– Недавно в этом кабинете мне посоветовали его убить и свалить вину на радикалов, – заметил Брюстер. – Что вы об этом думаете?
– Такая мысль не приходила мне в голову.
– Энди, мне вряд ли стоит говорить вам, что будет со страной, если в четверг Уэнди Холландер сядет в это кресло.
– Я очень живо себе это представляю.
– Есть способ этого избежать, – сказал президент и прищурился на Би сквозь дым сигары, чтобы посмотреть, как он это воспримет. – Естественно, я говорю не об убийстве.
Би нахмурил брови и задумчиво подвигал челюстями:
– Вы хотите объявить его непригодным? Об этом подумывают многие.
– Я сомневаюсь, что это сработает.
– Я тоже. Но вы сказали, что нашли выход?
– Энди, я хочу получить от вас обещание, что наш разговор останется в этом кабинете до тех пор, пока я сам не предам его гласности. Могу поклясться, что речь идет о национальной безопасности, – если чему-то и надо присваивать статус «совершенно секретно», то именно этому разговору. Вы можете дать мне слово?
– Почему мы должны держать это в секрете, господин президент?
– Потому что, если Холландер узнает об этом слишком рано, он найдет возможность нас обойти. Наши шансы будут гораздо выше, если мы сможем застать его врасплох.
– Если я правильно понимаю, нам потребуется согласие конгресса.
– Да. Я дам вам список лиц, с которыми я уже переговорил. Только с ними вы сможете обсуждать эту тему. Завтра утром я собираюсь устроить частную встречу лидеров обеих палат, и на ней мы все обсудим вместе, но перед этим я хочу поговорить с каждым из вас с глазу на глаз.
– Если так, то я не вижу причин отказываться, господин президент.
– Значит, вы даете мне слово?
– Даю. – Он слегка улыбнулся. – Оставляя в стороне вопрос, чего вообще стоит слово «политика».
– Ваше слово всегда кое-чего стоило, Энди. Вы чертовски упорно боролись против меня, и вам не откажешь в искусстве закулисной борьбы, но я не помню, чтобы вы когда-нибудь сознательно нарушали свои обещания.
Весь этот разговор отдавал излишней мелодраматичностью в духе президента Брюстера: при всей своей репутации прожженного политика он оставался на редкость старомодным в своих взглядах. Его представления о мужественности и честности относились к викторианской эпохе. Брюстер был джентльменом, а это выглядело очень странно в мире, где подобные качества считались ненужными или даже подозрительными.
Президент откинулся на спинку кресла:
– Думаю, мне не нужно делать вступительного слова и объяснять, почему крайне нежелательно, чтобы в этот четверг Уэнди Холландер вселился в Белый дом со всеми своими чемоданами. В этом пункте мы в вами согласны, не так ли?
– Целиком и полностью.
– Тогда я хотел бы заметить, что человек, который займет этот кабинет, должен быть введен в курс дела по многим очень важным административным и политическим вопросам, а на это уже не остается времени. Я приложил все свои усилия, чтобы ознакомить с работой Декстера Этриджа, но теперь его нет, и вместо него на нас свалился Уэнди Холландер. Вы на Холме уже не первый год; может быть, вы помните дебаты по поводу билля о преемственности власти, который обсуждался в шестьдесят шестом голу?
– Очень смутно.
– Тогда был поставлен вопрос, что мы должны делать, если в случае чрезвычайных обстоятельств, – например, в результате ядерной атаки и разрушения Вашингтона, – вся линия преемственности будет уничтожена. Говорилось, что надо создать какую-то законодательную базу для военных, чтобы они могли временно осуществлять власть в стране в условиях чрезвычайной ситуации. Помните?
– Да. Это предложение не прошло, потому что никто не хотел принимать закон, который давал бы власть в руки генералам.
– Совершенно верно. Конгресс не захотел в письменном виде оформить то, что теоретически допускалось на словах. Главный аргумент был тот, что если такая ситуация когда-нибудь возникнет, то генералы естественным образом выйдут на передний план и никакого письменного разрешения им не потребуется. Все с этим согласились, и билль не прошел. Но мысль, заложенная в основу законопроекта, была не такой уж глупой, Энди. Любой случай, когда страна лишается одновременно президента и вице-президента, можно рассматривать как чрезвычайную ситуацию, потому что ни один из тех, кто стоит вслед за ними в списке преемников власти, не подготовлен к принятию президентского поста и не ознакомлен со сложными обязанностями главы государства, административной структурой, международными переговорами и тому подобными вещами. Приведу вам пример. Допустим, что хозяином этого кабинета стал Уэнди Холландер, – оставим на минуту вопрос о его политических взглядах, – и предположим, что пять часов спустя Египет, решив воспользоваться моментом, введет свои войска в Израиль. Холландер не только не будет знать о том, какие секретные переговоры мы все это время вели со странами Ближнего Востока, он вообще не будет иметь никакого понятия о механизме международной дипломатии и о том, какие военные шаги следует предпринимать в подобных обстоятельствах. Вы понимаете, о чем я говорю?
– Да, сэр. Но то же самое относится к любому преемнику из списка.
– За исключением того, кто уже занимал президентское кресло раньше, – сказал Брюстер. – Кто знает все тонкости и нюансы.
Би слушал очень внимательно.
– Я говорю о человеке, который был избран президентом на предыдущий срок. Понятно, что в следующий четверг я буду подпадать под это определение. Конфликта с конституционным правилом об избрании более чем на два срока не будет, поскольку я не переизбирался на второй срок. Я делаю это предложение с учетом той угрозы, которую представляет для нас Уэнди Холландер, но мне кажется, что оно довольно здраво само по себе и его можно сделать постоянным правилом. Конечно, я не стану биться об заклад, что конгресс не пожелает все вернуть обратно, как только мы избавимся от Уэнди.
Кабинет президента был утеплен на время зимних холодов, и в спертом воздухе запах сигары Брюстера казался особенно тяжелым. Президент лезет напролом, подумал Би, но продолжал слушать, не делая никаких комментариев.
– Я попрошу конгресс внести поправку в закон о наследовании полномочий президента, которая позволит мне сохранять свой пост до того времени, пока его не займет Клифф Фэрли. Альтернативой этому является Уэнди Холландер – и я до глубины души уверен, что его президентства наша страна не переживет.
– Вы серьезно думаете, что вам удастся убедить в этом конгресс, господин президент?
– Я говорил с лидерами обеих партий в обеих палатах – большинство встали на мою сторону. Хочу вам напомнить, что практически каждый конгрессмен и каждый сенатор по своим политическим взглядам стоит левее Уэнди. А для многих из них это расстояние очень велико.
– Мне хотелось бы услышать, кто вам отказал и по каким причинам.
– Разумеется, я дам вам их имена. Я предоставлю вам полный список как тех, кто согласился, так и тех, кто отказался. Я сделаю это еще до того, как вы покинете этот кабинет. Но сейчас у меня нет времени разбирать с вами поименный список. Я надеюсь, что вы это понимаете, Энди.
У Би мелькнуло смутное подозрение, что президент сказал бы то же самое, даже если бы это не соответствовало истине, – как полицейский, который говорит преступнику, что его напарник уже дал показания. От Говарда Брюстера этого можно ожидать.
– Господин президент, предположим, что конгресс вас поддержит. Предположим, что на вашем пути не встанет Верховный суд и вы получите одобрение у всех, естественно, кроме Уэнди Холландера и его компании. Что тогда произойдет? Что вы станете делать дальше?
– Работать на своем посту так же, как работал последние четыре года.
– Я спрашиваю вас не об этом.
– Вы хотите знать, что я намерен делать с радикалами и расколом в обществе?
– Да.
– У меня нет для вас немедленного ответа, Энди. Эту проблему мы должны решать все вместе. Одно могу вам обещать – я никогда не сделаю того, что сделал бы Холландер.
– А что, по-вашему, он сделал бы на вашем месте?
– Вы хотите сказать, что под тяжестью ответственности он станет более благоразумным?
– Возможно. Такие вещи случались.
– Энди, я поверю в это только тогда, когда вы принесете мне письменное свидетельство за личной подписью Уэнди. А иначе мы не можем рисковать.
Пепел на сигаре президента вырос уже на два дюйма. Брюстер аккуратно стряхнул его в пепельницу.
– Не разочаровывайте меня, Энди. Ваш голос все решает.
– Я всего лишь конгрессмен, господин президент.
– Вы самый уважаемый республиканец во всей палате. Я хочу, чтобы в этой борьбе вы стали республиканским лидером. Организовали своих приверженцев, выставили против оппозиции лучших ораторов, отслеживали голосование.
– Вы хотите сражаться в открытую?
– Да, как только дело дойдет до открытой схватки. Возможно, я глупый старый консерватор, но, если времена меняются, я способен это заметить… Нижняя палата не потерпит закулисной возни. Сейчас любят играть в открытую, и я знаю многих, кто во что бы то ни стало потребует публичной схватки. А в такого рода борьбе мне трудно найти человека лучше вас. Вы сделаете это, Энди?
Би взглянул на свои часы. Половина шестого. Не только президент, но и сами обстоятельства требовали немедленного решения: у него не было времени посидеть и подумать.
– У нас очень плохие шансы, господин президент. Осталось всего два дня. Если Холландер начнет тянуть резину, все пропало.
– Вы должны помочь мне собрать необходимое большинство. А в том, что Холландер начнет тянуть, можно не сомневаться.
– И вы действительно думаете, что в оставшееся время нам удастся набрать две трети голосов?
– Я верю в это.
– Но вы не хотите раскрывать карты до завтрашнего утра.
– В девять мы соберем небольшой совет. Я хочу, чтобы на этом собрании вы встали и сказали несколько слов в мою поддержку. На заседании будут присутствовать только те, кто согласился с моим проектом, поэтому вам не придется вести дискуссию; но мне нужно, чтобы все мои сторонники видели друг друга, чтобы удостоверились, какой широкой поддержкой мы располагаем. Это лучший способ убедить их в успехе дела. В середине дня начнется заседание конгресса. Это будет особенная сессия, возможно, она продлится до глубокой ночи. В случае успеха к этому времени мы должны