординацию. Вы – его прямой и непосредственный начальник.
– Я согласен, – Менжинский пожал плечами, давая понять, что иного решения и быть не могло.
Все обернулись к Кольцову. Он встал.
– А что тут размышлять! – сказал он. – Приказ получен. Приступаю к исполнению.
Глава шестая
После совещания у Фрунзе они вернулись в Особый отдел. Менжинский не отпустил Кольцова. Он попросил помощника принести ему список всех сотрудников ЧК, находящихся на данный момент в Харькове, и стал при Кольцове и для него отбирать не только обстрелянных, но и уже отличившихся в боевых операциях, способных возглавить в будущем отряде группы чоновцев.
Он понимал, что дело, на которое отправлялся Кольцов, было не просто смертельно опасное. У него было не так много шансов на успех. А Менжинский хотел, чтобы он остался в живых. Для этого ему нужны опытные помощники. От них во многом будет зависеть, сумеет ли отряд скрытно проникнуть в Знаменские леса, к Матронинскому монастырю. Уже там, на месте, надо хорошо подготовиться к неравному бою. Надо удачно выбрать время нападения на противника и застать его врасплох. Лишь в этом случае можно рассчитывать на успех.
Но Знаменский лес, где располагался Матронинский монастырь, был многолюден, вокруг много селений, и отряд будет трудно перебросить туда скрытно. А это значит, что противник сможет хорошо подготовиться к боевым действиям. Не исключено, что на помощь врангелевцам придет Петлюра. На этом этапе войны их интересы совпадают. И разгорится такое пожарище, что для того чтобы его погасить, Фрунзе придется снимать с фронта не одну дивизию.
Всего этого не случится, если Кольцов будет действовать партизанским способом. Подбираться к монастырю лучше всего ночью, обходя села. Для того чтобы отряд был управляем, следует разбить его на мелкие группы и во главе этих групп поставить опытных людей.
Менжинский давал Кольцову советы, исходя из своего богатого подпольного прошлого в Ярославле, Свеаборге и Петрограде. Но как же жалко было ему отрывать от сердца так нужных сейчас людей. Большая их часть осталась в Москве, сюда, в Харьков, Менжинский забрал с собой трижды проверенных и испытанных. Сейчас из них отбирал самых осторожных, самых хитрых, не подверженных неоправданному риску.
Список оказался короткий, из восьми человек. Немного подумав, Менжинский вычеркнул из него еще две фамилии и лишь затем передал его Кольцову.
– Это – люди, на которых вы можете уверенно положиться, – коротко сказал он. – Каждого хорошо знаю лично. Не подведут.
Кольцов еще раз бегло просмотрел список. Фамилии были незнакомые, кроме, пожалуй, одной. Кириллов. Он даже подумал, да мало ли в России Кирилловых. Но на всякий случай спросил:
– Знал я одного Кириллова. Тот, помню, был начальником Политотдела Правобережной группы войск в Бериславе. Уж не родственник ли?
– Он самый и есть, – ответил Менжинский. – Андрей Степанович Кириллов. Он вчера вечером у меня был, вас разыскивал.
– Но… в этом списке? – удивился Кольцов. – Как это? Почему?
– Он был здесь, в Харькове, в госпитале. Вчера выписался. Очень хотел вас увидеть. Вот я сейчас и подумал: пусть чуток проветрится после штабной работы. И вам будет в подкрепление.
– Не слишком ли расточительно? Меня бы к нему в помощники, это я бы еще смог понять. Да и согласится ли он.
– Гольдман мне сказал, что разговаривал с Кирилловым. Он согласен. По-моему, Гольдман его и уговорил.
– Когда это Гольдман мог успеть? – усомнился Кольцов.
– Вы плохо знаете Гольдмана. Он еще там, в приемной у Фрунзе, подписал у меня требования на ружейные склады и тут же умчался на вокзал доставать теплушку.
Кольцов вспомнил: минут на десять Менжинский действительно покидал кабинет Фрунзе. Ну, Гольдман! Ну, перпетум мобиле!
– А почему в списке нет Гольдмана? – спросил Кольцов. Он надеялся, что Гольдман напросится с ними.
– Потому, что я его вам не отдам. У него и здесь работы выше крыши. Причем такой, какую я никому не могу доверить, – ответил Менжинский. – Он один заменит всех тех людей, которые отправятся с вами. Я нисколько не преувеличиваю.
Осенние дни и так коротки. Но этого дня, до отказа загруженного сборами, Кольцов и вовсе не заметил. Мелькнул – и все. Прощаясь с Менжинским, он выслушал от него массу напутственных слов, причем все они были или трудно, или совсем невыполнимыми. Причин было несколько. Но главная из них: они ничего наперед не могли предугадать. Неизвестных в этой задачке было столько, что она казалась неразрешимой. Менжинский хорошо понимал это, потому что сказал:
– И все же главное для вас – заранее предупредить Буденного о засаде. Если это удастся, в бой вступать с Матронинской засадой неразумно. Но это решать вам там, на месте. Рассчитываю, что разумное решение вам подскажет ваш прошлый опыт.