– Что ж, мистер Мандерс? Я очень сильно вам обязана. Но могу ли я получить ее обратно?
Я вернул ей то, что ей принадлежало. Все это время мы смотрели прямо друг на друга. Пока она повторяла свои механические извинения, я уставился на нее еще пристальнее.
– Так это были вы! – сказал я, и пожалел об этом, видя мнимое изумление, которое она сразу же изобразила, но тут же ощутил благодарность, когда беспечный луч света прояснил все, что крылось в ее переменчивых глазах помимо этого.
– Кем же, как вы думаете, я была? – спросила она с холодной, едва видимой улыбкой.
– Я вообще не знаю, был ли там кто-нибудь. Я не мог ничего понять, – ответил я искренне. – Я просто обнаружил у себя в руке револьвер.
– Чей револьвер?
– Дэна Леви.
– Отлично! – мрачно произнесла она. – Это даже к лучшему.
– Вы спасли мою жизнь.
– Но я думала, что вы забрали его жизнь, а я – соучастница!
В ее голосе не было никакой дрожи; это был осторожный, нетерпеливый, дерзкий, напряженный, но теперь совершенно точно ее собственный голос.
– Нет, – сказал я, – Я не застрелил его, но заставил его подумать, что сделал это.
– Я и сама так решила, пока не услышала, как вы разговариваете.
– Но вы не издали ни звука.
– Да уж, конечно! Я предпочла скорее скрыться оттуда.
– Но, мисс Белсайз, я сойду с ума, если вы не объясните мне, как вы вообще туда попали!
– А вы не думаете ли, что это хороший момент, чтобы рассказать мне о себе – и о вашем деле?
– О да, и мне даже все равно, кто начнет первым! – произнес я взволнованно.
– Тогда это буду я! – ответила она немедленно, но повела меня к ужасному дивану в глубине комнаты и усадила там, как будто мы собирались пообщаться по совершенно светскому поводу. Пока мы обсуждали то, что хотели, в этой обстановке увядшей респектабельности, я не мог поверить, что все это происходит в действительности, и притом так неожиданно. За нами располагалось окно, смотревшее на узкую лужайку с гравийной окантовкой, и купы ив, отделявших дом от Темзы. Сцена этого разговора казалась мне нереальной при всем своем реализме.
– Вы ведь знаете, что произошло тем утром, – я имею в виду день, когда не состоялась игра, – начала говорить мисс Белсайз, – ведь вы были там; и хотя не остались, чтобы увидеть все, что случилось после, я полагаю, сейчас вы все знаете. Мистер Раффлс, конечно же, вам рассказал; вообще-то, я слышала, как бедный мистер Гарланд отпускал его. Как ни посмотри, ужасная история. Никто не смог бы с честью выйти из подобного положения, ну и как можно ждать, что такой милый человек устоит в борьбе против безжалостного ростовщика? Мистеру Раффлсу, наверное, это удалось бы, если можно назвать его милым!
Я сказал, что это было бы, пожалуй, худшим прозвищем для него. Я даже упомянул несколько примеров. Мисс Белсайз выслушала меня очень внимательно.
– Что ж, – продолжила она, – но в этом деле он был очень мил. Я могу отдать ему должное. Он сказал, что отлично знает мистера Леви, и посмотрит, что можно сделать. Но он говорил таким тоном, которым палач мог бы рассуждать «что можно сделать» с приговоренным! Все это время я гадала, что произошло в Карлсбаде – что именно имело в виду это чудовище, когда говорило о мистере Раффлсе в нашем присутствии. Ну и, конечно же, я понимала, что он хотел, чтобы мы думали о худшем; но была ли за всем этим хоть часть правды?
Мисс Белсайз посмотрела на меня так, будто хотела получить ответ, но из-за этого я, уже почти начав говорить, осекся.
– Я не хочу этого знать, мистер Мандерс! Конечно, вам все известно о мистере Раффлсе, – сказала она с жаром, – но для меня это ничего не значит, и я определенно буду на его стороне. Вы сами сказали, что речь, возможно, шла лишь о розыгрыше, если вообще что-то и было, так я и старалась думать, несмотря на то, что за ним следовали у Лордов те ужасные люди, и несмотря на то, что он ушел, пока они за ним следовали. Но он так и не появился на игре больше – хотя приехал из самого Карлсбада, чтобы увидеть ее! Зачем он вообще туда приходил? Чего он на самом деле пытался добиться? И что он мог предпринять, чтобы спасти кого-то от мистера Леви, если сам находился в его власти?
– Вы ведь не знаете Раффлса, – сказал я, вступив на этот раз вовремя. – Он никогда не находился в чьей-либо власти дольше часа. Я бы доверил ему спасение кого угодно, в самой отчаянной ситуации, какую только можно придумать.
– Спасение при помощи какого-нибудь отчаянного поступка? Именно этого я и боялась! – объявила мисс Белсайз с видимым беспокойством. – В Карлсбаде действительно что-то произошло; но что-то гораздо худшее случилось потом… И все это из-за Тедди и его бедного отца! – прошептала она.
Я был согласен с тем, что старина Раффлс не остановится не перед чем ради своих друзей, и мисс Белсайз снова подтвердила, что именно этого она и опасается. Ее отношение к Раффлсу совершенно изменилось. Я подумал, что это произошло из-за благодарности, когда она заговорила о несчастном отце и его сыне.
– И я была права! – воскликнула она с другим чувством, которому непросто было подобрать название. – После игры в субботу я приехала домой совершенно расстроенной…
– Хотя Тедди так хорошо играл! – довольно глупо перебил ее я.
– Но я не могла не думать о мистере Раффлсе, – отвечала Камилла, блеснув своими честными глазами, – и не продолжить гадать, что произошло. А потом, в воскресенье, я увидела его на реке.
– Он не говорил мне об этом.
– Он и не заметил, что я его узнала; он совершенно преобразился! – тихо сказала Камилла Белсайз. – Но его маскировка не помешала мне разглядеть, что это он, – добавила она, явно гордясь своей проницательностью.
– Но вы с ним поговорили, мисс Белсайз?
– Нет, конечно! Я не стала с ним разговаривать; его дела меня не касались. Но он был там, у сада мистера Леви, выбрался на берег и осматривал лодочный домик, когда никого не было рядом. Зачем? Чего он хотел? И ради чего так изменил свой вид? Я подумала о том случае в Карлсбаде и почувствовала, что что-то подобное может произойти опять!
– И?
– Ну что я могла сделать? И должна ли была что-то делать? Мое ли это было дело – вмешиваться? Можете представить, как я сомневалась в себе, какие вопросы себе задавала, и какими нелепыми были ответы! Я не стану утомлять вас всей подноготной – в конце концов, для вас все очевидно. Дело было не в том, что я могла бы сделать к лучшему, а в том, что боялась узнать худшее. Весь вчерашний день новостей не было, и мистер Раффлс не появлялся; ночью тоже ничего не случилось, иначе мы обязательно услышали бы; но это только убедило меня в том, что вскоре что-то должно произойти так или иначе, вероятно, ночью. Недельный срок истекал – ну, вы помните, о чем я – последняя неделя в своем доме для Гарландов. Если что-то и должно было случиться, то скоро – ведь я понимала, что мистер Раффлс что-то предпримет. Я только хотела знать что – вот и все.
– Справедливо! – пробормотал я. Но сомневаюсь, что мисс Белсайз услышала меня; она не нуждалась ни в моем одобрении, ни в воодушевлении. Прежний свет – ее собственный бесшабашный свет – засиял в ее глазах!
– В ту ночь, – продолжила она, – я не могла сомкнуть глаз; а в прошлую ночь решила вовсе не ложиться. Я уже говорила вам, что выкидывала странные вещи и шокировала жителей этого пригорода. В общем, в последнюю ночь, если не считать это ранним утром, я сделала то, что показалось бы им самым странным. Вы ведь знаете, у меня есть лодка; в эту пору года я почти что живу в ней. Сегодня ночью я вышла незамеченной, частично – чтобы убедиться, а частично – простите, мистер Мандерс?
– Я ничего не сказал.
– Вы так изменились в лице!
– Я бы послушал продолжение рассказа.
– Но вам ведь известно, что я собираюсь сказать?
Конечно, я знал, но все же, я вытащил из нее все детали. Еле видная фигура в белой рубашке, этой ночью сидевшая в каноэ, проплывшем рядом с причалом Дэна Леви, которого мы как раз в этот момент пытались погрузить на борт его собственной прогулочной лодки, а затем замеченная у пустого дома, когда мы пытались выгрузить тушу ростовщика, эта самая тонкая фигура сидела сейчас рядом со мной. Она видела нас, каждый раз отыскивая. Она слышала и распознала наши голоса; только дело, которым мы занимались во тьме, она поняла неправильно. Она так и не созналась мне, но я все еще думаю, что она опасалась, будто мы переправляли мертвое тело, чтобы спрятать его в покинутой башне.
И все же я не знаю, что она на самом деле думала. Мне кажется (и она это уверенно подтвердила), что какой-то смутный намек на правду приходил ей на ум по крайней мере так же часто, как это ужасающее предположение. Но она должна была узнать наверняка; и таким образом, сперва отважившись разузнать, что в его доме никто не уверен насчет текущего местонахождения мистера Леви, но при том никто не испытывает по его поводу ни малейшего беспокойства, эта молодая женщина, верная той храбрости, которую я увидел в ее глазах при первой встрече, предприняла куда более отважный шаг – причалила к лужайке на берегу и поднялась в башню, чтобы раскрыть ее секреты. Ее легкие шаги по винтовой лестнице и стали причиной моей смертельной схватки с Дэном Леви. Она слышала, что происходило наверху, и даже частично видела; вообще-то, она достаточно поняла из ужасающих ругательств Леви, чтобы составить представление, и даже не вполне ошибочное, о том, что происходило между ним, Раффлсом, и мной. Что касается выражений, примененных ростовщиком, то мисс Белсайз с наконец-то проявившимся юмором уверила меня, что она достаточно повидала в своей жизни, чтобы быть не более парализованной их грубостью, чем соседи ее матери. Револьвер упал прямо к ее ногам, а затем, когда она уже думала, что я последую за ним через перила, она инстинктивно вложила его в мою хватающуюся за воздух ладонь.
– Но когда вы выстрелили, я почувствовала себя убийцей, – заявила она. – Так что, получается, я неверно вас оценила уже во второй раз.