– Так это наша вина, Эй Джей?
– Моя, – заявил Раффлс тоном, полным раскаяния. – Эта идея, как я считаю, была целиком моей, Банни; вот поэтому я отдам руку на отсечение ради того, чтобы поймать старого злодея на слове, и чтобы спасти владельца имения так же, как мы спасли мальчишку!
– Но как ты объяснишь то, что они оба попались в его западню? – спросил я. – В чем смысл – одалживать деньги сыну и связывать его долгами, когда отец и так уже должен больше, чем мог бы уплатить?
– На то есть много причин, – сказал Раффлс. – Они любят, чтобы вы были им должны больше, чем сможете выплатить; они беспокоятся даже не столько о сумме долга, сколько о процентах; что им в самом деле не нравится – терять вас после того, как они решили, что заполучили вас. Ведь Леви видел, как невероятно трогательно заботится старик о своем мальчике, прежде всего о том, чтобы его достойно обеспечить, и не дать ему понять, каких усилий это стоит. Но Леви удалось кое-что выяснить про юношу – что он задолжал, что скоро выяснит секрет своего отца, а после того как это случится, может вмешаться и устроить заварушку. «Лучше дать ему свой маленький секрет на сохранение, – говорит Леви, – тогда они оба придержат языки, и я буду держать каждого из них под пятой, пока все не промотают». И он вышел на охоту за Тедди, и шел по следу, пока не поймал его, и кормил отца и сына, держа их в двух разных клетках, пока этот процесс против него не обозначил, что для ростовщика наконец дело запахло жареным. Обрати внимание – запахло недостаточно сильно, чтобы убедить его сбыть с рук растущую в цене собственность жертвы; но довольно, чтобы начать повсеместно выцеживать добро из мелких заемщиков, пока что лелея свой высший класс. Итак, ты видишь, как все сошлось. Говорят, что старый мошенник привлек внимание самого генерального прокурора – а это значит, что дело будет стоить ему тысячи, даже если он его выиграет.
– Так пусть он проиграет дело! – сказал я, от души приложившись к стакану, а Раффлс раскурил очередную сигару. Я понял, что это точное объяснение тактики мистера Леви имело некоторое основание в откровениях беспечных друзей Раффлса; но все же эта способность быстро ухватить суть совершенно незнакомой проблемы была очень характерна для него. Я заметил, что не думал, будто мисс Белсайз останется, чтобы выслушать всю эту унизительную историю, но Раффлс ответил, что она ее слышала. В кратком пересказе я узнал, что она восприняла эти беды так достойно, как я только мог ожидать от обладательницы ее бесстрашных глаз; что Тедди предложил немедленно освободить ее от обязательств, но что Камилла Белсайз отказалась быть освобожденной; но пока я рассыпал похвалы ее духу, Раффлс оставался нарочито безответным. В самом деле, ничто не могло быть заметнее, чем его холодное нежелание обсуждать мисс Белсайз и та пылкая увлеченность, с которой она обсуждала его. В любом случае, можно было заметить, что между ними есть какая-то рознь, и я при всем старании не мог понять, из-за чего.
Однако был и другой вопрос, в отношении которого Раффлс проявлял еще большую и досадную для меня скрытность. Будь я хоть немного более доброжелательно настроен по отношению к Тедди Гарланду, я бы, несомненно, раньше спросил о причине его скандального исчезновения, вместо того, чтобы оставить этот предмет напоследок. Однако мой интерес к этой выходке, несомненно, сразу же был подстегнут решительным отказом Раффлса обсуждать ее.
– Нет, Банни, – ответил он. – Я не выдам тебе мальчишку. Все уже знает его отец, и знаю я, этого довольно.
– Но ведь это твоя публикация в газете привела его обратно?
Раффлс сделал паузу, держа сигарету между вытянутыми пальцами, и его улыбка была для меня достаточно утвердительной.
– В самом деле, Банни, мне не стоит говорить об этом, – ответил он вслух, – это будет нечестно.
– Что-то мне не кажется, что это особенно честно по отношению ко мне, – парировал я, – отправлять меня, чтобы прикрывать твоего приятеля, заставлять меня разыгрывать лжеца целый день, и потом не посвящать меня в секрет, когда парень объявился. Я бы сказал, что ты пользовался моим добрым нравом – впрочем, и наплевать!
– Что ж, так и оставим это, Банни, – радостно объявил Раффлс, – если бы тебе было не наплевать, я бы чувствовал необходимость попросить прощения за такое негодное обхождение; а сейчас я только дам слово больше не брать тебя ни на какие дела, направленные против Дэна Леви.
– Ты ведь не всерьез так решил, Раффлс?
– Если увижу хоть тень возможности поквитаться с ним – совершу что угодно, кроме предумышленного убийства.
– Ты собираешься окончательно уладить его дела с семейством Гарландов?
– Не говоря уж о том, чтобы уладить мои личные разногласия с ним! Мне не терпится провести с Дэном Леви на ринге еще один раунд, и для него самого будет лучше, если этот раунд пройдет подальше от моих дорогих бедных друзей.
– И ты действительно считаешь, что игра стоит свеч, которые осветят потаенные пещеры твоей души и взорвут фейерверк твоего характера?
Никто не смог бы сойтись с Раффлсом без овладения ярким искусством изящной метафоры – и эта пародия на его текучую манеру изъясняться вызвала улыбку на лице моего героя. Но то была лишь бледная улыбка человека, который думает о другом, и мне пришло на ум, что его кивок был довольно грустен. Он стал у открытого окна, затем повернулся и потянулся, точно как я бесконечные двадцать четыре часа назад; мне хотелось узнать, о чем он думает, понять, что именно он мне не раскрыл из того, о чем я не смог бы догадаться. Что-то таилось за его маской веселой воинственности; нет уж, там было нечто, помимо доброго семейства Гарландов и их обыденных несчастий. Эти бедствия явно были поводом. Но могли ли они быть причиной?
Эта ночь была такой же тихой, как и предыдущая. В какой-то момент на меня могло бы снизойти озарение. Но в полной тишине комнаты я вдруг услышал один звук, тихий и мягкий, но вполне отчетливый – источник его находился за дверью.
Глава IX. Тройственный союз
Это был прерывистый звук осторожного движения, скрип подошвы, который не повторялся несколько долгих секунд, почти неслышимое движение руки вдоль двери, выходившей в коридор. Возможно, я вообразил больше, чем услышал, насчет этой последней детали; но все равно, я был так уверен в том, что происходит по ту сторону, как если бы дверь была стеклянной. Однако между коридором и площадкой была еще одна дверь, которую, как я сразу же припомнил, Раффлс за нами накрепко запер. Неспособный бесшумно привлечь его внимание и всегда готовый застать врасплох нежданного гостя, я, задержав дыхание, слушал, пока мои подозрения не подтвердились, а затем встал с кресла, не говоря ни слова. И тут послышался громкий стук во внутреннюю дверь – за миг перед тем, как я распахнул ее перед вечерним образом господина Дэниэла Леви – сверкающей осанистой фигурой в сорочке с булавкой и в складочку, белом жилете и перчатках, в цилиндре и с прочими признаками выскочки, не чуждого ночной жизни.
– Позволите войти? – сказал он с елейной учтивостью.
– Позволю ли?! – не удержался я от возгласа. – Это мне нравится, учитывая то, что пришли вы уже давно! Я отлично вас слышал, вы подслушивали тут у двери – а возможно, и подглядывали через замочную скважину – и постучались вы, только когда я вскочил, чтобы открыть дверь!
– Полноте, дорогой мой Банни! – воскликнул Раффлс, с укоризной кладя руку на мое плечо.
И он с веселой любезностью пригласил нежданного гостя внутрь.
– Но дальняя дверь была закрыта! – протестовал я. – Он, наверное, взломал ее или как-то вскрыл замок.
– Почему бы и нет, Банни? Не только для любви из всех чувств в этой жизни нет преград! – заметил Раффлс с раздражающим радушием.
– …но и для разряженных бандитов! – воскликнул Дэн Леви, не менее иронично, чем Раффлс, но, возможно, с более мрачной иронией.
Раффлс препроводил его до кресла. Но Леви не стал садиться, а встал позади кресла и ухватился за спинку, как будто готовясь ломать мебель о наши головы в случае необходимости. Раффлс предложил ему выпить – тот отклонил это с лукавой улыбкой, не оставлявшей сомнений в его подозрительности.
– С разряженными бандитами я не пью, – заявил ростовщик.
– Дорогой мой мистер Леви, – продолжил Раффлс, – именно вас я и хотел видеть сегодня, никто более не был бы лучше принят в моем скромном жилище; но уже в четвертый раз за день я слышу, как вы употребляете это устаревшее выражение. Вы, как и я, знаете, что вся вот эта работа в стиле «мы подошли из-за угла» уже отошла в прошлое. Где все те веселые разбойники из старой песни?
– Здесь, в Олбани! – заявил Леви. – Прямо в ваших покоях, мистер Раффлс.
– Ну, Банни, – сказал Раффлс, – полагаю, теперь мы оба должны сознаться в своей вине, какая бы там собака его ни покусала, правда?
– Вы отлично знаете, о чем я, – прорычал наш гость сквозь стиснутые зубы. – Вы медвежатники, мошенники, грабители, вы оба; так что действительно можете сознаваться вместе.
– Медвежатники? Мошенники? Грабители? – повторил за ним Раффлс, склонив голову набок. – О чем этот добрый джентльмен, Банни? Стойте! Я знаю – воры! Обычные воры!
И он протяжно захохотал прямо в лицо ростовщику, и мне.
– Можете смеяться, – сказал Леви, – я слишком стар, чтоб меня провели ваши трюки; единственное, что удивляет меня – то, что я сразу не распознал вас, когда мы были в Австрии, – он злобно оскалился. – Рассказать вам, когда я все понял, мистер Анания Джей Раффлс?
– Даниил в логове лжеца, да и только, – пробормотал Раффлс, утирая слезы с глаз. – О да, побалуйте нас рассказом; это лучшее развлечение за последнее время, не правда ли, Банни?
– Точно! – подтвердил я.
– Я размышлял об этом с утра, – продолжил ростовщик, всем видом выражая презрение к нашим насмешкам – когда вы так гладко и бойко разыграли со мной этот свой спектакль, парочка, слаженная в каждом движении! Один занял деньги, другой заплатил мне моей же монетой!