– Как, выспался под рогожкой, Банни? Можешь встать и предъявить свой флаг нашему заключенному. Не стоит бояться его, Банни; клиент оказался настолько дьявольски силен, что, как видишь, пришлось заковать его в кандалы. Хотя нельзя сказать, что я оставил его совсем неподвижным – смотри, сколько веревки, а, Банни?
– Это уж точно! – саркастически рявкнул Леви. – Подло напасть на человека, притащить Бог весть куда, а потом еще и вытереть об него ноги – это по-вашему! Но я буду покорен как ягненок, если только дадите чуть выпить.
И едва я поднялся на ноги и стряхнул с себя «Юнион Джек», то увидел стоящую на ограждении лестницы бутылочку шампанского, хорошо видимую с койки. Признаюсь, я и сам посмотрел на нее с задумчивостью, но Раффлс был равно непреклонен и к врагам, и к друзьям – вместо того, чтобы что-то ответить Леви, он поманил меня, и я последовал за ним по деревянным ступеням вниз. Конечно, я на секунду задумался, а не опасно ли оставлять нашего героя одного, но тут же отбросил эту мысль. Комнатка внизу была оборудована ванной и туалетом, на которые Раффлс указал мне, не спускаясь до конца лестницы. Кроме того, он передал мне остатки заветренных сэндвичей, которые прибыли из дома Леви.
– Боюсь, запивать придется водой из-под крана, – сказал он. – Жалкий бес допил все, что от нас вчера оставалось, и к тому же опустошил мою флягу; но есть он то ли не хочет, то ли не может, так что если он выдержит суд и примет свой приговор как мужчина, боюсь, мне придется отдать последнюю пинту вина этому сатане.
– Суд и приговор! – воскликнул я. – Я думал, ты собирался держать его здесь ради выкупа?
– Но только после справедливого суда, дорогой Банни, – сказал Раффлс с некоторым упреком. – Мы должны выслушать, что эта старая швабра скажет в свое оправдание после того, как услышит предъявленное мной обвинение. Так что суй голову под кран, как только перекусишь, Банни; это, конечно, не сравнится с заплывом, который мне пришлось совершить после того, как я вернул на место лодку, пока вы с Шейлоком спали, но это все, на что у вас есть время, пока я не открыл процесс.
И он сделал это, действуя сразу и как прокурор, и как судья, восседая на сундуке как на скамье, как раз в тот момент, когда я вошел в зал суда.
– Арестант на койке, до того как мы сформулируем обвинение против вас, нам лучше разобраться с последней вашей просьбой о выпивке, сделанной одновременно с абсурдным замечанием насчет «подлого нападения». Эта просьба была заявлена сегодня более чем один раз и неоднократно выполнена. На этот раз же я отказываю. Выпивка является одной из причин ваших несчастий, подсудимый, именно выпивка побуждает вас посещать не менее раза в год Карлсбад ради очищения организма, и все же не более чем через неделю после этого отрезвления вы явились сюда в беспамятстве и не понимая, как вы сюда попали.
– Тут дело не в виски, – проворчал Леви, страдальчески наморщив лоб. – Тут что-то еще, и вы это знаете; это была нечестная игра, и вы за нее еще заплатите. Мой виски хоть бочкой пей, такого похмелья от него не бывает.
– Что ж, – продолжил Раффлс, – ваше шампанское, несомненно, не хуже, и вот здесь стоит бутыль этого напитка, которую вы сможете открыть сами, если только проявите толику здравого смысла сейчас, пока процесс не закончится. Но вы не приблизитесь к этому заветному результату, если будете продолжать твердить о нечестной игре, как будто она велась только с одной стороны, и ваша игра не была еще более подлой. Так вы только затянете ход суда. Вам предъявляется обвинение в вымогательстве и жульничестве в ваших деловых операциях, в обмане и введении клиентов в заблуждение, в попытках обмануть и предать ваших друзей, в нарушении всех правил цивилизованной криминальной активности. Вы не будете приглашены к защите, поскольку этот суд совершенно не оценит все, что вы могли бы в свою защиту сказать; однако сейчас вы имеете возможность обратиться к суду ради смягчения своего приговора. Или, если пожелаете, – тут Раффлс подмигнул в мою сторону, – ваше дело за вас будет представлять адвокат. Мой присутствующий здесь ученый друг, я уверен, будет только рад – правда, мистер Банни? – взять на себя функции вашего поверенного – если, конечно, вы ему верите хоть на йоту!
И Раффлс негромко рассмеялся, как иногда смеется судья над собственно юридической шуткой; я тут же громогласно присоединился к нему, за что и был одним судейским взглядом унижен с позиции состязательной стороны до жалкого статуса публики в зале.
– Если я услышу еще какой-либо смех, то велю очистить зал суда, – сказал Раффлс. – Суд ужасает низведение правосудия до уровня театральной постановки отдельными присутствующими.
Леви было откинулся на своем месте с желтым и помятым лицом, закрыв покрасневшие глаза, но тут он выпрямился и сухими губами изрыгнул в сторону судьи очередь ругательств.
– Берегитесь! – сказал Раффлс. – Неуважение к суду до добра вас не доведет!
– И до какого же добра этот цирк должен довести всех нас? Говорите, что у вас против меня есть, и отправляйтесь к черту!
– Полагаю, вы прискорбным образом путаете наши функции, – сказал Раффлс, сострадательно покачивая головой. – Но что касается вашего первого замечания, тут я постараюсь поймать вас на слове. Вы – ростовщик, держащий среди прочего контору на Джермин Стрит, в округе Святого Иакова и действующий под именем Дэниэл Леви.
– Да, так уж меня зовут.
– Что ж, в это я вполне верю, – подхватил Раффлс; – и если позволите сказать, мистер Леви, я уважаю вас за то, что вы не стали прикидываться Макгрегором или Монтгомери. Под чужим флагом вы не плаваете. Над вами гордо реют череп и кости Дэниэла Леви, и это уже кое-что, что может выделить вас из толпы прочих процентщиков, поставив вас на определенный уровень. К сожалению, другие ваши качества не так похвальны. Возможно, вы дерзки, но одновременно и неразборчивы; вы можете воспарить, но можете и прибегать к подлым ухищрениям. Вы, вероятно, самый крупный деятель в своем ремесле; но при этом и самый большой злодей.
– Передо мной сейчас сидит злодей покрупнее, – заметил Леви, ерзая на своем месте и прикрывая раскрасневшиеся веки.
– Возможно, – сказал Раффлс, вытаскивая длинный конверт и разворачивая большой лист бумаги, – но позвольте мне напомнить вам о нескольких ваших изобличенных злодействах, прежде чем выслушивать выпады в мою сторону. В том году три ваши крупные сделки были отклонены законом как недобросовестные и избыточно обременительные; но подобные случаи происходят с вами каждый год, и в лучшем случае условия несколько изменяют в пользу вашего несчастного клиента. Но до прессы и суда доходят только немногие исключения, а ваше дело устраивается за счет массы других сделок. Вы предпочитаете клиентов таких, как один викарий из Линкольншира, которого вы довели до дома умалишенных в позапрошлом году. Вы лелеете память о семерых бедолагах, которых довели до самоубийства между 1890 и 1894 годом; несчастные уплатили вам все до последнего фартинга, прежде чем отдать долг природе! Вы придаете большое значение связям с обедневшим дворянством и знатью, а они ценят вас за то, что вы остаетесь верны им в самых худших обстоятельствах, но и они добиваются отсрочки, лишь когда приводят к вам своих друзей… Для вашей сети нет рыбы слишком большой или слишком мелкой, начиная от князя Хатипура и до бедняги строителя из Бромлея, который перерезал горло…
– Довольно! – вскричал Леви, корчась в бессильной ярости.
– Действительно, – сказал Раффлс, возвращая бумагу в конверт. – Признаю, это омерзительный груз для всякой живой души; но вы должны заметить, что уже пришла пора, чтобы кто-нибудь обставил вас в ваших гадких играх.
– Это куча бредовой лжи, – парировал Леви, – и вам еще не удалось меня «обставить». Придерживайтесь того, что вы знаете, и скажите мне, разве ваши драгоценные Гарланды не сами навлекли на себя беду?
– Определенно, сами, – отвечал Раффлс. – Но не то, как вы обращались с Гарландами, завело вас в этот милый уголок.
– Что же тогда?
– То, как вы обращались со мной, мистер Леви.
– С чертовым грабителем!
– Одновременно являющимся участником довольно конкретной сделки, дискредитированным именно в отношении этой сделки.
– И всего прочего! – заявил ростовщик, слабо усмехаясь. – Я знаю о вас больше, чем вы можете предположить.
– Мне следовало иначе выразиться, – ответил Раффлс с улыбкой. – Но мы, кажется, забылись, арестант на койке. Прошу заметить, что процесс над вами возобновлен, и неуважение впредь не останется безнаказанным. Совсем недавно вы упомянули моих несчастных друзей; вы утверждали, что они сами навлекли на себя бедствия. Это же можно сказать обо всех, кто когда-либо попадал к вам в когти. Вы сжимаете их так сильно, как только позволяет вам это делать закон – и в этом случае я не вижу, как закон мог бы вмешаться. Так что я вмешался сам – как можно скорее и настолько разрушительно, насколько вам будете угодно.
– Вот именно! – воскликнул Леви, блеснув воспаленными глазами. – Вы всего лишь накалили ситуацию.
– Напротив, вы и я сошлись на соглашении, которое еще сохраняет силу, – веско произнес Раффлс. – Вы собирались вернуть мне определенное долговое обязательство на тринадцать тысяч с чем-то фунтов, взятое в обмен на заем на сумму десять тысяч фунтов, а также вы обязались задержать требуемый срок платежа на сумму в пятнадцать тысяч по крайней мере на год, не исполнив свою угрозу, произнесенную на этой неделе. Такова была ваша часть сделки.
– Ну, – произнес Леви, – и где ж я отступил от нее?
– С моей стороны, – продолжил Раффлс, игнорируя вмешательство, – условлено было предоставить вам правдой или неправдой некое письмо, которое вы, как вы утверждали, никогда не писали. Кстати говоря, оно могло быть добыто только неправдой.
– Ага!
– Но я получил его, невзирая на обстоятельства. Я принес его вам домой прошлой ночью. И вы тут же уничтожили его в результате нападения настолько подлого, какое только можно представить!